Катулл был поэтом «миниатюристом». Мастером малой формы. Он опирался на опыт александрийцев, взял на вооружение их отдельные приемы. Но при этом оставался поэтом самобытным и оригинальным. Он создал ряд элегий, поистине образцовых, и положил начало этому жанру в римской поэзии: по стопам Катулла пошли Тибулл, Проперций, Гораций и Овидий.

   Он удачно вводил в стихи просторечную лексику. Ученые филологи даже изучают на основании инвектив Катулла, анализа его «бранных» стихов латинские ругательства. Он также явил пример тщательной работы над словом. И достиг в этом плане счастливой выразительности. Он содействовал укоренению греческих размеров на римской почве; сам же был мастером аллитерационного стиха.

   Лучшее у Катулла – его цикл, посвященный Лесбии. М. Л. Гаспаров заметил: «Значение Катулла в римской поэзии – не в том, что он страстно любил свою Лесбию и с непосредственной искренностью изливал свой пыл в стихах. Оно в том, что Катулл первый задумался о своей любви и стал писать не о женщине, которую он любит, а о любви как таковой». Может быть, здесь стоит внести небольшое дополнение. Глубокие переживания, вызванные отношениями с Лесбией, побудили Катулла задуматься о сущности любви, о ее природе. Греческая и римская литература знали разные ипостаси любви. Она могла быть чувственным наслаждением, как у Гомера; легким, приятным чувством, как у Анакреонта; «досугом», которому предается сильный пол, как правило, с гетерами, как у поэтов эпохи эллинизма; мучительной «болезнью», как у Сапфо. У Катулла любовь – это переживание, сопряженное с работой ума и сердца, душевными исканиями, захватывающими поэта безраздельно.

   Катулл дал неподвластный времени образец интимной лирики. Поэтому он стал одним из самых любимых поэтов античности, популярных в эпоху Возрождения. Его ценили французские поэты, входившие в группу «Плеяда», особенно Пьер Ронсар. Из русских поэтов он был близок Батюшкову. И, конечно же, мимо него не мог пройти Пушкин. В цитировавшемся вольном переводе «Пьяной горечью Фалерна» Пушкин отозвался на светлый жизнерадостный пафос Катулла. При этом он отказался от воспроизведения тяжеловатого одиннадцатисложника, как в подлиннике, а использовал более динамичный и легкий четырехстопный хорей. В рецензии на книгу своего дяди В. Л. Пушкина «Путешествие N. N. в Париж и Лондон»

   Пушкин ставит Катулла в один ряд с Вольтером как поэта, который проявляет себя «не только в обширных созданиях драмы и эпопей, но в игривости шутки и в забавах ума, вдохновленных ясною веселостью». Эта оценка важна для понимания поэтической природы самого Пушкина.

   Валерий Брюсов, знаток, поклонник и переводчик римской поэзии, писал, что Катулл и поэты его поколения «первые в Риме дали создания в полном смысле лирические. Гений Катулла был лиричен в высшей степени, и его песни такой же интимный дневник жизни поэта, как стихи Гейне или Верлена». Одно из стихотворений Брюсова называется: «В духе Катулла».

 

Обманули твои, ах! поцелуи,

Те, что ночь напролет я пил, как струи.

Я мечтал навсегда насытить жажду,

Но сегодня, как Скиф, без кубка стражду.

Ты солгал, о Насон, любимец бога!

Нет науки любви. И глядя строго,

Беспощадный Амур над тем хохочет,

Кто исторгнуть стрелу из сердца хочет.

Должно нам принимать богов решенья

Кротко: радости и любви мученья.