При знакомстве с воинской практикой монгольского войска неизменно преследует ощущение, что Чингисхан прекрасно знал древнейший китайский «Трактат о военном искусстве» Сунь-цзы. Особенно наводят на эту мысль такие его положения:
cite«I.7. Война – это путь обмана. Поэтому если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь этого; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; ...если он силен – уклоняйся; ...если его силы свежи, утоми его; если дружны, разъедини...
citeV.1. ... управлять массами все равно, что управлять немногими: дело в частях и в числе.
citeV.7. ...у того, кто хорошо сражается, мощь – стремительна, рассчитанность – коротка. Мощь – это ...натягивание лука, рассчитанность – это ...спуск стрелы».
Последнее положение даже перекликается с дошедшими до нас собственно монгольскими тактическими терминами: «... на марше войска должны быть густой травой, перед началом боя – озером, в бою – шилом».Скорее всего, Чингисхан и в самом деле был знаком с китайским военным искусством достаточно близко, поскольку ближайшим его советником был китаец Елюй Чуцай.
Впрочем, персидский историк XIII века Джувейни в своем сочинении «История завоевателя мира» говорит о Чингисхане следующее:
«Поелику Всевышний отличил Чингисхана умом и рассудком от его сотоварищей и возвысил его над царями мира по бдительности и могуществу, то он, без утомительного рассмотрения летописей и без докучного сообразования с древностями, единственно из страниц своей души изобретал то ...что было связано с устройством завоевания стран и относилось к сокрушению мощи врагов и к возвышению степени своих подвластных».
Так или иначе, но принципы, которыми руководствовался в своей военной практике Чингисхан, конечно же, не были новыми. Однако он велик именно тем, что ему, как мало кому другому, удалось осуществлять их с такой железной последовательностью.
Что касается хорезмийского принца Джелал-ад-Дина, то о нем известий сохранилось намного меньше.
Джелал-ад-Дин был сыном туркменки, взятой Мухаммедом в жены по политическим соображениям. После смерти отца в январе 1221 года он вместе со своими младшими братьями прибыл в Хорезм. Здесь они объявили, что султан перед смертью передал трон Джелал-ад-Дину. Придворная партия, страшно не любившая туркмен, была недовольна, и эмиры задумали убить молодого султана. Джелал-ад-Дин был вынужден бежать из Хорезма вместе с Тимур-меликом, одним из немногих полководцев Мухаммеда, прославившихся во время борьбы с монголами. Молодой султан во главе 300 всадников направился в Газни. Узнав о его бегстве из Хорезма, Чингисхан приказал расставить вдоль всей границы Хорасанской пустыни (ныне Каракумы) отряды, которые должны были захватить Джелал-ад-Дина в плен.
Джелал-ад-Дин преодолел пустыню за несколько суток (караван тратил на это 16 дней) и под Несой (около современного Ашхабада) столь неожиданно и стремительно напал на монгольский кордон из 700 всадников, что те разбежались, побросав коней и весь свой скарб. Благодаря свежим лошадям и отбитому провианту Джелал-ад-Дин со своими спутниками довольно скоро добрался до Нишапура. Оттуда 6 февраля он отправился в Зенд, по пути собирая все хорезмийские гарнизоны. Наконец уже во главе 30-тысячного войска он нашел себе убежище в ста пятидесяти километрах юго-западнее Кабула, в принадлежащей ему области Газни. Здесь к нему присоединилось еще около 30 тысяч местных афганцев. С этим войском Джелал-ад-Дин выступил в направлении Первана. По пути он отогнал монгольский отряд, осадивший в соседних горах крепость. Тогда Чингисхан выслал против Джелал-ад-Дина своего приемного сына, одного из лучших своих полководцев, не знавшего поражений меркита Шиги-хутуху.
Узнав о приближении монгольского войска численностью от тридцати до сорока тысяч сабель под командой Шиги-хутуху, Джелал-ад-Дин выступил ему навстречу и занял позицию недалеко от истоков Лугара, южнее афганской границы. Здесь, недалеко от Первана, между ними произошла первая схватка, длившаяся целый день. С наступлением темноты противники, ничего не добившись, разошлись.
Ночью Шиги-хутуху, дабы враг подумал, что монголы получили подкрепление, велел посадить на запасных лошадей по соломенному чучелу, укутанному в войлок. Наутро военачальники Джелал-ад-Дина, увидев у монголов вдвое большее число всадников, заговорили о целесообразности отступления. Однако султан приказал своей кавалерии спешиться, привязать поводья лошадей к поясам и встретить монгольскую атаку, сохраняя полное спокойствие. Таким образом он впервые в средневековой военной истории (более чем на сто лет ранее, чем англичане в битве при Кресси) противопоставил атакующей коннице строй спешенных лучников.
Монголы устремилась вперед, однако, встреченные градом стрел, отступили, чтобы перестроиться для новой атаки. После нескольких таких атак Джелал-ад-Дин сам дал сигнал к наступлению. Его воины вскочили на коней и с громкими воплями, растягиваясь в цепь, стали охватывать монгольскую конницу. Шиги-хутуху попытался увлечь своих воинов в атаку на ослабленный центр врага, но те, испугавшись окружения, бросились в беспорядочное бегство. Поскольку долина была сплошь изрезана оврагами, многим уйти не удалось, и они пали под саблями воинов Джелал-ад-Дина.
Разгромив монголов, хорезмийцы воодушевились. Около месяца юный султан был настороже, ожидая появления самого Чингисхана. В это время в войсках хорезм-шаха произошел раскол из-за дележа добычи; местные воины не поладили с тюрками-наемниками. Джелал-ад-Дин, не найдя способов помирить двух своих лучших военачальников Амин-ал-Мулька и Аграка, оставил Газни и отошел к афгано-индийской границе, надеясь, переправившись через Инд, укрыться в Пенджабе. Разместившись на берегу реки, он приступил к строительству кораблей. Именно здесь произошло интересующее нас сражение.