– Что подвигло тебя на мятеж?

   – Нищета, о повелитель правоверных, которая есть тень Господа на земле.

   Восстание Бабека вспыхнуло в горной стране Бадх в тот же год, что и бегство Ибрахима, сына Махди, после переворота в Багдаде. Эти события совпали с голодом в восточных провинциях и эпидемией чумы в Хорасане.

   В Персии среди гор Бадха, у подножия которых протекает Аракс, жили два могущественных вождя. Оба они принадлежали к секте хуррамитов^[136] и соперничали друг с другом из-за лидерства в ней. Одного из них звали Джавидан, и управляющим у него был Бабек; другого звали Абу Имран.

   Однажды люди Абу Имрана напали на поместье Джавидана. Разгорелся кровавый бой, в котором Имран потерпел поражение и был убит. Но и Джавидан вернулся домой с тяжелыми ранами, от которых умер через три дня. А надо сказать, что жена Джавидана была неравнодушна к Бабеку, и тот отвечал взаимностью на ее страсть. Как только ее муж умер, она пришла к управляющему и сказала:

   – Слушай, тебе не занимать ни силы, ни ума. Джавидан мертв. Я еще не сказала об этом его людям. Будь готов, завтра я соберу их всех – ты должен быть их вождем.

   Эти слова разбудили тщеславие, спавшее до этих пор в душе Бабека. Утром она послала гонцов по деревням. Когда вассалы Джавидана собрались, они спросили его жену, которая приветствовала их:

   – Почему он сам не пришел к нам?

   – Если бы он пошел сам по всем вашим домам, разбросанным далеко друг от друга, это заметили бы наши враги и подняли бы тревогу, поэтому он поручил мне собрать вас и передать его приказ. Готовы ли вы повиноваться?

   – Говори, – ответили они, – мы никогда не перечили ему раньше и не собираемся делать это теперь.

   – Тогда слушайте, он велел передать вам: «Я должен умереть сегодня ночью. Моя душа покинет мое тело и вселится в тело моего слуги; к нему переходит власть над моим народом. Мне открылось, что Бабек совершит великие подвиги, которых никто не совершал до него, и прославит как себя, так и вас. Он будет владеть всем миром, уничтожит всех тиранов и восстановит Закон Маздака (общее владение имуществом и женщинами). При нем слабый станет сильным и униженный возвысится. Кто же воспротивится моей последней воле – тот будет врагом Истинной Веры».

   – Мы принимаем его завещание, – ответили люди.

   Тогда женщина приказала зарезать корову и снять с нее шкуру. Когда ее воля была исполнена, она расстелила шкуру на земле, поставила на нее большую чашу с вином и, преломив хлеб, погрузила его в вино. Рядом с чашей она положила еще несколько буханок хлеба. После этих приготовлений она сказала, что каждый из присутствующих, по очереди, должен наступить на шкуру, взять кусок хлеба, окунуть его в вино и съесть, произнося при этом: «Я верю в тебя, дух Бабека, как я верю в дух Джавидана». Потом каждый должен подойти к Бабеку, взять его за руку, поцеловать ее и произнести клятву верности. Все послушно исполнили волю женщины.

   После этого она приказала подать вина и еды для всех и демонстративно села рядом с Бабеком перед всеми. Когда каждый выпил по три кубка вина, она взяла ветку базилика и протянула ее Бабеку; он принял ее. Такова была свадебная церемония в тех краях.

   Бабек провозгласил себя Богом в своей секте. Он превратил хуррамитов в убийц и грабителей. Никогда раньше этот народ не творил таких жестокостей и насилия. За двадцать лет они убили, по скромным подсчетам, двести двадцать пять тысяч человек.

   В правление Мамуна крестьянская армия стала захватывать все новые и новые земли, уничтожая или обращая в бегство регулярные войска.

   В конце концов халиф Мутасим отправил на борьбу с восставшими армию под командованием военачальника Афшина, правителя Сурушны на берегу Хашарта (Сырдарьи). После нескольких кровопролитных сражений Бабек был отброшен к границам своих первоначальных владений. Мятежная армия начала таять на глазах. Все доблестные воины были убиты, сам Бабек укрылся в горах Бадха, там, где родился и вырос; это место еще долго после его смерти называли Страной Бабека. Поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, он, вместе со своим братом, женщинами и несколькими близкими, решил спастись бегством. Переодевшись в купцов, они караваном, пройдя через болота Армении, пришли в земли Сахла, одного из влиятельных феодалов тех мест.

   Сахл радушно принял Бабека и устроил пир в его честь, но внезапно, в разгар застолья, его схватили и заковали в цепи.

   – Ты предал меня, Сахл? – спросил Бабек.

   – Сын шлюхи! – крикнул Сахл. – Твое дело пасти баранов, а ты возомнил себя царем, полководцем и творцом Закона!

   Он приказал связать всех людей Бабека, после чего отправил гонца к Афшину с известием, что его враг схвачен. Афшин послал четыре тысячи всадников, чтобы доставить пленных в свой лагерь. Он также пригласил к себе Сахла и отблагодарил его, подарив почетную одежду и диадему, а также собственноручно привел ему лучшего коня из своей конюшни. Кроме того, Сахл был освобожден от выплаты податей со своих владений.

   Сообщение об этих событиях было послано халифу почтовым голубем. Когда новости о захвате Бабека распространились, люди благодарили Господа и ликовали. Во все столицы провинций были посланы сообщения, в которых говорилось, что разбойник, так долго наводивший на всех ужас, повергавший в прах целые армии повелителя правоверных, наконец закован в цепи и обезврежен.



   Когда Афшин со своими пленниками находился на расстоянии одного дня пути от столицы, ему навстречу выехали сын халифа, принцы и прочие вельможи империи. В лагерь Афшина были доставлены: гигантский серый слон (подарок Мамуну от индийского царя), украшенный попоной из красной и зеленой парчи и разноцветного шелка; верблюд бактриан огромных размеров, также богато украшенный; несколько почетных платьев из парчи, усыпанных драгоценными камнями, и высокие персидские митры, разноцветные каймы которых были расшиты жемчугом и изумрудами.

   В самую богатую одежду облачили Бабека, в другую, лишь немногим ей уступающую, его брата; на головы им надели митры и посадили: Бабека – на слона, его брата – на верблюда.

   – Что это за чудовище? – спросил Бабек, когда его усаживали на слона.

   Армия Афшина, конница и пехота, в полном вооружении и со знаменами, выстроилась в две шеренги и растянулась от лагеря на расстояние пяти часов пути в сторону Самарры. Бабек и его брат ехали между шеренгами, покачиваясь на своих животных в такт их поступи. Бабек задумчиво и печально смотрел на это представление, но страха не было в его глазах – казалось, он жалел только, что не успел уничтожить всех этих людей.

   Был четверг, второй день месяца Сафара 223 года. Люди никогда не видели столь пышного шествия.

   Халиф приветствовал Афшина чрезвычайно милостиво и посадил его на почетное место в приемном зале. Потом стража привела Бабека.

   – Так ты и есть тот самый Бабек? – спросил халиф.

   Ответа не последовало. Мутасим повторил свой вопрос, но пленник хранил молчание.

   – Несчастный! – прошипел Афшин ему в лицо. – Как ты смеешь молчать, когда сам повелитель правоверных удостоил тебя своим вопросом?

   – Да, я Бабек, – произнес наконец тот.

   Мутасим склонился и воздал хвалу Господу, затем, поднявшись, приказал раздеть Бабека. Слуги поспешно стянули с него роскошные одежды. Палач, повинуясь приказу, отрубил ему правую руку и стал ею бить по его лицу; потом он отрубил левую руку, а затем – ногу. Бабек корчился и извивался в луже собственной крови на кожаном коврике палача, он кричал быстро и невнятно, предлагая невероятные богатства за помилование. Наконец, видя, что никто не слушает его, он стал бить себя по голове обрубками рук.

   – Вонзи свой меч ему между ребер, только не задень сердце, я хочу, чтобы он умирал долго, – сказал халиф палачу.

   Палач повиновался. Наконец, насытившись местью, халиф приказал отрубить Бабеку голову. Отрубленные части были пришиты к туловищу, и обезглавленное тело повесили на виселице, для всеобщего обозрения. Голову сначала отправили в Багдад и насадили на кол на мосту; после чего ее послали в Хорасан, где торжественно пронесли по городам и селам для устрашения людей, которые помнили лучшие дни Бабека и верили, что он способен уничтожить государство и классовую несправедливость. Тело долго висело на окраине Самарры, и это место сохранило название Виселица Бабека даже тогда, когда город стал пуст и заброшен.

   В день смерти Бабека Ибрахим ибн Махди^[137], дядя халифа, вместо обычной проповеди в мечети прочитал следующие строки:

 

Повелитель правоверных, твоя битва завершилась победой!

Хвала! Хвала Господу!

Бог был твоим Воителем.

Да получит достойный раб Господа Афшин заслуженную награду;

Ибо удар, нанесенный им, осветил его чело

венцом немеркнущей славы.

 

   Афшину была пожалована золотая диадема, украшенная драгоценными камнями, самыми дешевыми из которых были изумруды и рубины, а также две перевязи, расшитые жемчугом. Его сыну Хасану халиф дал в жены Утруджу, дочь правителя Ашнаса, главы гвардейцев тюрков, девушку, известную своей красотой и образованностью. На их свадьбе Мутасим прочитал стихи своего собственного сочинения.



   Брат Бабека был отправлен на казнь в Багдад. Когда по пути они остановились на ночлег в Бараданском замке, в трех лигах от города (около пятнадцати километров), он спросил своего конвоира:

   – Кто ты?

   – Я сын Шервина, правителя Табаристана.

   – Хвала Всевышнему! – взмолился пленник. – За то, что Он послал мне перса из древнего рода, чтобы проводить меня в последний путь.

   – Нет, – сказал Ибн Шервин и, указав на палача, того самого, который казнил Бабека, добавил: – Тебе придется иметь дело с ним.

   – Ах, значит, ты здесь главный, – сказал арестант, повернувшись к палачу, – а этот, другой, просто наблюдатель. Ладно, скажи тогда, есть ли у меня право на последнее желание?

   – Говори, чего тебе нужно, – ответил палач.

   – Приготовь мне сладкую пшеничную кашу, – попросил брат Бабека.

   Когда каша была подана, он поел от души и сказал:

   – Завтра, если будет на то милость Господня, ты увидишь, как умирает благородный перс.

   Потом он спросил вина из фиников и пил его не спеша, до самого рассвета, когда настала пора отправляться в Багдад.

   Там, на мосту через Тигр, ему отрубили руки и ноги, а его тело было повешено на восточном берегу.

* * *

   Год спустя Мазьяр, правитель Табаристана, участвовавший в восстании против верховной власти, был схвачен и доставлен в Самарру. На допросе он заявил, что к мятежу в защиту своей религии его подбивал Афшин, пользуясь тем, что оба они втайне придерживались своей прежней, зороастрийской веры.

   Афшин, кроме того, обвинялся в том, что в военной кампании против византийского императора пренебрег возможностью захватить в плен последнего, заявив: «Он царь – пусть цари сами решают свои дела между собой». Так что еще до того, как Мазьяра доставили в Самарру, Афшин был уже арестован по доносу своего секретаря.