Интересную историю о том, как Хусейн ибн Касим стал визирем, рассказывает чиновник Ибн Занджи, долго служивший у Ибн Фурата:
«Хусейн ибн Касим, по прозвищу Красавчик, был моим близким другом. Когда ему приходилось скрываться от властей, он приглашал меня в свое убежище и спрашивал моего совета, он доверял мне и считал меня своим приверженцем. Я испробовал много способов сделать его визирем, и самым удачным из них оказался тот, о котором я хочу вам рассказать.
В то время в Багдаде жил человек по прозвищу Даниелит. Он часто приходил ко мне в дом и иногда оставался на ночь. Этот человек рассказал мне по секрету, что занимается сочинением якобы древних писаний, приписываемых им пророку Даниилу. В эти «пророчества» он вставляет имена знатных вельмож империи, не явно, но так, что, если переставить буквы, они вполне узнаваемы. С помощью этих мошенничеств он приобрел определенную репутацию и большие деньги. Он получил щедрые подарки от судьи Абу Омара, его сына и других важных персон. Этот мошенник был в большом почете у Муфлина, негра, после того как нашел в своих «священных» книгах доказательство того, что Муфлин – прямой потомок Джафара, сына Абу Талиба. Муфлин охотно поверил этой небылице и щедро наградил ее автора за «открытие».
Мне пришло в голову, что и я могу использовать этого человека в своих целях. Я предложил ему вставить в его новую книгу кое-что для меня, и он с готовностью согласился. Тогда я описал ему Хусейна: это очень высокий человек, лицо его обезображено оспой, на верхней губе большой шрам, такой, что усы почти не растут. Пророчество, пояснил я ему, должно утверждать, что если такой человек станет визирем у восемнадцатого потомка Аббаса, то этот халиф будет удачлив во всех делах, одержит победу над всеми врагами и завоюет новые земли, его государство будет процветать во все дни жизни его.
Я записал ему все подробности, и он обещал составить текст, где среди прочего будет вставлен и необходимый мне фрагмент. Я постоянно напоминал ему об этом деле, и он не объяснил мне, что текст, чтобы не вызывать сомнений, должен подвергнуться специальной процедуре, для чего потребуется не меньше двадцати дней. Бумага должна пролежать несколько дней в сене, потом он положит ее в сапог и будет ходить несколько дней, пока она не приобретет почтенный желтый оттенок древности.
Когда необходимый срок «старения» закончился, он принес мне свою работу на проверку. Прочитав нужный мне фрагмент, я понял, что смог бы поклясться, что это несомненный подлинник, не знай того, как рукопись появилась на свет. Итак, Даниелит со своим шедевром направился к Муфлину и прочитал ему вслух весь документ, включая и написанный по моему заказу пассаж.
– Прочитай это место сначала! – воскликнул Муфлин.
Шарлатан прочел, после чего негр помчался к Муктадиру и рассказал ему об этом.
– Я хочу видеть эту книгу, – сказал халиф.
Муфлин принес ее.
– Знаешь ли ты кого-нибудь, кто соответствует этому описанию? – спросил Муктадир.
– Нет, никого не могу припомнить, – ответил Муфлин.
Халиф, однако, велел ему подумать хорошенько и, казалось, очень хотел найти этого человека.
– Единственный, кто подходит под это описание, – сказал наконец Муфлин, – это Хусейн ибн Касим, его еще называют Красавчик.
– Хорошо, если кто-нибудь из его друзей обратится к тебе или захочет передать сообщение от него, дай мне знать, но держи все это в тайне, не говори никому.
С этими инструкциями Муфлин покинул халифа.
– Знаешь ли ты кого-нибудь с такими приметами? – спросил он Даниелита.
– Я только прочитал тебе то, что нашел в книге Даниила, больше я ничего не знаю, – ответил он.
Даниелит пришел ко мне и рассказал обо всем, что произошло. Я поспешил передать эти новости Хусейну. Он был в восторге, лучше сказать – в экстазе, его лицо светилось торжеством. Вызвав Абу Бишра, своего чиновника, христианина, он вручил ему письмо и велел посетить Муфлина, и чем скорее, тем лучше.
На следующий день, вечером, я зашел узнать новости. Хусейн позвал Абу Бишра и попросил его самого рассказать о том, что произошло.
– Когда я пришел, в приемной Муфлина было очень много посетителей, – начал свой рассказ чиновник, – тем не менее он вызвал меня прежде всех других посетителей и заставил сесть рядом с собой. Потом, сделав мне знак подвинуться поближе, он спросил меня шепотом: «Как поживает Хусейн ибн Касим?»
Он внимательно выслушал мой ответ и сказал: «Передай ему мои наилучшие пожелания и уверь его, что я сделаю все, что необходимо. Пусть он напишет письмо государю, я передам его и буду посредником в этом деле».
Я ушел от него, – сказал в заключение Абу Бишр, – в полной уверенности, что сам Аллах помогает моему господину в его делах.
Уловка с «пророчеством Даниила» оказалась весьма эффективным средством в продвижении Хусейна на пост визиря, несмотря на всеобщие возражения и недовольство».
Финансовый кризис развивался по схеме «от плохого к худшему». Хусейн был вынужден продать часть государственных земель, что дало ему половину миллиона динаров. Он также израсходовал половину доходов за 320 год, перечисленных авансом и сбор которых только начинался, но все равно не смог погасить задолженность за 319 финансовый год.
Все это было известно двоюродному брату халифа Харуну. Когда об этом доложили халифу, он решил назначить временно на пост визиря Хасиби, который был тогда секретарем Валиде. Когда Хасиби сделали это предложение, он сказал, что финансовое положение в стране довольно сложное и он не хотел бы, чтобы у государя сложилось ложное представление о том, что он, Хасиби, достаточно компетентен, чтобы нормализовать ситуацию. Тогда Харун предложил, чтобы Муктадир лично назначил Хасиби главой дивана контроля, оставив обязанности первичной оценки под началом Хусейна, который должен будет составить предварительный бюджет. С этим назначением Хусейн согласился, и Муктадир, чтобы сгладить все недоразумения и недовольства, пожаловал ему почетные одежды.
После этого Хусейн приступил к составлению бюджета. Он выписал по пунктам все ожидаемые доходы с каждой провинции. Главы диванов первичной оценки и контроля заверили эти цифры. Бюджет был составлен таким образом, что суммы доходов были приблизительно равны суммам расходов, с тем чтобы успокоить повелителя правоверных.
Но Муктадир передал эти расчеты Хасиби и приказал ему детально проверить их. Хасиби обнаружил, что Хусейн записал в доходную часть бюджета предполагаемые доходы с тех провинций, которые к тому времени уже отпали от империи и перешли в руки узурпаторов: Рей и Исфахан были захвачены дейлемитами; Мосул и Дийарабия находились под контролем Муниса, Египет и Сирия вообще не перечисляли налогов уже четыре года. Все эти несуществующие доходы составляли в бюджете огромную сумму. В расходной части визирь не учел своих же собственных распоряжений относительно повышения жалованья военным и слугам. Кроме того, он забыл вычесть доходы с тех государственных земель, которые он сам приказал продать. Хасиби изложил все эти соображения в своем докладе и положил его на стол Муктадиру, в результате чего было созвано собрание государственных служащих.
Когда начались слушания по этому делу и чиновники обратились с вопросами к визирю, последний начал поносить их и обвинил их в том, что они хотят опорочить его в глазах халифа.
– Как именно, – потребовал он, – я ввел в заблуждение государя? Разве не имеем мы обязательства сборщиков налогов здесь, перед нами?
– Упаси нас Аллах от таких обвинений! – ответили они. – Но все же бюджет визиря основан на погашении задолженностей за 319 год за счет доходов, полученных в счет 320 года. Сборщики налогов послали в Совет по контролю сведения о суммах, уже выплаченных ими в счет 320 года, и сведения о тех суммах, которые они обязуются выплатить после сбора урожая. Именно эти сведения и были причиной нашего собрания.
– Ну и каковы же эти суммы? Вы знаете? – сказал Хусейн.
– Я знаю, – ответил Хасиби.
И он представил меморандум, который составил сам. Из него явствовало, что суммы доходов, уже полученных авансом за 320 год с Ахваза, Ирака и Фарса (за несколько месяцев, прежде чем будет собран урожай и начнется фактический сбор налогов), составляют сорок миллионов дирхемов, остаток же, который должен быть перечислен до начала 321 финансового года, составляет всего двадцать миллионов.
– Такого бюджета, – сказал Хасиби в заключение своей речи, – не видывали ни в прошлом, ни в настоящем!
Хусейн начал понимать, в каком положении он оказался. Объятый страхом, он попытался прекратить собрание, закричав:
– Это вы, чиновники, состряпали этот нелепый бюджет и хотите теперь, чтобы я отвечал за него!
– Несомненно, в этом деле есть недоразумения, – ответил один из чиновников, – конечно, это произошло по недосмотру, но в любом случае это не отражается на наших реальных оценках.
Вместо ответа на замечание, Хусейн ударил чиновника.
– Мы собрались на это заседание, – ответил чиновник, – с единственной целью: просмотреть расчеты и указать визирю на некоторые факты.
Хусейн, не пытаясь больше спорить, повернулся к Хасиби и набросился на него с оскорблениями. Последний, увидев, что визирь показал всем свое настоящее лицо, покинул заседание. Подробный отчет обо всем произошедшем был представлен Муктадиру. С Хусейном все было кончено. После семи месяцев пребывания на посту визиря он оказался под арестом.
«Хусейн ибн Касим, по прозвищу Красавчик, был моим близким другом. Когда ему приходилось скрываться от властей, он приглашал меня в свое убежище и спрашивал моего совета, он доверял мне и считал меня своим приверженцем. Я испробовал много способов сделать его визирем, и самым удачным из них оказался тот, о котором я хочу вам рассказать.
В то время в Багдаде жил человек по прозвищу Даниелит. Он часто приходил ко мне в дом и иногда оставался на ночь. Этот человек рассказал мне по секрету, что занимается сочинением якобы древних писаний, приписываемых им пророку Даниилу. В эти «пророчества» он вставляет имена знатных вельмож империи, не явно, но так, что, если переставить буквы, они вполне узнаваемы. С помощью этих мошенничеств он приобрел определенную репутацию и большие деньги. Он получил щедрые подарки от судьи Абу Омара, его сына и других важных персон. Этот мошенник был в большом почете у Муфлина, негра, после того как нашел в своих «священных» книгах доказательство того, что Муфлин – прямой потомок Джафара, сына Абу Талиба. Муфлин охотно поверил этой небылице и щедро наградил ее автора за «открытие».
Мне пришло в голову, что и я могу использовать этого человека в своих целях. Я предложил ему вставить в его новую книгу кое-что для меня, и он с готовностью согласился. Тогда я описал ему Хусейна: это очень высокий человек, лицо его обезображено оспой, на верхней губе большой шрам, такой, что усы почти не растут. Пророчество, пояснил я ему, должно утверждать, что если такой человек станет визирем у восемнадцатого потомка Аббаса, то этот халиф будет удачлив во всех делах, одержит победу над всеми врагами и завоюет новые земли, его государство будет процветать во все дни жизни его.
Я записал ему все подробности, и он обещал составить текст, где среди прочего будет вставлен и необходимый мне фрагмент. Я постоянно напоминал ему об этом деле, и он не объяснил мне, что текст, чтобы не вызывать сомнений, должен подвергнуться специальной процедуре, для чего потребуется не меньше двадцати дней. Бумага должна пролежать несколько дней в сене, потом он положит ее в сапог и будет ходить несколько дней, пока она не приобретет почтенный желтый оттенок древности.
Когда необходимый срок «старения» закончился, он принес мне свою работу на проверку. Прочитав нужный мне фрагмент, я понял, что смог бы поклясться, что это несомненный подлинник, не знай того, как рукопись появилась на свет. Итак, Даниелит со своим шедевром направился к Муфлину и прочитал ему вслух весь документ, включая и написанный по моему заказу пассаж.
– Прочитай это место сначала! – воскликнул Муфлин.
Шарлатан прочел, после чего негр помчался к Муктадиру и рассказал ему об этом.
– Я хочу видеть эту книгу, – сказал халиф.
Муфлин принес ее.
– Знаешь ли ты кого-нибудь, кто соответствует этому описанию? – спросил Муктадир.
– Нет, никого не могу припомнить, – ответил Муфлин.
Халиф, однако, велел ему подумать хорошенько и, казалось, очень хотел найти этого человека.
– Единственный, кто подходит под это описание, – сказал наконец Муфлин, – это Хусейн ибн Касим, его еще называют Красавчик.
– Хорошо, если кто-нибудь из его друзей обратится к тебе или захочет передать сообщение от него, дай мне знать, но держи все это в тайне, не говори никому.
С этими инструкциями Муфлин покинул халифа.
– Знаешь ли ты кого-нибудь с такими приметами? – спросил он Даниелита.
– Я только прочитал тебе то, что нашел в книге Даниила, больше я ничего не знаю, – ответил он.
Даниелит пришел ко мне и рассказал обо всем, что произошло. Я поспешил передать эти новости Хусейну. Он был в восторге, лучше сказать – в экстазе, его лицо светилось торжеством. Вызвав Абу Бишра, своего чиновника, христианина, он вручил ему письмо и велел посетить Муфлина, и чем скорее, тем лучше.
На следующий день, вечером, я зашел узнать новости. Хусейн позвал Абу Бишра и попросил его самого рассказать о том, что произошло.
– Когда я пришел, в приемной Муфлина было очень много посетителей, – начал свой рассказ чиновник, – тем не менее он вызвал меня прежде всех других посетителей и заставил сесть рядом с собой. Потом, сделав мне знак подвинуться поближе, он спросил меня шепотом: «Как поживает Хусейн ибн Касим?»
Он внимательно выслушал мой ответ и сказал: «Передай ему мои наилучшие пожелания и уверь его, что я сделаю все, что необходимо. Пусть он напишет письмо государю, я передам его и буду посредником в этом деле».
Я ушел от него, – сказал в заключение Абу Бишр, – в полной уверенности, что сам Аллах помогает моему господину в его делах.
Уловка с «пророчеством Даниила» оказалась весьма эффективным средством в продвижении Хусейна на пост визиря, несмотря на всеобщие возражения и недовольство».
* * *
Братья Ибн Раик, как и некоторые другие люди, также принимали участие в этой интриге, помогая Хусейну. Теперь, когда он стал визирем, они захотели получить свою долю. Их требования были чрезмерны. Мухаммед ибн Раик вместе с братом пошли столь далеко, что захватили только что прибывший из Ахваза корабль, который привез в казну налоги из провинций Ахваз, Исфахан и Фарс. Когда Хусейн написал жалобу халифу и в резких выражениях сообщил о том, что произошло, Муктадир всего лишь слегка пожурил сынов Раика, который был вольноотпущенником его отца. В конце концов визирь и братья Ибн Раик пришли к соглашению, в соответствии с которым половина денег оставалась у последних, другая же половина должна была быть передана в государственную казну.Финансовый кризис развивался по схеме «от плохого к худшему». Хусейн был вынужден продать часть государственных земель, что дало ему половину миллиона динаров. Он также израсходовал половину доходов за 320 год, перечисленных авансом и сбор которых только начинался, но все равно не смог погасить задолженность за 319 финансовый год.
Все это было известно двоюродному брату халифа Харуну. Когда об этом доложили халифу, он решил назначить временно на пост визиря Хасиби, который был тогда секретарем Валиде. Когда Хасиби сделали это предложение, он сказал, что финансовое положение в стране довольно сложное и он не хотел бы, чтобы у государя сложилось ложное представление о том, что он, Хасиби, достаточно компетентен, чтобы нормализовать ситуацию. Тогда Харун предложил, чтобы Муктадир лично назначил Хасиби главой дивана контроля, оставив обязанности первичной оценки под началом Хусейна, который должен будет составить предварительный бюджет. С этим назначением Хусейн согласился, и Муктадир, чтобы сгладить все недоразумения и недовольства, пожаловал ему почетные одежды.
После этого Хусейн приступил к составлению бюджета. Он выписал по пунктам все ожидаемые доходы с каждой провинции. Главы диванов первичной оценки и контроля заверили эти цифры. Бюджет был составлен таким образом, что суммы доходов были приблизительно равны суммам расходов, с тем чтобы успокоить повелителя правоверных.
Но Муктадир передал эти расчеты Хасиби и приказал ему детально проверить их. Хасиби обнаружил, что Хусейн записал в доходную часть бюджета предполагаемые доходы с тех провинций, которые к тому времени уже отпали от империи и перешли в руки узурпаторов: Рей и Исфахан были захвачены дейлемитами; Мосул и Дийарабия находились под контролем Муниса, Египет и Сирия вообще не перечисляли налогов уже четыре года. Все эти несуществующие доходы составляли в бюджете огромную сумму. В расходной части визирь не учел своих же собственных распоряжений относительно повышения жалованья военным и слугам. Кроме того, он забыл вычесть доходы с тех государственных земель, которые он сам приказал продать. Хасиби изложил все эти соображения в своем докладе и положил его на стол Муктадиру, в результате чего было созвано собрание государственных служащих.
Когда начались слушания по этому делу и чиновники обратились с вопросами к визирю, последний начал поносить их и обвинил их в том, что они хотят опорочить его в глазах халифа.
– Как именно, – потребовал он, – я ввел в заблуждение государя? Разве не имеем мы обязательства сборщиков налогов здесь, перед нами?
– Упаси нас Аллах от таких обвинений! – ответили они. – Но все же бюджет визиря основан на погашении задолженностей за 319 год за счет доходов, полученных в счет 320 года. Сборщики налогов послали в Совет по контролю сведения о суммах, уже выплаченных ими в счет 320 года, и сведения о тех суммах, которые они обязуются выплатить после сбора урожая. Именно эти сведения и были причиной нашего собрания.
– Ну и каковы же эти суммы? Вы знаете? – сказал Хусейн.
– Я знаю, – ответил Хасиби.
И он представил меморандум, который составил сам. Из него явствовало, что суммы доходов, уже полученных авансом за 320 год с Ахваза, Ирака и Фарса (за несколько месяцев, прежде чем будет собран урожай и начнется фактический сбор налогов), составляют сорок миллионов дирхемов, остаток же, который должен быть перечислен до начала 321 финансового года, составляет всего двадцать миллионов.
– Такого бюджета, – сказал Хасиби в заключение своей речи, – не видывали ни в прошлом, ни в настоящем!
Хусейн начал понимать, в каком положении он оказался. Объятый страхом, он попытался прекратить собрание, закричав:
– Это вы, чиновники, состряпали этот нелепый бюджет и хотите теперь, чтобы я отвечал за него!
– Несомненно, в этом деле есть недоразумения, – ответил один из чиновников, – конечно, это произошло по недосмотру, но в любом случае это не отражается на наших реальных оценках.
Вместо ответа на замечание, Хусейн ударил чиновника.
– Мы собрались на это заседание, – ответил чиновник, – с единственной целью: просмотреть расчеты и указать визирю на некоторые факты.
Хусейн, не пытаясь больше спорить, повернулся к Хасиби и набросился на него с оскорблениями. Последний, увидев, что визирь показал всем свое настоящее лицо, покинул заседание. Подробный отчет обо всем произошедшем был представлен Муктадиру. С Хусейном все было кончено. После семи месяцев пребывания на посту визиря он оказался под арестом.