Переселения фракийских племен внутри своей страны; поход киммерийцев в союзе с фракийцами в Малую Азию через Балканский полуостров; греческая колонизация фракийских берегов Понта Евксинского и Эгейского моря; скифский поход Дария, двигавшегося через Фракию; величайшие две войны античного времени — Греко-персидские и Пелопоннесская; претензии Афин и Спарты, а также частных лиц на фракийские земли и их рудные богатства, выражавшиеся в военных столкновениях, и другие события, потрясавшие Балканский полуостров, не могли не оказать влияния на экономическое и политическое развитие Фракии.
Киммерийское вторжение, бывшее одним из последних отголосков племенных переселений на Балканском полуострове конца II—I тысячелетия до н. э., падает на период, затрагиваемый этой работой. В IX— VII вв. до н. э. часть киммерийцев, одного из первых племенных объединений, упоминаемых исторической традицией в качестве древних насельников степных пространств Северного Причерноморья и Крыма, двинулась под натиском скифов на запад, имея целью своего передвижения Малую Азию. Несколько свидетельств надежных литературных источников, подтверждаемых и ассиро-вавилонскими клинописными документами, указывают на продвижение этой части киммерийцев через Прутско-Днестровское междуречье, восточные балканские области и Фракию в Малую Азию. Свои походы они совершали совместно с трерами (бесспорно фракийским племенем, локализуемым чаще всего в северо-западной Фракии, рядом с трибаллами), южнофракийским племенем эдонов (обитавшим на нижнем Стримоне) и, может быть, с тралпами (жившими на левом берегу нижнего течения р. Неста). Следы киммерийского продвижения и, видимо, длительного пребывания во Фракии хорошо прослеживаются и по археологическим данным. Трудно с определенностью сказать, каково было непосредственное влияние киммерийского вторжения во Фракию.
Безусловно существенное значение для истории Фракии, и экономической и политической, имела греческая колонизация фракийских побережий Эгейского моря, Пропонтиды и Понта Евксинского. Она включила Фракию в круг широких культурных и торговых средиземноморских связей и послужила в определенном смысле ускорителем тех внутрифракийских экономических процессов, которые были подготовлены собственным развитием этой страны (см. карту 6 на стр. 74).
Первые отзвуки наиболее ранних колонизационных действий древних греков на фракийском побережье и столкновений эллинов и фракийцев можно уловить в гомеровском эпосе - повествования о выступлении фракийцев в союзе с Троей, о столкновениях Одиссея с киконами; в эпопее аргонавтов с описанием враждебных действий фракийцев против греческих набегов в Пропонтиде и Западном Причерноморье. Наиболее ранние сведения о колонизации Фракии касаются полуострова Халкидики, где уже в VIII в. до и. э. соперничали в захвате наиболее плодородных мест греки из эвбейских городов Эритрии и Халкиса. Они основали здесь множество мелких поселений, носивших земледельческий (главным образом винодельческий) характер. Демосфен упоминает здесь 32 полиса. Позднее (с середины VII в. до н. э.) восточный берег Халкидики и побережье до р. Стримона колонизовали греки с о. Андроса. Ими были основаны Аканф, Сана, Стагейра, Аргилос.
На Эгейском побережье Фракии от р. Стримона до р. Неста решающую силу в колонизационном движении играл г. Фасос. Заселенный греками с о. Пароса в первой четверти VII в., он с середины VII в. стал активной колонизующей силой не только на самом острове Фасосе, но основал колонии (Нсаполис, Ойсиме, Крениды и др.) на противоположном Фасосу берегу фракийского материка, между реками Стримоном и Нестом. Земли эти, богатые золотоносными жилами (особенно в Пангейских горах), достались грекам с большим трудом: фракийцы сайи оказывали им ожесточенное сопротивление, перипетии которого нам известны благодаря поэтическому творчеству Архилоха и эпиграфическим документам. Золото Фасоса и континентальной полосы послужило основой благосостояния фасосцев: Геродот сообщает, что незадолго до Греко-персидских войн их доходы равнялись ежегодно 200—300 талантам (VI, 46); один рудник в Скаптесиле приносил доход в 80 талантов. Вероятно, фасосцами был основан и г. Эйон в устье р. Стримона К востоку от р. Неста фасосцы могли удержать только г. Стриме. Столкновения между местными жителями фракийцами и колонистами и враждебные действия на о. Фасосе, очевидно, ограничились начальным периодом колонизации. В дальнейшем был найден modus vivendi, о чем свидетельствуют эпиграфические, нумизматические и литературные источники; они указывают на греко-фракийский синкретизм в религиозных верованиях, языке и материальной культуре Фасоса.
В устье р. Неста в середине VII в. до н. э. пытались обосноваться клазоменцы, заложившие здесь г. Абдеру, но они были изгнаны фракийцами. Закрепиться в этом месте значительно позже (543 г. до и. э.) удалось лишь грекам с о. Теоса. Благосостояние Абдеры, ставшей одним из значительных городов Эгейского побережья, основывалось не столько на плодородии почв, сколько на выгодном расположении ее гавани, служившей началом важного торгового пути, шедшего от берега Эгейского моря в глубь Фракии.
Другой крупный город — Маронея был основан хиосцами на землях киконов в середине VII в. до н. э. Это был центр торговли, главным образом виноторговли, славившийся в Северном Причерноморье и на севере Балканского полуострова; он успешно конкурировал с Фасосом.
Очень рано, еще в VIII в. до н. э., греки с о. Самоса заняли о. Самофракию, откуда было выведено несколько колоний на противоположный фракийский берег, в междуречье Неста и Герба (совр. Марица). Наиболее западная из них - Месембрия, к востоку от нее были основаны Зона, Сале, Темпира и другие города.
Богатства Эгейского побережья Фракии не остались незамеченными наиболее предприимчивыми афинскими политическими деятелями. Афинский тиран Писистрат во время второго изгнания сумел достать в Пангейской области серебро и навербовать наемное войско, которое помогло ему восстановить в 539/38 г. свою власть в Афинах. Весьма вероятно, связи с Фракией у Писистрата возникли еще раньше, во время первого изгнания, т. с. еще с 556/55 по 550/49 г. И в дальнейшем из области р. Стримона он получал доходы, способствовавшие укреплению его власти и финансового положения. Бесспорно, деятельность афинского тирана во Фракии не могла не оказать влияния на события внутрифракийской истории.
Усиленные разработки Писистратом рудных богатств в районе Пангенских гор (но, может быть, и других месторождений Южной Фракии) предполагают использование на рудничных работах местных жителей. Нельзя, однако, исключать возможность работы на рудниках и пришлого люда. По крайней мерс известно, что несколько десятилетий спустя именно в этом районе жило смешанное население — множество «эллинов и варваров» (Herod., V, 23).
Мы можем лишь предполагать, что и военное наемничество, практиковавшееся Писистратом во Фракии, не осталось без последствий для истории страны. Участие наемников в битвах, которые Писистрат вел в Аттике, и, возможно, применение этих же войск в качестве полиции после разоружения народа, которое провел тиран в Афинах, включало многих из солдат-наемников в эллинский образ жизни и давало им опыт греческой военной тактики и стратегии.
Со времен Писистрата начинается колонизационная деятельность Афин во Фракии, имевшая существенные социально-экономические последствия для этой страны. Она относительно хорошо освещена в источниках. Эта деятельность была направлена прежде всего на земли Херсонеса Фракийского — важнейшего стратегического пункта на Геллеспонте и связана с именами видных представителей рода Филаидов. В начале правления Писистрата в Афинах Мильтиад, сын Кипсела из рода Филаидов [условно — Мильтиад Старший (I)], основал колонию на полуострове Херсонесе Фракийском (совр. Галлипольский полуостров). При этом он последовал призыву фракийского племени долонков, живших на Херсонесе и подвергавшихся нападению своих соседей фракийцев-апсинтов. Послы долонков по указанию дельфийского оракула обратились к Мильтиаду с просьбой защитить их от апсинтов. Тяготившийся тиранией Мильтиад принял их предложение и вместе со многими афинянами, пожелавшими поехать с ним, основал колонию. Он защитил полуостров от апсинтов стеной, которая пересекала узкую, восточную часть полуострова с юга на север. После его смерти жители Херсонеса Фракийского устраивали в память о нем жертвоприношения и конные состязания. Власть в Херсонесе наследовал его сын Мильтиад (II), а затем Стесагор (II), старший сын Кимона — брата Мильтиада Старшего (I), а после его смерти - младший сын Кимона Мильтиад [Мильтиад Младший (III)]. Этот последний, стремясь укрепить свои позиции в Херсонесе, женился на дочери фракийского царя Олора — Хегесиниле. Его правление было прервано, когда скифы, преследуя персидскую армию Дария после его неудачного скифского похода, вторглись в область долонков. Однако после их ухода Мильтиад вернулся в Херсонес, где правил до 493 г. до н. э.24 В результате колонизационной деятельности Афин на Херсонесе возникли города Критоте, Пактие, Элеунт.
Множество мелких греческих поселений на Херсонесе Фракийском, носивших стратегический, торговый и, главное, сельскохозяйственный характер, было основано Лесбосом и Милетом. Лесбосцы основали здесь Сеет, Мадит, Алопеконес; жители г. Милета основали колонии Абидос, Кардию и совместно с клазоменцами — Лимне.
Побережье Пропонтиды было ареной колонизационной деятельности двух греческих центров — Мегары и Самоса. На северном (фракийском) берегу мегарцами были в первой половине VIII в. до н. э. основаны Византий и Селимбрия. Роль первого из названных городов во всемирной истории общеизвестна. Географическое положение его на «земляном мосту», почти соединяющем Европу и Азию, плодородные земли, рудные ископаемые (золото и медь) и богатство рыбой обеспечили Византию крупную роль в политической и экономической истории не только Фракии, но и античного мира вообще. Благосостояние города основывалось на сельском хозяйстве и торговле со многими центрами Понта Евксинского, Афинами, внутренней Фракией.
Выходцами с о. Самоса были основаны на берегах Пропонтиды Перинт, Герайон тейхос, Бизанте и еще несколько более мелких полисов.
Колонизация западного побережья Понта Евксинского была проведена главным образом поселенцами из Милета. Одной из наиболее ранних его колоний в этой части Понта была Истрия (вероятно, с середины VII в. до н. э.); в конце VII в. основана Аполлония, в VI в. до н. э. — Одесс, Томы и Дионисополь. Несколько позже проходила колонизация Западного Понта Мегарой. Мегарцами были здесь основаны Месембрия и Каллатия (в конце VI в. до н. э.). Экономика занявших удобные гавани милетских колоний (главным образом Истрии и Аполлонии) в основном базировалась на торговле, в которой фракийский хинтерлянд играл огромную роль. Об этом красноречиво свидетельствует распространение импортных греческих изделий во внутренних и особенно соседних с греческими полисами фракийских землях, а также изображения на монетах этих полисов, имеющие отношение к торговой деятельности. Колонии мегарцев, включившиеся позднее в колонизационное освоение Западного Понта, носили главным образом сельскохозяйственный характер.
Процветание и богатство греческих полисов фракийского побережья (особенно Эгейского побережья), широкое распространение греческих изделий — главным образом керамических и металлических, проникновение монет, чеканенных во многих городах греческой ойкумены, в прибрежные и внутренние области фракийских земель, активная торговая и ремесленная жизнь полисов, в которую было втянуто окрестное и специально для этого приехавшее фракийское население, — все это свидетельства и активного восприятия фракийским миром экономических контактов с эллинскими полисами, и его зрелости, обеспечившей возможность этих контактов. Имеется достаточно данных и о социальных последствиях включения Фракии в торговлю античного мира, о чем неоднократно будет говориться ниже. К сожалению, в этой работе я не смогу остановиться на взаимовлиянии фракийской и греческой культур. Оно проявлялось в самых различных областях духовной жизни — в религии, письменности, изобразительном искусстве, архитектуре, мифологии и т. д.
Тем не менее следует подчеркнуть, что греческая колонизация не была фактором, решившим проблему возникновения государства фракийцев: ядро его находилось вдали от морского побережья и эгейских центров, основную роль играли в нем (это ярко подчеркнул X. Данов) не соседние с эллинскими колониями племена, испытавшие наиболее сильно радиацию греческой экономики и культуры, а глубинные племена, сохранявшие в более чистом виде свой этнокультурный облик, специфическую политическую организацию и находившиеся в центре внутрифракийских экономических районов и коммуникаций. Центром Одрисского царства были внутренние, а не прибрежные районы (Хеnoph., Anab., VII, IV, 21; VII, V, 15; VII, VII, 2).
Скифский поход Дария I 513—512 гг. до и. э. и события Греко-персидских войн составили целую эпоху в истории Фракии, ставшей ареной вторжения персов и сделавшейся активной силой в столкновениях греческих и скифских сил с Персидской державой. Огромная армия Дария, устремившаяся к нижнему Дунаю, где персидский царь собирался нанести поражение скифам, двигалась на север через восточные области Фракии: через земли тинов, область расселения одрисского племени, затем земли, лежавшие за Аполлонией и Месембрией, где жили племена скирмиадов и нипсеев. Ни одно из этих племен, как пишет Геродот, не оказало Дарню сопротивления. Только когда армия персов вторглась на земли гетов, живших во внутренней Фракии за Каллатией, Томами и Истрией, ей было оказано сопротивление, не остановившее, однако, движение персов к Истру. Перейдя по мосту эту реку, Дарий не смог, как он надеялся, разбить скифов: они уклонились от сражения и сумели заманить его армию в безводную пустыню, где «великий царь» понес огромные потери. Отступающих назад персов скифы преследовали до Боспора и Пропонтиды.
X. Данов выразил сомнение относительно справедливости сообщения Геродота о пассивности южнофракийских племен и отсутствии у них какой-либо попытки оказать персам сопротивление25. Действительно, стремительное бегство Дария через Фракию после скифского похода и последующая политика Персидского царства по отношению к этой стране указывают на то, что персы ощутили необходимость подчинить Фракию для достижения военных успехов в Европе, будь то Греция или Скифия.
После неудач скифского похода (а по мнению некоторых ученых, еще во время него), Дарий поручил одному из наиболее талантливых своих полководцев Мегабазу подчинить население, жившее по Геллеспонту, а затем во Фракии. Начав выполнение этих задач захватом г. Перинта, Мегабаз с 80-тысячной армией обрушился на Фракию. Уже давно в научной литературе было отмечено, что речь идет не о Фракии в целом, как сообщает Геродот в начале повествования о походе Мегабаза (V, 2), а о прибрежных районах Эгейской Фракии до Стримона, как Геродот уточнил в другом месте (V, 10). Но и здесь подчинены были не все племена; свободными остались, например, доберы, агрианы, одоманты. Несмотря на опорные пункты, созданные во Фракии персами (Миркин и Эйон на нижнем Стримонс в области племени эдонов, Боридза на западном берегу Понта, Дориск на Гебре), эфемерность персидского завоевания здесь была очевидна. Уже в 492 г. Мардоний — полководец нового персидского владыки Ксеркса должен был еще раз пройти по фракийскому побережью, подчинив множество фракийских племен (петы, киконы, бисгоны, сапеи, дсрсси и др.) власти персов Herod.. VII, 108—115) вплоть до наиболее западных (бизалты) из них. Свободными остались лишь сатры (VII, 110, 111). Некоторые авторы (например, X. Данов), на мой взгляд, преуменьшают степень подчиненности прибрежной Фракии персам. Следует все же считать достоверными данные Геродота, указывающего на определенные формы подчинения этой страны Персии. Они выражались, во-первых, во включении европейских фракийских отрядов в состав армии персов (VII, 115); в их участии в строительных и других работах Ксеркса (VII, 23). Во-вторых, следует обратить внимание на выплату дани персидским завоевателям фракийскими племенами; об этом, на наш взгляд, бесспорно свидетельствуют помимо указания Геродота (VII, 108) монеты фракийских племен, найденные в кладах вместе с монетами греческих городов, выплачивавших дань персам. Глубокие надсечки для пробы качества металла на фракийских и греческих монетах и сплав их в слитки служат указанием на отсутствие в этом случае у них денежных функций и делают невозможным предположение о торговле между персами и фракийцами. Тем не менее сторонники включения Фракии в состав Ахеменидской державы в качестве сатрапии (Г. Бенгтзон, К• Белох, Ж. Визнер) также не кажутся мне правыми, так как, во-первых, отсутствуют прямые указания литературных источников об этом факте; во-вторых, его отвергают данные нумизматики. Как известно, в империи Ахемснидов чеканились монеты с изображением бородатого увенчанного короной вооруженного царя (так называемые «дарики»). Чеканка от имени сатрапов — явление позднее (с 400 г.); но и тогда на монетах сатрапов имелось постоянно одно и то же изображение — голова сатрапа в тиаре, лишенная портретных черт. В отличие от этого фракийские племена Эгейского побережья чеканят свою собственную оригинальную монету как раз во время Греко-персидских войн. Это обстоятельство не может не служить указанием на относительную политическую независимость фракийцев. Поэтому скорее можно говорить об экономической, чем о политической зависимости Фракии от Персии.
Не менее существен для истории Фракии период после поражения персов в Греции, когда с 480 г. до и. э. они еще пытались удержать в своих руках фракийское побережье. В это время здесь в полной мере развернулась борьба фракийцев против персов, изобиловавшая яркими эпизодами их сопротивления и драматическими событиями (flerod., VIII, 117, 115; IX, 115, 119). Есть все основания считать, что это был этап истории, сыгравший свою роль в политическом объединении страны. К этому времени относятся указания различных источников об объединении племен, хотя степень и формы их организации, как это будет показано ниже, были самыми различными. Это влияние внешнеполитических событий на объединение общефранкийских сил сказывалось и позже.
Было бы неверно считать, что борьба фракийцев против персов носила характер поддержки греков. Напротив, достаточно фактов свидетельствуют о том, что фракийцы имели вполне самостоятельные планы, ставящие целью изгнание чужеземцев из своей страны, будь то персы или греки. В 70-х и 60-х годах V в. до н. э., когда афиняне стремились вытеснить персов из все еще остававшейся за ними Эгейской Фракии и закрепить здесь ключевые позиции в Пристримоиских, Пангейских областях и на Гебре, фракийцы оказывали им героическое сопротивление, отстаивая свою независимость. Битвы за города Эйон, Девять Путей,
Драбеск и Датой (будущий Филиппи — Амфидоль) принесли афинянам поражение, нанесенное в ряде случаев объединенными силами нескольких фракийских племен.
В ранний и более поздний период колонизации Фракии Афинами и афинянами нет оснований, как мне кажется, рассматривать интересы этого полиса как стимулирующие общефракийское объединение. Военные успехи Афин при колонизации были обратно пропорциональны степени консолидации фракийцев.
Дальнейшая история одрисско-афинских отношений (IV в. до и. э.) изобилует примерами, свидетельствующими, что Афины поддерживали сепаратистские тенденции в Одрисском царстве.
Краткое изложение крупнейших политических событий конца VI—• V в. до н. э., в центре которых стояло столкновение крупнейших сил античной ойкумены того времени — эллинских государств и Персидской державы, важно в данной работе с точки зрения определения их значимости для подготовки общефракийского объединения. Рассматривая их под таким углом зрения, мы можем констатировать постепенное усиление объединительных тенденций и совместных военных выступлений нескольких племенных объединений Фракии. Сведения о пассивности большинства фракийцев во времена скифского похода Дария, а затем Греко-персидских войн, которые дает «История» Геродота, должны восприниматься до некоторой степени критически. В обоих случаях, приняв на себя первые удары выступающей в поход огромной армии персов, фракийские племена нашли в себе силы для того, чтобы сохранить ту степень самостоятельности, которая предотвратила включение Фракии в состав персидской монархии и превращение ее в административную единицу этой державы. Разгром персов в Греции дал фракийцам возможность более активно и эффективно выступить против них, а йотом и греков, стремившихся (воспользовавшись ослаблением Ахсменидов) овладеть фракийскими землями и их рудными богатствами. В этот период военные коалиции фракийцев становятся почти системой, имевшей, естественно, определенное влияние на дальнейший ход истории Фракии.
Не считая исключительно эти события главными и определяющими (военные коалиции создавались здесь и ранее, например еще в период Троянской войны), в них тем не менее есть основания усматривать существенные элементы того процесса, который привел к образованию государства у фракийцев.
Усиление Македонии при Тсменидах и особенно в период правления Александра I (498—454 гг. до н. э.) и расширение этой державы в восточном направлении захлестнули наиболее западные из южнофракийских племен, живших в нижней части междуречья Аксия (совр. Вардар) и Стримона. Около 80-х годов V в. мигдоны, крестоны и часть бизалтов попали под власть Македонии. Этим событиям следует придавать большее значение, чем это обычно делают. Наиболее ранние признаки фракийского политического объединения заметны именно в этих юго-западных областях, где создался уже в конце VI в. южнофракийский племенной союз. Македонское завоевание до р. Стримона прервало естественный ход этого процесса. Поэтому среди причин, объясняющих выдвижение юго-восточного племени одрисов в качестве возглавившего объединение фракийцев, нельзя не учитывать и ослабления юго-западных политических объединений фракийцев в результате македонского завоевания.
Одной из задач настоящей работы является изучение причин, приведших к возникновению общефракийского политического объединения. Эта задача представляется более важной, чем изучение причин, поставивших во главе его именно одрисов. Однако именно проблема выдвижения одрисов в качестве руководителей Одрисского царства рассматривалась рядом исследователей, главным образом X. Дановым26. Они отмечали комплекс причин, придавших одрисам руководящую роль в создании государства. Среди них — географические условия тех земель, которые занимало собственно одрисское племенное ядро. Исследователи подробно останавливались на изучении этого чрезвычайно важного фактора. Нижний Гебр и его притоки орошали плодородные земли, бывшие житницей Фракии; невысокие горы были покрыты разнообразными породами ценных деревьев, имели полезные ископаемые. Находясь в центре страны, одрисы речными коммуникациями были связаны со многими районами Фракии и греческими полисами. Бесспорны и стратегические выгоды одрисской племенной территории: возможность расширять свое влияние по притокам рек, отступать и не нести при этом особенно больших потерь при разорении своих небольших поселений.
Так как отсутствуют точные сведения о времени правления первого из одрисских царей — Тереса и, следовательно, точные данные о времени возникновения Одрисского царства, большинство исследователей определяют его датами, колеблющимися между 480 и 460 г. до н. э., или оперируют более округленными датами: середина V в. до и. э. (Б. Ленк, М. Кэри) или, реже, начало V в. до и. э. (Н. С. Державин). Окончательное решение этого вопроса затруднительно; однако твердо известно, что Терес закончил правление не позднее 431 г. Терес стремился распространить свою власть на север до Дуная; был, видимо, в дружеских отношениях со скифами, так как его дочь была замужем за скифским царем Ариапейфом; на юго-востоке он неудачно воевал с фракийским племенем типов на Пропонтиде. Зависимость от него признавали Аполлония и Месембрия, а возможно, и другие греческие полисы Западного Понта.
Значительно больше сведений у нас о сыне и преемнике Тереса — Ситалке. На время его правления (431—424 гг. до и. э.) падает расцвет раннего Одрисского царства. Отдельные военные походы Ситалка нам детально неизвестны, но именно ко времени Ситалка Одрисское царство достигало тех границ, которые были нами указаны (см. стр. 7) и отражены на карте 1. Обеспечив мир со скифами на северной, дунайской границе своего царства путем взаимной выдачи знатных перебежчиков, Ситалк стремился расширить свое царство па запале, активно включившись в события Пелопоннесской войны и выступив на стороне Афин. Проведя дипломатическую подготовку и совершив экспедицию против пеонов, Ситалк в 429 г. с огромным войском двинулся через Халкидику и Македонию на помощь афинянам. И в этот период явного политического сближения Фракии и Афин последние, как представляется, нет оснований рассматривать как силу, способствовавшую возникновению Одрисского царства. Ко времени похода Ситалка его царство уже набрало силу и вело вполне самостоятельную политику, лишь в некоторые периоды совпадающую с интересами Афин. Так, в Македонии Ситалк преследовал свои интересы, стремясь поставить па престол вместо царя Пердикки (454—413 гг. до н. э.) более удобную для выполнения его планов личность (вероятно, Аминту). Успехи в Македонии, которая оказалась неспособной противостоять фракийскому войску, опустошение Халкидики вызвали смятение в Греции, где противники Афин имели основание бояться вторжения фракийцев в их области. Несмотря на всю грандиозность этого похода, с военной точки зрения его следует считать неудачным. Тем не менее события этого периода отразили некоторый итог в процессе создания Одрисского государства: расширение его границ, возросшую власть царя, окрепшую военную организацию Фракии, сочетавшую племенной и государственный принципы формирования, а также значительную роль Фракии в политической истории античного Средиземноморья.
Ситалк погиб в 424 г. в походе на трибаллов, по землям которых проходили северо-западные границы его царства. Ему наследовал его племянник по отцу Севт (424—410 гг.), сын Спарадока. Мы мало знаем о войнах фракийцев под руководством Севта 1, однако в его время Одрисское царство называют величайшим из царств между Понтом Евксинским и Адриатическим морем. Стабилизация достигнутых его предшественниками пределов страны, увеличение и точная фиксация налогов с фракийцев и греческих городов характеризуют его правление как период, когда были заложены основы организации Одрисского царства.
Следующий из известных нам царей был Медок 1 или, по другим источникам, Амадок 1 (вероятно, 405—391 гг. до н. э.). Скорее всего надо присоединиться к мнению тех исследователей, которые считают Медока и Амадока одним и тем же лицом, имя которого или было изменено самим царем, или дошло до нас в двух различных транскрипциях. Начиная с Медока (Амадока), мы знаем имена его соправителей, так называемых парадннастов, появившихся еще во времена С^вта I. Так, во времена Медока над племенами мелаидинов, типов и транипсов на Понте властвовал его соправитель Майсад, изгнанный позже из своих владений восставшими против пего этими племенами. Сын Майсада Севт (будущий Севт II) воспитывался у Медока, а потом с помощью своих сторонников и греческого наемного войска (отряды, сформированные из воинов, входивших в число 10 000 греков, руководимые полководцем и историком Ксенофонтом) вновь подчинил своей власти племена, которыми владел ранее его отец (около 401 г. до н. э.). В дальнейшем Севту II удалось расширить свои владения, добиться равных прав с Майсадом и, возможно, овладеть всей Фракией.
Для социально-политической истории Фракии V век является определенным рубежом, ограничивающим начальный этап истории Одрисского царства. Однако в этой работе его часто приходится переступать, так как суть явлений, только возникших или начавших свое развитие в период правления первых трех царей, иногда проступает яснее и ярче в более позднее время. В целом я все же стремилась ограничиться пределами V в. до н. э.
В заключение исторического очерка — несколько слов об этногенезе того народа, социально-экономическому развитию которого посвящена эта работа.
Проблема этногенеза фракийцев находится в стадии изучения. В настоящее время можно говорить лишь о преобладающих в науке тенденциях в решении этой проблемы. В конце прошлого и в начале нашего века господствовала теория (В. Томашек, П. Кречмер, Эд. Мейер), по которой предки исторически засвидетельствованных фракийцев — прафракийны в конце III-II тысячелетии до н. э. пришли на северо-восток Балканского полуострова из карпатских и прутоднестровских областей. На землях к югу от Дуная прафракийцы застали более древнюю группу родственных им мизийско-фригийских племен, которую они частично ассимилировали, частично оттеснили на юг, к Эгейскому морю и в западную Малую Азию. Вопрос о том, насколько верна эта теория и были ли предки фракийцев пришлым или исконным населением северо-востока Балканского полуострова, полностью еще не решен. Бесспорно, однако, что в археологической литературе в последнее время усилилась тенденция, подчеркивающая значение автохтонного развития, преемственности культур древних обитателей северо-востока Балканского полуострова, который получил в период письменной истории название Фракии.
Над изучением фракийского языка успешно работают современные лингвисты (В. Георгиев, В. Бешевлиев, К. Влахов, М. Будимир, И. Руссу, А. Карнуа, Л. А. Гиндин и др.), во многом опирающиеся на работы своих предшественников (В. Томашска, Д. Дечева и др.). По распространенному в настоящее время мнению, фракийский язык (или несколько родственных фракийских языков) следует считать самостоятельным языком (или языками), относящимся к индоевропейским языкам восточной группы satom. Большинство исследователей приходит к выводу о родственной связи фракийского языка с языком древнейших обитателей Балканского полуострова — пеласгов (В. Георгиев, А. Карлуа, Л. А. Гиндин)27.
Таким образом, можно отметить, что среди исследователей этногенеза фракийцев (как археологов, так и лингвистов) приобретает все больший вес теория местного, автохтонного характера древнего фракийского субстрата на Балканах.
Карта 1. Расселение фракийских племен (а) и приблизительные границы Одрисского царства (б)
Фракийцы с древнейших времен не оставались в стороне от этнокультурных влияний Средиземноморья. Литературная традиция и греческие мифы донесли до нас сведения о связях между фракийцами и греками, усилившихся со времени греческой колонизации фракийского побережья. Фракийские племена были участниками тех крупных этнических передвижений, которые охватили дунайско-балканские земли в конце III, II и начале I тысячелетия до н. э.; они имели своим следствием передвижение некоторых крупных фракийских племен (или их части) — витинов, фригийцев, мизийцев, бебриков и др. — в Малую Азию и прочное закрепление фракийского этнического пласта на этой территории. Контакты с иллирийской культурой способствовали созданию специфического этнокультурного облика западнофракийских племен. Носителями влияния культур южнорусских степей во Фракии в первой половине I тысячелетия были киммерийцы, которые в IX—VII вв. до н. э. прошли через эту страну и оставили здесь вещественные следы своего пребывания; этнические, культурные и политические связи Фракии со Скифией составляют яркую страницу в истории фракийцев.
Все эти (и другие, менее значительные) контакты Фракии наложили определенный отпечаток на ее культуру и сыграли большую или меньшую роль в этногенезе фракийцев. Но местный фракийский субстрат в исследуемое время оставался здесь безусловно ведущим и сохранял доминирующую роль. Это обстоятельство, между прочим, доказывается устойчивостью антропологических признаков, восходящих к фракийским краниологическим показателям, у современных болгар (А. Пулянос, Η. М. Постникова).
Карта расселения наиболее значительных фракийских племен до статочно разработана благодаря исследованиям болгарских ученых. Я привожу ниже карту X. Данова, внеся в нее лишь некоторые измене ния28 (карта 1).
23 В этом разделе дана лишь самая общая канва политических событий; они освещены только в той степени, которая нужна для уяснения экономических и социальных процессов во Фракии, составляющих предмет исследования. При этом главное внимание обращено на то, в какой мере те или иные события влияли на возникновение государства в этой стране. Библиография трудов по истории Фракии собрана в работах: «История па България». София, 1961, т. I; «История Болгарии». М., 1954, т. I; Хр. Данов. Древна Тракия, стр. 13—42; В. Lenk. Thrake. RE, VI-A, 1936, S. 414; G. Kazarow. Thrace, p. 534 f. См. также библиографию работ по древней истории Болгарии, регулярно выпускаемую Центральной библиотекой Болгарской Академии наук.
24 Сведения о смене правителей Херсонеса подробнее см. на стр. 204—205; рис. 12.
25 X. М. Данов. Древна Тракия, стр. 331—336.
26 X. М. Данов. Древна Тракия, стр. 313—317 и указанная там литература.
27 Библиографию работ о фракийском языке см.: «Linguistuque Balkanique», XII, 1967; В. П. Нерознак. Фракийский язык. Автореферат канд. дисс. Л., 1970.
28 Эти изменения обоснованы в нашей рецензии на книгу X. Данова (ВДИ, 1970, № 2, стр. 203).