Когда я проезжал через Маарру, Абу Ала считался правителем города. Хотя он очень богат, и у него много рабов и слуг, и все горожане подчиняются ему, как подданные, он, отринув мир, носит власяницу, никогда не выходит из дому и не съедает за день ничего, кроме манны ячменного хлеба. Его ворота никогда не бывают заперты; но его чиновники и последователи, которые руководят городом, советуются с ним лишь о действительно важных делах. Он никогда не отказывается от предложенных ему денег. Он постится весь день, бодрствует ночью и не хочет иметь ничего общего с тем, что происходит в миру.

 

Пророк ничем не лучше проповедника.

Он молит, он казнит, и вот он мертв,

А все ж ничтожность человеческой природы

Жива и умножается опять.

 

 

Рай, ад ли, нежный, яростный ли свет.

Но оба – пища тьмы.

Мы лишь перемещаем

Болотные огни в течение ночи без конца.

 

 

Не так давно рыданья похорон

Утихли, как уж слышен гомон свадьбы

И застонало колесо судьбы.

 

 

И тот, и то в единое рыданье слились.

Я пью, и я смеюсь, но в чаше сей

Презренье лишь и боль.

 

 

Я также кубком был и был разбит.

С тех пор мне целым никогда не стать,

Ползущий червь, о плоти говоря, мне показал,

Как я однажды этим ложем был.

Когдаато камень, ныне только пыль.

 

 

«Как может быть, – сказал гончар, —

Что я, твой раб, создать смогу такой сосуд,

Лишь стоит пожелать,

С которым у людей не будет ссор».

 

   «Некоторые стихи, – говорил Абу Ала, – посвящены Раванди:

 

Дары земли делил между людьми

Тот, кто был пьян, а сверх того и подл.

 

   Если бы это двустишие материализовалось, оно бы возвысилось в своей греховности над пирамидами. Возможно ли спасение человека от его ничтожества? Оно предопределено.

   Считается, что я ученый человек. Но я не обладаю ни обширными знаниями, ни глубоким интеллектом. Предполагается, что я религиозен. Но будь сорвана с меня маска, не одобрявшие меня вряд ли сочтут достаточными простые оскорбления: они б пожелали моей смерти.

   Из уст моих звучат слова безмерной лжи.

   О правде я шепчу, и шепот еле слышен.

   Лучше сохранить блоху, нежели дать милостыню.

   Я – дитя Случая.

   Этот день – сегодня, и нет различия между ним и остальными. Как можешь ты называть один день завтра, а другой – вчера? Для того, кто думает о Всевышнем, прошлое и будущее всегда в настоящем. У верного слуги Всевышнего нет ни вчера, ни завтра.

   Когда приходит время молитвы, я совершаю омовение и иду туда, где намереваюсь молиться, сижу там, пока не отдохнет мое тело.

   Тогда я встаю. Перед собою я вижу Святой Дом, под своими ногами чувствую Мост Страха, рай лежит по правую руку от меня, и ад по левую; и Ангел Смерти стоит за моей спиной. И в мыслях моих эта молитва – моя последняя.

   Но снизойдет Всевышний до принятия моей молитвы или нет, я не знаю по завершении молитвы никогда».