Дворец халифа в Дамаске был целиком выстлан зеленым мрамором. В центре двора возвышался прекрасный фонтан, в котором постоянно была вода, она орошала великолепный сад, где росло множество деревьев. Сад этот оживляли снующие повсюду бесчисленные птицы.

   По своему обыкновению, Муавия устраивал пять аудиенций в день. После утренней молитвы он принимал своего помощника с тем, чтобы тот изложил последние новости; затем ему приносили Коран, и он читал тридцатую часть Божественного Откровения. Затем он возвращался в свои личные покои, занимался своими делами и, произнеся молитву с четырьмя поклонами, отправлялся в залу для аудиенций. Первыми к нему приходили наиболее приближенные военачальники, а после непродолжительной беседы с ними Муавия принимал своих министров, с которыми велось обсуждение всех, по их мнению, наиважнейших дел последних дней. Параллельно с приемом министров халиф завтракал. Ему подавали то, что оставалось от ужина предыдущего дня: холодную баранину, цыпленка или какое-нибудь другое блюдо. Когда все вопросы были подробно обсуждены, Муавия обыкновенно удалялся в свои комнаты, чтобы немного отдохнуть.

   После отдыха он выходил и, как правило, говорил: «Слуга, выставь в мечети мое кресло». Затем он уходил туда, где уже после богослужения садился на подготовленное для него кресло спиной к ширме. Окруженный стражей, он позволял подходить к себе любому – и бедняку, пришедшему из пустыни странствующему арабу, и женщинам, и детям, и нуждающимся – всем. Один жаловался на несправедливость, и Муавия приказывал исправить ее; другой – на какое-либо посягательство на имущество, и халиф посылал своих воинов остановить это; третий – на оскорбление, и правитель приказывал внимательно расследовать все обстоятельства. После того как уходил последний посетитель, он возвращался во дворец, занимал свое место на троне и отдавал следующий приказ: «Позовите людей внутрь и приглашайте их в порядке, подобающем их положению. Пускайте каждого, кто хочет пожелать мне доброго дня». Обычной формой приветствия было:

   – Как прошло утро владыки правоверных? Да продлит Аллах твои дни!

   И в ответ халиф говорил:

   – Аллах был милостив ко мне.

   Порой, после того как все придворные усаживались на свои места, Муавия обращался к ним следующим образом:

   – Народ называет вас знатью, но только лишь потому, что вам дозволено сидеть здесь, в этом зале. Поэтому именно ваша задача – следовать интересам тех, кто не так приближен к нам.

   Тогда кто-то поднимался со своего места и говорил о гибели какого-либо человека в Священной войне против неверных, Муавия приказывал выписать ежегодную выплату детям погибшего. Другой придворный мог сообщить об отъезде кого-либо из приближенных, и тогда халиф распоряжался присматривать за его делами, снабжать необходимым и оказывать нужные услуги.

   Затем халифу подавали обед, и в это время к нему обычно являлся его секретарь и вставал по правую руку. Если во время обеда к халифу был допущен проситель, он приглашал его за стол и угощал. Пока секретарь зачитывал его просьбу и выполнял решение правителя по этому вопросу, человек успевал два или три раза попробовать угощение. После объявления решения правитель просил пришедшего уступить место следующему. Он поднимался, и приглашали другого просителя. Так продолжалось до тех пор, пока не были рассмотрены все прошения. Бывало, что за время обеда халиф принимал сорок человек. Когда же все блюда были убраны и все придворные по его распоряжению покидали зал, Муавия уходил в свои покои, куда не разрешалось являться никому до призыва к дневному намазу. В это время халиф следовал в мечеть и проводил молитву, после чего возвращался во дворец и совершал еще одну молитву с четырьмя поклонами.

   Затем он вновь принимал своих военачальников. Зимой правитель предлагал им сладости, называя это «усладой для паломника», печенье, сахарные пироги с творогом, сладкую кашу, лепешки, сушеные фрукты и засахаренную дыню. Летом же он их потчевал свежими фруктами. На этот раз министры являлись к халифу затем, чтобы получить распоряжения, которые необходимо было выполнить в этот же день. Эта аудиенция длилась до середины дня, после чего Муавия совершал дневную молитву, удалялся к себе и еще некоторое время никого не принимал.

   В конце дня правитель появлялся вновь, располагался на троне и призывал придворных занять свои места. Тогда накрывали ужин, продолжавшийся вплоть до призыва к вечерней молитве, и на него уже не пускали ни одного просителя. Блюда убирали, звучал призыв к молитве, и халиф снова отправлялся в мечеть. По возвращении он обыкновенно читал еще одну молитву с четырьмя поклонами, в течение каждого из них цитировал пятьдесят аятов из Корана вслух и про себя. Затем он вновь удалялся к себе, где уже никого не принимал, пока его не призовут к ночной молитве.

   По завершении богослужения особо приближенные военачальники, министры, принадлежавшие к ближнему кругу халифа, вновь созывались на аудиенцию. В течение первой половины вечера министры и халиф согласовывали и выполняли необходимые дела. Затем примерно треть вечера посвящалась чтению сочинений, посвященных арабам и их истории, чужеземцам, их царям и политике, жизни владык прошлого, войнам, военному искусству и законам, а также чтению сочинений, посвященных современности.

   После занятия литературой, по традиции, из покоев жен халифа приносили особые изысканные кушанья: халву и другие подобные сладости.

   В оставшуюся треть ночи Муавия спал. Однако, если он не мог заснуть, он садился и обращался к книгам: летописям царских династий, книгам по истории, войнам и военным хитростям правителей прошлого. На такие случаи у Муавии были специально подготовленные слуги: они знали наизусть тексты этих книг и вели повествования для халифа, цитируя отрывки. Каждую ночь он повелевал рассказывать отрывки из истории или чьего-либо жизнеописания из летописей или сочинений по искусству управления государством.

   В установленный час он отправлялся в мечеть проводить утреннюю молитву: так начинался новый день, также наполненный уже описанными делами.

* * *

   Муавия стал первым халифом, к которому обращались как к равному. К примеру, однажды некий Хурайм явился на аудиенцию к халифу в подвернутых штанах, так что были видны его красивые ноги. Муавия заметил ему:

   – Ах, если бы эти ножки принадлежали женщине!

   И Хурайм ответил:

   – Как и твои ягодицы, о владыка правоверных.

   Халиф Муавия впервые в истории ислама стал нанимать глашатаев и первым основал диван печати. Случилось это так. Однажды халиф сделал одному из своих подданных щедрый подарок, выписал указ о выдаче ему ста тысяч дирхемов, а тот исправил число в указе на двести тысяч. Когда Муавии принесли отчеты, он сразу же отозвал указ. В этот самый день был основан диван печати. Абдаллах из Гассана возглавил новый диван, и ему была доверена царская печать. Сделана она была из камня, и на ней был высечен афоризм: «Весомо каждое слово». Этой печатью пользовались вплоть до последних дней халифата и дома Аббаса.

   Также именно при Муавии впервые для службы в покоях жен халифа были набраны евнухи.

   Его жена Майсун, мать царевича Язида, принадлежала к бедуинскому племени калб. Во время своего проживания во дворце в Дамаске она написала:

 

Навес, мечущийся от ветра пустыни, мне дороже,

чем этот поднимающийся в небо дворец.

Ветер, ревущий на песчаных просторах, звучит прекрасней,

чем трубы, поющие на все голоса.

Сухая лепешка в углу кочевой повозки слаще,

чем все изысканные кушанья.

И кочевник из знатного племени привлекает меня больше,

чем пузатые бородачи, что окружают меня здесь.

 

   Когда халиф услышал эти строки, он выслал Майсун назад к своей родне, где и вырос царевич Язид. Позже всех детей халифов из династии Омейядов отправляли пожить в пустыню, где они могли совершенствоваться во владении чистым арабским языком.

   Однажды по какому-то делу к Муавии прибыл Амр, все еще бывший на тот момент правителем Египта. Муавия был уже стар и слаб, и один из его вольноотпущенников всегда был при нем. Два старых человека начали беседу, и Амр спросил:

   – Владыка правоверных, какие удовольствия до сих пор радуют тебя?

   Муавия ответил:

   – Женщины? Нет, они мне больше не нужны. Роскошь? Моя кожа уже привыкла к тканям самым мягким и богатым, я больше не могу различить, какие же из них лучшие. И еда, – я вкусил столько изысканных блюд, что не знаю теперь, какое же из них любимое. Нет, думаю, у меня не осталось больших удовольствий, чем наслаждение холодным питьем в летний зной и созерцание внуков и правнуков вокруг себя. А ты, Амр, что бы тебе сейчас принесло удовольствие?

   – Кусочек плодородной земли, где можно вырастить немного фруктов для себя и еще немного впрок.

   Тогда халиф обратился к вольноотпущеннику Вардану:

   – А для тебя, Вардан, что для тебя высшее наслаждение?

   И тот отвечал:

   – Благородное, праведное дело! Такое, чтобы оно осталось в памяти людей, чтящих свое прошлое, и было бы зачтено мне, когда я предстану перед Аллахом в Судный день.

   Тогда халиф воскликнул:

   – Беседа окончена. На сегодня достаточно! Этот раб, Амр, гораздо лучше, чем мы с тобой.

   Амр скончался в 43 году по смерти пророка. Почувствовав приближение смерти, он произнес такую молитву: «О Аллах, у меня нет прав требовать что-либо и нет сил оправдываться ни в чем: я нарушал Твои заветы, я совершал поступки, которые Ты запрещал. И теперь, Господь мой, я отдаю свою голову в Твои руки». Он также добавил, обратившись к тем, кто был рядом: «Выкопайте для меня могилу и приготовьте мне ложе в земле». Произнеся эти слова, он вложил палец себе в рот и не вынимал его до самой кончины.

   Спустя семь лет умер Саад, сын Абу Ваккаса, покоритель Персии. И последними его словами тем, кто был с ним в этот момент, были: «Теперь принесите мне ту одежду, в которой я был в день битвы при Бадре, и похороните меня в ней. Именно для этого дня я хранил ее все это время».

   «Для моих асхабов достаточным почетом будет память об их уходе», – говорил Последний пророк.

* * *

   Среди всех халифов Муавия был первым, кто назвал своего наследника еще при жизни. В 59 году по смерти пророка к халифу прибыли представители ансаров, и среди посланников от Ирака был Ахнаф, сын Кайса^[124]. С его братом Даххаком ибн Кайсом Муавия разговаривал наедине: «На завтрашней главной аудиенции я намереваюсь произнести речь, – да поможет мне Аллах! Когда же я закончу, выступишь ты и присягнешь прилюдно Язиду. Так ты завоюешь расположение подданных при его избрании. Я уже говорил с Абд аль-Рахманом из Такифа, Абдаллахом Асхари и Тхавром из Сальма: они будут поддерживать тебя и скажут несколько слов в поддержку».

   На следующий день Муавия, заняв свое место в зале для аудиенций, обратился ко всему собранию со словами, что его сын Язид уже возмужал и стал достойным звания халифа, поэтому он предлагает его на место следующего правителя халифата. При этих словах Даххак поднялся и призвал собрание провозгласить Язида наследником. А после него и Абд аль-Рахман, Абдаллах и Тхавр высказались в поддержку предложения Даххака, отдав свои голоса за молодого правителя.

   Тогда Муавия поинтересовался:

   – А где же Ахнаф, сын Кайса?

   И Ахнаф встал со своего места и сказал:

   – Люди с угрожающей готовностью попирают устои прошлого. И уже слишком привыкли к тем благам, что появились у них при тебе. Именно поэтому Язид кажется им подходящим правителем. Я прошу совет исключить тех, кто готов только советовать, но не служить государству, а также тех, кто слишком громко заявляет о своей любви к тебе, халиф.

   Тогда Даххак воскликнул в негодовании: «Вы мятежники! Предатели! Я засуну ваши слова обратно вам в глотку!» Абд аль-Рахман поддержал его, высказавшись похожим образом.

   В этот момент один из членов кочевого племени обратился к Муавии:

   – Для нас ты сейчас владыка правоверных, а после твоей смерти им станет твой сын Язид! – И, достав из ножен свой меч, он добавил: – А это для тех, кто посмеет сказать, что не согласен со мной!

   – Садись теперь, – призвал его Муавия, – среди всех высказавшихся ты наиболее красноречив.

   Муавия умер в возрасте семидесяти семи лет. Это случилось через год после описанных событий. Последним желанием халифа было при захоронении вложить немного мощей, несколько волосков и обрезки ногтей Посланника Господа в его рот и глаза. Он сказал: «Сделайте это и оставьте меня наедине с самым милостивым из всех милостивых».

   У нового халифа было много увлечений: он страстно любил музыку, ястребиную охоту, травлю гончими, а также часто устраивал веселые пиры. Придворные и те, кого он сам наделил властью, также разделяли его склонность к веселью. Теперь стало обыкновением не таясь пить вино. Именно при его власти Мекка и Медина открыли для себя мир музыки: люди стали учиться игре на музыкальных инструментах. Один из курейшитов специально снял дом, где для развлечений могли собираться друзья. Здесь можно было провести время за шахматами, игрой в кости и другими занятиями.