Т.Д. Златковская

Возникновение государства у фракийцев VII—V вв. до н.э.

Введение

 

Настоящая работа посвящена изучению процесса становления раннеклассового общества и государства у южнофракийских племен, проходившего в VII—V вв. до н. э. и подготовленного предшествующим экономическим и социальным развитием Фракии. Изучение переходного периода от доклассовых к раннеклассовым обществам, как известно, всегда находилось в поле зрения советской исторической науки и занимало в ней существенное место. Сравнительно недавно эта проблематика вновь стала объектом особенно оживленных дискуссий, в центре внимания которых стояли по преимуществу раннеклассовые общества Азии и Африки. Европейским раннеклассовым обществам уделялось в этой связи меньше внимания.

Между тем европейская история дает немало ярких примеров обществ, стоявших на стадии становления классов и государства. Исследованы, однако, значительно больше и детальнее те из них, которые существовали в средние века. Более же ранние, за исключением классических примеров античности — древних Греции и Рима, освещены гораздо слабее. Между тем очень важно обратить также особенно пристальное внимание на историю обширного племенного мира до и после его вхождения в состав крупных рабовладельческих империй Греции и Рима. Эта история племен и народов античной ойкумены полна примеров имманентных процессов развития социально-экономических отношений, классообразования и возникновения государственности. В дальнейшем эллинизация, а затем романизация коснулись в той или иной степени многих европейских племен, включенных в общий процесс развития античного мира. Но несмотря на нивелирующее культурное и социально-экономическое воздействие античного мира, внутренние тенденции развития его отдельных частей подспудно продолжали существовать и развиваться. Они в разных формах и в различной степени отразились на многих сторонах жизни периферийных народов. Поэтому для выяснения закономерностей исторического процесса изучение этих отдельных народов античного времени и их социально-экономической истории имеет, пожалуй, не меньшее значение, чем изучение классических образцов развития античных Греции и Рима.

С этой точки зрения изучение переходного периода истории от доклассового общества к раннеклассовому во Фракии представляет особый интерес, гак как здесь эти самостоятельные черты развития проявлялись особенно ярко, сохранялись дольше и в более чистом виде, чем у многих других народов. Они оказали существенное влияние и во многом наряду с другими социальными и экономическими институтами, привнесенными в более поздние эпохи различными народами (главным образом древними греками, македонцами, римлянами, позже — славянами, турками), определяли особенности развития Балканских стран не только в античную, но и более поздние эпохи.

Процессы, которые происходили во Фракии, нельзя считать узколокальными. Фракийские племена в I тысячелетии до н. э. представляли собой широко распространенную этническую общность. Фракийцы (в широком смысле, включая их северную дакогетскую часть и южную — собственно фракийскую) занимали земли от Вардар-Моравского бассейна на западе до западного побережья Черного моря и Прутско-Днестровского междуречья на востоке; от Трансильвании и Карпатских гор на севере до Эгейского побережья, проливов и Мало-Азийского полуострова на юге. Поэтому процесс становления раннеклассового общества у фракийцев во многом определил характерные черты для значительной части народов Юго-Восточной Европы. Исследование этого процесса у южной части этих племен приобретает особый интерес потому, что по сравнению с другими европейскими племенами здесь, в Южной Фракии, очень рано (уже в первой половине V в. до н. э.) возникло государство — Одрисское царство. Это раннее появление государственности произошло до включения фракийского общества в сферу глубокого социального и политического влияния греческой цивилизации. Это обстоятельство дает возможность проследить процессы, подготовившие столь раннее развитие, в сравнительно чистом, самобытном виде и изучить их внутренние стимулы и детали развития. С другой стороны, близость крупных центров эллинского мира, характеризуемых более развитой экономикой и ранее достигших государственности, а также других очагов европейской культуры, имевших с Фракией оживленные экономические и уходящие в глубь веков культурные связи, представляла все же некий ускоритель экономического и зависящего от него социального и культурного развития. Выяснение степени этого влияния, сопоставление внутренних и внешних факторов развития представляет интерес с точки зрения взаимоотношений греческого и племенного («варварского») мира.

В работе сделан акцент на исследовании основных линий развития фракийского общества в целом. Такой подход к проблеме при современном состоянии источников по отдельным племенам представляется pais национальным. При нем обычно отмечаемое различие уровня развития отдельных племен Фракии дает некоторые преимущества: начальная стадия социально-экономических институтов, улавливаемая в источниках, касающихся наиболее отсталых фракийских племен, может быть дополнена сведениями о более поздних этапах развития этих институтов у других, более развитых фракийских племен.

Хронологические рамки исследования — конец VII—V в. до н. э.— определяются ходом экономического и политического развития южных фракийцев. Нижняя хронологическая граница объясняется завершением к этому времени широких миграций, появлением признаков имущественного и социального расслоения, выделением племенной знати и вождей с чертами власти, отличными от общественных функций руководителей племен родового общества. Верхняя граница — период правления трех первых наиболее крупных одрисских царей — Тереса, Ситалка и Севта I, когда было положено начало Одрисскому царству и намечались главные линии его развития. Однако отмеченный период составляет только ядро исследования; в работе, естественно, иногда приходится выходить за намеченные хронологические рубежи. Если представлялась возможность отметить зарождение какого-либо явления, происшедшее до намеченных хронологических рубежей, то такая возможность использовалась, так же как и другая, дающая основание проследить дальнейшее, более позднее развитие того или иного социально-экономического института. Это давало возможность яснее представить характер исследуемого явления в тот отрезок времени, который является для данной работы основным.

Территориальные границы исследования определяются землями, входившими в состав Одрисского царства. Его границы, насколько мы можем судить, были довольно подвижны, что объясняется не столько лакунами в сообщениях источников, но организационными особенностями этого раннего политического образования. Тем не менее в общих чертах можно составить представление о тех областях Фракии, которые были объединены в Одрисском царстве, хотя эти границы вырисовываются в разных пределах царства с различной четкостью, да и степень подчиненности одрисам отдельных племен не была одинакова (некоторые из них, например, обитавшие в неприступных горах, оставались независимыми). В самых общих чертах границы Одрисского царства в период первых царей могут быть очерчены следующим образом. Река Истр (совр. Дунай) была северной границей царства; побережье Эгейского моря и Пропонтиды (Мраморное море) к востоку от г. Абдеры до Византия — его южной границей; западная граница проходила по нижнему течению р. Неста (совр. Места), среднему течению р. Стримона (совр. Струма) и западнее р. Ойскос (совр. Искр), впадающей в Истр; восточную границу составляло западное побережье Понта Евкспнского от устья Истра до Боспора (см. карту 1).

Научная литература по истории ранней Фракии обширна. Подавляющее большинство работ, однако, посвящено публикации памятников матермальной культуры фракийцев, снабженных лишь в некоторых трудах выводами и краткими историческими комментариями, касающимися той или иной отрасли экономической жизни фракийцев. Значительно меньше работ, исследующих различные моменты политической истории Фракии.

Собственно проблеме происхождения Одрисского царства, развития производственных отношений, социальных и политических институтов во фракийском обществе в период становления классового общества и государства специально посвящено только несколько исследований болгарских ученых Д. Димитрова, X. Данова, Л. Милчева, С. Мулешкова, а также недавно вышедшая работа А. Фола. Этих вопросов касаются общие труды по истории Болгарии, как болгарские, так и советские. Разбор мнений по отдельным вопросам сделан в начале каждого раздела этой книги. Здесь же уместно осветить взгляды исследователей по общим проблемам нашей темы.

Среди них прежде всего следует назвать проблему происхождения Одрисского царства, выяснения тех факторов, которые обусловили столь раннее (по европейским масштабам) возникновение этого государственного образования. Среди ученых была популярна теория, ставящая при решении этого вопроса в центр внимания внешнеполитический фактор. Г. Кацаров высказал мысль о том, что одрисам удалось создать большое царство благодаря поддержке Афин, которые предпочли иметь дело с одним сильным властителем Фракии, чем с несколькими мелкими племенами и их правителями. О значительной роли Афин, поддерживающих Одрисское царство (так же как и Боспорское) для укрепления своих торговых позиций, писал М. Ростовцев. X. Данов в своих работах 40-х годов также присоединялся к этому мнению, добавляя, однако, что при создании Одрисского царства немалую роль играли энергичные и способные одрисские цари1. Другой внешнеполитический фактор — персидское завоевание Фракии — как основу создания Одрисской державы выдвигают иные авторы. Они полагают, что опыт персидского похода, в результате которого многие фракийцы были покорены, создал условия для образования единого царства во Фракии, что решающую роль в создании одрисского объединения играло «национальное чувство», появившееся у фракийцев после завоевания персами и способствовавшее объединению их под властью фракийского племени одрисов2. Большое значение политическим и географическим факторам, способствовавшим возникновению Одрисской державы, придаст X. Данов в своей новой работе «Древна Тракия». В отличие от своего первоначального мнения и взглядов упомянутых выше сторонников решающего влияния одного из внешнеполитических факторов, в этой работе он указывает на комплекс внешнеполитических моментов, на политическую обстановку в целом, способствовавшую созданию царства одрисов3.

В последнее время ряд исследователей истории Фракии при решении вопроса о причинах возникновения царства идрисов указывают на общий социальный и экономический уровень развития Фракии, определивший ее политическую структуру. К сожалению, во многих работах это положение только постулируется. Первый опыт привлечения литературных и археологических источников для исследования этого вопроса проделал А. Милчев, обративший главное внимание не на внешнеполитические факторы, а на симптомы имущественной и классовой дифференциации во фракийском обществе с конца VI и в V в. до н. э.; он же (в очень краткой форме) охарактеризовал сельское хозяйство и ремесло Фракии VII—IV вв. до н. э.; хотя эти две части статьи не поставлены в связь между собою, но и в кратком очерке экономики Фракии нельзя не усмотреть законного стремления автора объяснить происшедшие политические изменения развитием производительных сил страны. Эта же положительная тенденция явно ощущается и в последних двух работах X. Данова, хотя он больше использует данные литературного и эпического наследия античности, чем источники по истории материальной культуры. При этом автор считает более существенным выяснение вопроса о том, почему именно одрисы стали во главе создающегося государства, чем исследование причин и путей становления фракийского государства вообще. Развитие классового общества, разложение родовых и общинных отношений во Фракии называют в качестве главной причины создания Одрисской державы авторы трудов по истории Болгарии, хотя эти положения в общих работах не всегда конкретизируются4.

Подводя итог современному состоянию историографии вопроса о причинах, обусловивших возникновение раннего государства во Фракии, следует сказать, что социально-экономические факторы развития фракийского общества в новых работах получили больший акцент, нежели в работах начала века, ставивших в центр внимания только отдельные политические события. Тем не менее еще и теперь во многих работах авторы ограничиваются самыми общими и вссьма краткими утверждениями об имущественной дифференциации, о потребности общества в государственном аппарате, о классообразовании и других явлениях, не исследуя причины, пути и динамику их развития. Работы А. Милчева и X. Данова (60-х годов) составляют значительный сдвиг в изучении этих проблем, однако и после них остается много вопросов, связанных с решением первой проблемы.

Очень сложна и вторая проблема — содиально-политическая характеристика Одрисского царства. Существуют самые различные и взаимоисключающие мнения по этому вопросу.

Часть авторов более или менее решительно классифицируют Одрисское царство как племенной союз5. Следует с сожалением отметить, что сторонники этого мнения чаще всего не подтверждают его какой-либо аргументацией и высказываются более чем лаконично — в одной-двух фразах; возможно, это объясняется тем, что их работы не были специально посвящены этой проблеме. Такое впечатление производят высказывания X. Данова об одрисском правителе конца V в. до н. э. Севте, которого он называет «племенным вождем», и о возглавляемом им политическом объединении, которое он именует «племенным союзом». Сходное мнение высказывает в одной из своих работ Д. Димитров, весьма кратко говорящий, что в V в. до н. э. одрисы образовали племенной союз, который лишь к IV—III вв. до н. э. перерос в государственное объединение. Развернутая аргументация в пользу теории племенного союза приведена в работе С. Мулешкова. Он отмечает, во-первых, низкий уровень развития рабовладения во Фракии во времена первых одрисов, что служит, по его мнению, указанием на господство в Одрисском царстве первобытных отношений. Во-вторых, он категорически отрицает наличие каких бы то ни было признаков территориального деления в Одрисском царстве, более или менее четких границ его и сбора регулярной дани. Исходя из отсутствия этих признаков, автор считает, что в VIII-IV вв. до н. э. фракийцы в целом жили первобытнообщинным строем (одни из племен — в начальный период его разложения, другие — в период его расцвета) и что лишь одрисы - наиболее развитое племя — дошли до стадии создания племенного союза. Стремление автора судить об обществе по признакам, которые характеризуют уровень его развития (формы эксплуатации, формы политической организации, характер армии и др.), следует приветствовать. Однако отсутствие анализа экономических причин, способствовавших возникновению Одрисского царства, односторонний подбор источников и подчас некритическая их трактовка привели автора к неправильным, на наш взгляд, выводам.

Другая, диаметрально противоположная точка зрения высказана в работах, утверждающих, что Одрисское царство было феодальным государственным образованием6. Ни один из авторов этого направления не дал подробного или даже краткого обоснования своей точки зрения. Только у Г. Кацарова присутствует обычно фраза об экономической зависимости народа от царя и знати (иногда — «боярства»), откуда можно сделать вывод, что при решении этого вопроса он исходил из характера форм эксплуатации во Фракии.

Авторы многих других работ подчеркивают рабовладельческий характер Одрисского царства. Наиболее четко эта точка зрения выражена в ранних (40-х годов) работах Д. Димитрова и А. Милчева. Д. Димитров в конце 40-х годов относил широкое применение рабского труда к очень раннему времени — к периоду до середины I тысячелетия до н. э. Это положение автор аргументировал не столько фактами развития самих рабовладельческих отношений, сколько данными об имущественном расслоении общества, торговле, чеканке монет и т. п. явлениях, указывающих на сравнительно высокий уровень социально-экономического развития Фракии. Этого уровня, как полагал автор, можно было достигнуть только широким применением рабского труда. В работе поставлен и один из основных вопросов в определении характера фракийского общества: в какой мере труд рабов был использован в производстве страны. Решающее значение для его решения автор придает факту включения фракийских земель в систему развитой рабовладельческой экономики греческих полисов побережья, а затем эллинистических монархий и Римской империи. В работе более позднего времени (1961 г.) утверждение о широком развитии рабовладения в ранней Фракии было значительно смягчено. Главными производителями называется «простой народ» — земледельцы и скотоводы, но отмечается, что труд военнопленных использовался в имениях фракийской знати7.

А. Милчев8 относит возникновение рабовладельческих отношений во Фракии к значительно более позднему времени, чем Д. П. Димитров в работе 1949 г.; он полагает, что еще в VI в. до н. э. у фракийцев не существовало рабов, так как низкий уровень развития производительности труда не позволял использовать их в качестве силы, дающей прибавочный продукт. Лишь в указаниях источников об имущественной дифференциации в более позднее время (в V—IV вв.) он видит свидетельство появления рабовладельческих классов и даже крупных рабовладельцев. Неоднократно автор, однако, оговаривается, что образовавшаяся во Фракии рабовладельческая держава была не античного, а «варварского типа». Смысл этой оговорки Л. Милчев не раскрывает; не хочет ли он подчеркнуть ею неразвитость форм рабовладения и рабовладельческого государства?

Взгляды X. Данова на уровень развития рабовладения во Фракии претерпевали изменения. В конце 40-х годов он полагал, что гомеровский эпос дает основания считать, что фракийцы попадали в рабство к грекам, в самой же Фракии рабов до конца VII — начала VI в. еще не было (пленников убивали, а не обращали в рабство)9. Позже такое представление было изменено, и в работе 1960 г. автор указывает на наличие в этот же период у фракийской племенной знати и жречества домашних слуг и работников в поле, находящихся на положении рабов10. Таким образом, представления X. М. Данова относительно рабовладения в ранней Фракии изменялись в сторону углубления во времени истоков этой формы эксплуатации. Наоборот, его представления о рабовладении в V—IV вв. изменились в обратном направлении. Он шел от утверждения о наличии крупных рабовладельцев во Фракии еще в V в. до н. э. и рабов, которые играли существенную роль в производстве этого времени11, к указанию на отсутствие рабов в античном смысле этого термина ( δоδλοι ) в том же V в. до и. э. и утверждению, что главными производителями материальных благ во Фракии были мелкие и средние свободные крестьяне; что слабое развитие рабовладения характерно для внутрифракийских областей и даже греческих полисов по западному побережью Понта12. К. Жуглев полагает, что Одрисское царство было государственным образованием рабовладельческого типа, но отмечает и слабое развитие рабовладения и сильные пережитки первобытнообщинного строя в нем13.

В советской историографии рабовладению во Фракии VII—V вв. до н. э. уделено сравнительно с более поздним временем мало внимания. Авторы «Истории Болгарии» отмечают в доодрисское время развитие работорговли на вывоз и считают, что внутри страны фракийцы чаще убивали пленных, чем обращали в рабов. Более определенно говорится о рабовладении в IV в. до н. э., когда труд рабов применялся в горном деле и ремесле, однако подчеркивается сохранение общины и свободного крестьянства, несущего определенные повинности14 Г. В. Блаватская, занимавшаяся историей западного побережья Понта Евксинского в VII—I вв. до н. э„ значительное внимание уделила истории внутренней части Фракии. Она считает, что уже в VIII—VII вв. до н. э. среди фракийских племен было распространено патриархальное рабство, источником которого были войны. В дальнейший период, полагает Т. В. Блаватская, с момента возникновения Одрисского царства, фракийцы использовали рабов-пленников у себя в стране пли продавали их и своих же соплеменников в Грецию в качестве рабов. Свое мнение автор обосновывает фактами социального и имущественного расслоения и кратким перечнем производственных достижений фракийцев15.

Можно, таким образом, прийти к заключению, что сторонники теории развитого рабовладения в ранний период существования Одрисского царства исходили из данных, указывающих на имущественное и социальное расслоение среди фракийцев, на наличие монетной системы обращения, на торговые и иные связи с рабовладельческими полисами, и из факта политического объединения разрозненных ранее фракийских племен под эгидой одрисских царей. Главное внимание было обращено, таким образом, не столько на разбор свидетельств о развитии рабовладения во Фракии, сколько на факты, указывающие на слишком высокий для первобытнородового общества уровень развития фракийского общества.

Исследованию других форм эксплуатации у фракийцев в VII—V вв. до н. э. посвящено весьма ограниченное количество работ, но в нескольких исследованиях по иным вопросам авторы касаются и этого сюжета. Специально эта проблема освещена в работе X. Данова о зависимых земледельцах16. В ней автор обратил внимание на те формы эксплуатации, которой подвергались свободные и полусвободные фракийцы. Хотя работа посвящена эллинистическому времени и исследует источники не по собственно фракийским землям, а главным образом по сопредельной с Фракией малоазийской территории, населенной фракийцами, все же ее выводы важны и для нас. На основании терминологического анализа Данов пришел к выводу о зависимости типа илотии (и других сходных форм зависимости), существовавшей у фракийцев некоторых областей Фракии и Малой Азии. Вопрос о соотношении этих форм эксплуатации с рабством решен здесь следующим образом: хотя основная масса населения давала местной и греко-македонской знати многочисленную рабочую силу, а число рабов не было значительным, все же именно рабство определяло характер общественного строя. Позже (1969 г.) по этому вопросу X. Данов изменил спою точку зрения, он высказал мнение о том, что в древнсфракийском обществе образование государства не обозначало возникновения рабовладельческого государства классическою типа. Он видит в территориальной общине и в свободном крестьянстве основу Одрисского царства. Но почему он определяет фракийскую общину именно как территориальную, из его изложения неясно, как неясна и социальная характеристика Одрисского царства в целом17. Одна из работ Д. Димитрова также поднимает вопрос о существовании уже в самой Фракии, в Одрисском царстве царя и земельной аристократии, эксплуатировавших местное население, вынужденное обрабатывать их земли18. В работах В. Велкова. посвященных главным образом более поздним эпохам, содержится вывод о том, что в период расцвета Одрисского царства роль рабов в производстве была весьма ограниченной и главными производителями были свободные крестьяне19.

Несколько работ, посвященных социально-экономическим и политическим проблемам более поздних эпох (в частности, римской), имеют существенное значение для выяснения характера социально-экономических отношений и политического устройства Одрисского царства. Я имею в виду работы, трактующие проблемы развития рабовладения в Дунайских и Балканских провинциях Римской империи20. Уровень и особенности социально-экономического развития поздней Фракии часто проливают свет на изучение этих проблем и на более ранних стадиях истории страны. В работах, посвященных изучению рабовладения в античном мире, обычно отмечают меньшую роль рабов во Фракии и Мёзии, чем в других провинциях Римской империи. Упоминания о рабах в надписях I—III вв. н. э. из этих областей сравнительно редки, они свидетельствуют о том, что количество рабов у отдельных лиц (как правило связанных к тому же с римской администрацией и колонизацией) здесь было невелико. Они же указывают и на то, что процесс развития рабовладения на севере между Дунаем и Балканскими горами (в провинции Нижней Мёзии) проходил значительно быстрее и охватывал гораздо более широкие слои населения, чем на землях к югу от Балканских гор (в провинции Фракии).

Подводя итог состоянию историографии вопроса о путях становления и характере возникшего во Фракии Одрисского царства, следует отметить необычайную пестроту мнений. Авторы высказывают совершенно полярные суждения, определяя его то как племенной союз, то как государственное политическое образование. Но и среди сторонников последнего мнения нет единодушия: одни из них называют Одрисское царство рабовладельческой державой, другие же — рыцарско-феодальной21.

Главным источником, послужившим основой для настоящей работы, являются данные античной литературной традиции. Детальный анализ сведений античных авторов о древней Фракии в целом тщательно проделан болгарскими исследователями, написавшими ряд ценных источниковедческих статей22. Это в значительной мере облегчает исследование. К проблемам, затрагиваемым в моей работе, относятся очень немногие из сведений античных авторов, чаще всего отдельные фразы или даже только термины. Разбор этих сообщений, степень исторической достоверности, сравнение с другими источниками и т. п. источниковедческий анализ проводятся в соответствующих разделах. Здесь же следует отметить, что многие из сведений античных авторов по социально-политическим проблемам, рассматриваемым в этой работе, заслуживают полного доверия в силу того счастливого обстоятельства, что три главных наших информатора — Геродот, Фукидид и Ксенофонт были не только современниками описываемых событий но Фракии, но и их участниками. Геродот черпал многие из сведений во время своего путешествия по этой стране. Фукидид был полуфракийцем по происхождению, долго жил и умер во Фракии. Ксенофонт возглавлял военный отряд греков-наемников, сражавшихся на стороне одрисского царя Севта против восставших фракийских племен. Исследованию помог также анализ терминов, раскрывающий во многих случаях недостающие развернутые характеристики. Сравнение сведений ранних источников с более поздними очень часто позволяло изучить тот или иной институт в его развитии. Применяя ретроспективный метод при изучении некоторых, часто основных явлений (например, община, рабство), видя в последующих путях их развития основу, заложенную в изучаемую мною раннюю эпоху, я привлекала сведения и античной традиции классического времени. Подробный разбор этих, часто фрагментарных и спорных сведений я сочла целесообразным дать в основном тексте.

Уровень экономического развития, предопределивший возникновение государства у фракийцев, устанавливается по данным материальной культуры фракийцев. Экономическому развитию Фракии VII—V вв. до п. э. — теме чрезвычайно важной для истории страны, еще не посвящено специальных монографических исследований. Эта задача назрела, и богатейший материал, собранный болгарскими учеными, дает все основания ожидать в самое ближайшее время выхода в свет обобщающих трудов на эту тему. В этой работе использованы исследования и публикации отдельных памятников материальной культуры фракийцев VII—V вв. до н. э., а также коллекции болгарских музеев. При изучении этого обширного материала мое внимание было обращено на те данные, которые характеризуют уровень развития основных отраслей экономики Фракии и масштаб общефракийских экономических связей.

Весьма ценным источником для моей работы оказались нумизматические данные. Чеканка монет фракийскими племенами уже в VI — начале V в. до н. э., а потом — одрисскими царями послужила ценным источником при изучении не только экономических предпосылок создания государства во Фракии, уровня товарности ее производства и т. п. вопросов, но и характера власти племенных вождей и фракийских царей, а также политической структуры племенных союзов и путей возникновения Одрисского царства.

Открытие надписей на фракийском языке и их дешифровка сделали в последнее время возможным использование фракийских эпиграфических материалов. Помимо важности для нашей темы самого факта наличия письменности фракийские надписи представляют собой ценный источник для исследования вопроса о появлении частной собственности во фракийском обществе и ее удельном весе среди других форм собственности.

В некоторых случаях в работе были использованы сведения, почерпнутые из греческих надписей, а также и лингвистические данные о топонимике и различных специальных терминах, характеризующих социальные институты, как фракийских, так и дошедшие в интерпретации древнегреческих авторов.



1 Г. Кацаров. Вългарпя в древноетта. София, 1926, стр. 21; М. Rostovtzeff. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford, 1959, p. 111—112; X. M. Данов. Към историята на Беломорска Тракия през слипистическата епоха. ИГ1, III, 1946—1947, стр. 129; он же. Към социално-икономическото развитие в източня половина на Балканский полуостров през първи-re о века пр. н. е. ИП, V, 1948 — 1949, стр. 65.
2 К. Beloch. Griechische Geschichte. Berlin — Leipzig, 1923, III, 2, S. 85; W. Tomaschek Die alien Thraker. SBWA, CXXVIII, 1893, S. 81; B. Lenk. Odrysai. RE, s. v., b. 1091; M. Тонев. Приноси към историята на траките. БП, I, 1942, стр. 183; И. Пастухов Старите траки в България. София, 1929, стр. 45; В. Добруски. Исторически поглед върху нумизматиката на тракийските царе. СПУНК, XIV, 1897, стр. 561.
3 X. Даноп. Дрснна Тракия. София, 1969, стр. 317—362.
4 Л. Милчев. Соииално-икономическият и общестнеио-политичоски строй на траките VIII—IV вв. пр. н. с. ИП, IV, 1948—1949, стр. 526 сл.; Chr. Social and Economic Development of the Ancient Thracian in Homerik, Archaic and Classical Times. «Etudes historiquos a l'occasion du XI Congres Internationale des sciences historiques a Stockholme», I, Sofia, 1960, p. 3—30; он же. Древна Тракия, стр. 172—194; «История на България». София, 1953, стр. 20; «История на България». София, 1954. стр. 26; «История Болгарии». М., 1954, стр. 24; «История на България». София, 1961, стр. 24.
5 К. М. Данов. Югоизточна Тракия по сведения на Ксенофонт. ИИБИ, 1951, Л° 3—4, стр. 304; он же. Из дрспната икономическа историята на Западпото Чермоморие до усгаповяването на римското владичество. ИБАИ, XII, 1938—1939, стр. 199; Д. П. Димитров. Севтополь—-фракийский город близ с. Коприпка Казанлыкского района. СА, 1957, № 1, стр. 200; С. Мулешков. Обществено-икономическият строй на граки-тс от VIII —IV в. пр. н. е. ИИБИ, 1951, № 3 4, стр. 149—177.
6 Г. Кацаров. България в древноегга; X. М. Данов. Из древната икономическа исто-рията..., стр. 199; он же. Към социално-икономическото развитие..., стр. 62; Тракийскитс царе. ГСУ ИФФ, XXIX, 7, 1932—1933; ?. I. Kazarow. Beitrage zur Kulturgeschichte der Thraker. Sarajevo. 1916, S. 20; idem. Thrace. САН, VIII, 1930, p. 538.: M. Rostowzew. Gesellschaft und Wirtschaft im romischen Keiserzcit. Stuttgart, 1955, I, S. 339, Anm. 79; A. Hock. Das Odrysenreich im fiinften und vierten Jahrhun-dert v. Chr. «Hermes», XXVI, 1891, S. 76—117; I. Wiesner. Die Thraker. Stuttgart, 1963, S. 121.
7 Д. П. Димитров. Един нов паметник за античното робство в римска Тракия. София, 1949; «История на България». София, 1961, стр. 24.
8 А. Милчев. Социално-икономическият.., стр. 526—552.
9 X. М. Дании. Към историята на робството в древна Тракия. ИГ1, V, 1949, стр. 407.
10 dir. Danov. Social and Economic Development..., p. 10.
11 X. M. Данов. Към историята па робстното.., стр. 410.
12 X. М. Данов. Към историята па робстното..., стр.410; он же. Югоизточна Тракия..., стр. 300, 311 (эта идея остается основной в этой работе, несмотря па беглое упоминание об участии рабоп в производстве в V и начале IV в. до н.э.; см. стр. 311); он же. Древна Тракия, стр. 292.
13 К. С. Жуглев. Разкопки и проучвания на могила № 1 —Копринка. ГСУ ФИФ, XLIX, ч. II. София, 1956, стр. 178—185.
14 «История Болгарии», стр. 23—24.
15 Т. В. Блаватская. Западнопонтийские города в VII—I вв. до н. э. 1952, стр. 17, 18, 54.
16 X. М. Данов. Към историята на полусвободни селяне през античната сноха. Сб. «Ганрил Кацаров». ИБАИ, XIX, 2, 1955, стр. 111-121, особенно стр. 119; «История на България». София, 1961, стр. 20.
17 X. Данов. Древна Тракия, стр. 292, 306—317. См. нашу рецензию на эту книгу: ВДИ, 1970, № 2, стр. 202—208.
18 Д. П. Димитров. За укрепените вили и резиденции у траките в предримската епоха. «Изследования в мест на акад. Д. Дечев». София, 1958, стр. 698.
19 В. Белков. Градът в Тракия и Дакия през късната античност (IV—VI вв.). София, 1959, стр. 209, сл.; он же. Робовладението в Сердика от началото па IV пек в светли-ната на Константиповото законодателство. «Изследования в чест на Марин Дринов». София, 1960, стр. 345, сл.; он же. Die Sklaverei iri Nordbulgarien in der romischen Kai-serzeit. AAPh SH, 1963, S. 33 сл.; он же. Фракийцы-рабы в античных греческих полисах (VI -II вв. до н.э.). ВДИ, 1967, Л1> 4; он же. Робството в Тракия и Мизия през античпоетта. София, 1967.
20 X. М. Данов. Към история на робсгвото.., стр. 416 сл.; Б. Герое. Проучвания нърху поземлепите отношения в Тракия и Мизия през римската епоха. ГСУ ФФ, L, 1955, стр. 23 27, 30--34; Д. П. Димитров. Тракия под римска пласт. В кн.: «История на България». София, 1961, стр. 35; V. Velkov. Die Sklaverei..., S. 34—39; idem. Zur Fra-ge der Sklaverei anf der Balkanhalbinsel warend der Antike. KB, 1964, N 1, S. 136— 138; ?. M. Штаерман. Рабство в III—IV вв. в западных провинциях Римской империи. ВДИ, 1951, JV° 2, стр. 97 сл.; она же. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М., 1957, стр. 227, 248—254; А. П. Каждан. О некоторых спорных вопросах истории становления феодальных отношений в Римской империи. ВДИ. 1953, ЛЬ 3, стр. 84—85; Т. Д. Златковская. Мёзия в 1—II вв. М., 1951, стр. 7—22; она же. Племенной союз гетов под руководством Биребисты. ВДИ, 1955, Л1» 2, стр. 85—86; 3. В. Удальциаа. Кризис рабовладельческого строя и зарождение феодальных отношений в Восточной Римской империи. «Всемирная история», М., 1957, т. 3, стр. 84—85.
21 Я, к сожалению, лишена возможности остановиться здесь на разборе взглядов А. Фола, высказанных в его новой книге «Демографска и социалпа структура на древна Тракия» (София, 1970), которая вышла в свет, когда моя работа была уже в печати.
22 X. М. Данов. Древна Тракия, стр. 44—73 и указанная там литература.
Просмотров: 3397