Для более глубокого понимания сути экономических и социальных процессов в Месопотамии III тыс. до н. э. интересно ознакомиться с материалами периода III династии Ура – финальной эпохи в истории Шумера.
Первый властитель нового государства – Ур-Намму (21127-2094/93 гг. до н. э.) начал с организации ирригационных работ, в которых так нуждалась только что пережившая тяжелый кризис страна. Были построены новые мелиоративные и оросительные каналы в У ре, Эреду, Ниппуре и Лагаше.
Однако подлинным создателем экономической и государственной системы шумерского царства стал его сын – Шульги (2093–2046 гг. до н. э.). «Для царей новой династии – III династии Ура, – отмечает И.М. Дьяконов, – консолидация деспотической монархии облегчалась не только тем, что страна нуждалась в восстановлении и упорядочении оросительной системы, но и рядом исторических обстоятельств, связанных с предшествующим владычеством Аккадской династии и господством кутиев… На пути нового государства уже не стояли традиционные олигархические порядки в отдельных „номах“ и традиционные династии правителей: в большинстве случаев к моменту прихода к власти Ур-Намму здесь правили назначенные сверху чиновники, а внехрамовая общинная структура была настолько расшатана и сами общинники настолько разорены, что воссоздание твердой системы государственного хозяйства должно было казаться крайне желательным, ее воссоздание было не только экономической необходимостью для возрождения страны; оно позволило бы обеспечить политическое и материальное благополучие для множества людей, которые могли надеяться на замещение должностей многочисленных администраторов, ремесленников или надзирателей царско-храмовых имений.
Отсюда – широкая поддержка, которой, несомненно, пользовались как Уту-хенгаль, так и Ур-Намму и Шульги».
Основой внутренней политики новой монархии стали принцип безусловной собственности царя на все храмовые и правительственные земли и принцип централизованного управления всеми областями страны. «Энси» в это время превращается в назначаемого и сменяемого царского чиновника.
В государственно-правовом отношении держава III династии Ура представляла собой типичную древневосточную деспотию. Во главе ее стоял царь. Как владыки всей Месопотамии, цари III династии Ура были почти абсолютными монархами. Никакой независимый законный орган не стоял рядом с ними. Их окружали лишь чиновники, свободно сменяемые и назначаемые по царскому усмотрению. Само территориальное деление страны стало определяться не традициями «номовых» общин, а чисто административным удобством. Очертания каналов подсказывали разграничение административных областей, но теперь это были уже не «номы», а просто округа или наместничества, а их границы вовсе не обязательно должны были совпадать с границами прежних «номов».
Есть основания предполагать, что Шульги вообще попытался ликвидировать всякие следы общинного самоуправления. При нем все сколько-нибудь существенные судебные дела решал единолично царский чиновник – «энси». Но община сохранилась. Сохранился в целом и общинный фонд земель, годных для обработки, хотя он, конечно, не мог идти ни в какое сравнение с царской земельной собственностью, достигшей при III династии Ура колоссальных размеров (сюда входили и храмовые земли, полностью перешедшие под контроль царя).
«Организация царского хозяйства при III династии Ура, – отмечает И.М. Дьяконов, – являла картину удивительно развитого и четкого бухгалтерского учета и контроля: до нас дошли десятки тысяч учетных документов, а архивы царских имений этого времени представляют настоящий триумф бюрократизма. Вся земля страны была определена по своему качеству, обмерена и сведена в земельные кадастры по округам, границы которых были точнейшим образом обозначены. В то же время государственные хозяйства или имения отдельных округов должны были поддерживать между собой тесные связи и контролироваться из Ура. По рекам и каналам бурлаки тащили из города в город бесчисленные высоконосные тростниковые баржи с хлебом, мукой, связками тростника, сеном, финиками, лесом, камнем, кожами, тушами животных и т. п. По мере надобности из города в город перебрасывались и отряды царских работников. Постоянно разъезжали „посланцы", „вестники" и „гонцы" различных рангов, возившие с собой крошечные глиняные продовольственные аттестаты с записью полагавшегося им пайка в хлебе, масле, зелени и т. п.; разъезжали с царскими поручениями и „энси". Речь идет здесь не о торговле (которая была в основном международной), а о распределении и перераспределении продукции самих государственных хозяйств; при этом совершенно исчезает разнообразная номенклатура подневольных лиц Раннединастического периода. Теперь все работники мужского пола обозначаются как „молодцы" (гуруши), или как „люди, объединенные в отряды" (эрен), а все работницы назывались „рабынями" (теме). И лишь внутри общей категории гурушей выделяются старшие полевые работники (ангар), виноградари, садовники, хлебопеки, мясники, ткачи, носильщики, смотрители за рощами и т. д. и т. п. и даже воины или стражники (агауш)..>
Помимо постоянной рабочей силы в лице гурушей государственное хозяйство пользовалось и трудом наемных работников, рекрутируемых, очевидно, из обедневших общинников. Но применение наемного труда было невыгодно: наемнику приходилось содержать семью, и его плата в ячмене была в 3–4 раза выше пайка гуруша. Поэтому наемников использовали только на срочных, временных работах, например на жатве.
Царские хозяйства обладали множеством больших мастерских, устроенных по принципу простой кооперации. Из документов известны мастерские кузнецов, золотых дел мастеров, плотников, резчиков по дереву, кожевенников, ткачей, портных, корзинщиков, гончаров, пивоваров, хлебопеков. В одном Лагаше насчитывалось 816 рабынь-ткачих, подчиненных четырем надзирателям, и действовали три мукомольни; на одной из них работало 325 гурушей. В особые государственные мастерские были объединены и художники, скульпторы, резчики по камню.
Итак, важнейшую роль в экономической, политической, общественной и культурной жизни шумерского города-государства играли храм и дворец – две «великие организации», по выражению А. Лео Оппенхейма. «Основным источником дохода и дворца и храма, – подчеркивает он, – была земля. Доходы получали либо непосредственно, либо путем выплат в форме ренты и налогов. Кроме того, и ремесленные мастерские также приносили доходы. Немало их поступало в виде даров от верующих. Из уважения и страха перед царем союзники и данники вручали ему подарки. В руках центральной организации оказывались все доходы, и она распоряжалась ими. То, что не откладывалось на хранение, администрация распределяла в соответствии с порядком, который диктовался дворцу политическими соображениями, а храму – обычаями. Как храмовая, так и дворцовая администрация выделяла известную часть продуктов питания, а также одежду и другие вещи мелкому административному персоналу, который направлял, управлял и контролировал работы, поставки и платежи… И храм и дворец оставались хозяйствами: храм – бога, а дворец – царя. Считалось, что божество живет в своем храме: его нужно кормить, одевать и о нем нужно заботиться точно так же, как и о царе, который находится во дворце. Царь, так же, как и божество, был окружен своим штатом. Это соответственно были придворные или жрецы. Все они считали себя рабами своего повелителя».
На ранних этапах истории Шумера храмы и их хозяйства значительно превосходили по размерам и богатству царские владения. Их земельные угодья были огромными. Однако в действительности эти «великие организации» – храм и дворец – владели лишь частью земли, которую они сдавали в аренду испольщикам. Остальная земля была частной собственностью свободных граждан-общинников. «В древности, – отмечает С.Н. Крамер, – политическая власть сосредоточивалась в руках этих свободных граждан, и городской глава (правитель. – В.Г.), известный как „энси“, был не более чем равный среди равных. В случае принятия жизненно важных для города решений эти свободные граждане созывались на „двухпалатную ассамблею", состоящую из верхней палаты „старейшин" и нижней палаты „мужей". По мере того как борьба между городами становилась все более жестокой, а также в связи со все большим давлением со стороны варварских племен к востоку и западу от Шумера, военное руководство стало насущной необходимостью, и царь, или, как он звался по-шумерски лугаль — „большой человек", – занял ведущую позицию. Первоначально, вероятно, это была выборная должность, и ассамблея назначала его для исполнения особых военных предприятий в критические для государства моменты. Но постепенно царская власть с ее привилегиями и прерогативами стала наследственным институтом… Цари основали регулярную армию, где колесница – древний „танк" – служила главным орудием нападения, а тяжеловооруженная пехота атаковала в сомкнутом строю (фаланга). Поэтому с течением времени дворец стал соперничать с храмом в богатстве и влиянии».
Однако жрецы, цари с их персоналом, солдаты и чиновники составляли в конечном счете лишь малую часть городского населения. В основном же оно включало в себя земледельцев и скотоводов, корабелов и рыбаков, ремесленников и торговцев, врачей, архитекторов, строителей и др.
«Наиболее трудолюбивые мастера… – пишет С.Н. Крамер, – продавали изделия ручного труда на свободном городском рынке, взимая плату либо товаром, либо „деньгами", представлявшими собой, как правило, диски или кольца из серебра стандартного веса. Купцы вели бойкую торговлю, переезжая из города в город, а также путешествуя в прилежащие земли по морю». И какая-то часть таких купцов была, вероятно, частниками-одиночками, а не торговыми агентами храмов и дворцов.
Положение о том, что шумерская экономика была относительно свободной и что частная собственность – скорее правило, чем исключение, явно противоречит мнению некоторых зарубежных ученых о том, что «шумерский город-государство был тоталитарной теократией под началом храма, владевшего всей землей и полностью контролировавшего всю экономику. Тот факт, что подавляющее большинство табличек из Шумера досаргоновского периода (около 2400 г. до н. э.) представляют собой документы храмов Лагаша, содержащие инвентаризацию храмовых земель и персонала, привел ученых к неоправданному выводу о том, что вся земля Лагаша, как, по-видимому, и остальных городов-государств, являлась храмовой собственностью. Но справедливо и то, что есть целый ряд документов из Лагаша и прочих городов с четким указанием на то, что граждане городов-государств могли покупать и продавать свои поля и дома, не говоря уже о всякого рода движимой собственности. Так, например, в Фара и Бисмае были найдены несколько документов приблизительно 2500 г. до н. э. с записями о продаже недвижимости частными лицами, и это, несомненно, лишь малая толика того, что осталось в земле. Родом из Лагаша и каменная табличка, содержащая акт о продаже земли Эн-хегалю, царю Лагаша… из которой явствует, что даже царь не только не мог просто отобрать собственность по своей прихоти, но обязан был платить за нее… Из текста реформ Урукагины видно, что даже бедные и низкие сословия имели собственные дома, сады и пруды с рыбой».
«Что касается земли, не принадлежавшей храму… – отмечает С.Н. Крамер, – то документы показывают, что основной ее частью владела знать, то есть правители, их семьи и царская администрация. Этим знатным семьям часто принадлежали огромные поместья площадью в сотни гектаров и своим происхождением обязанные скупке земли у менее удачливых горожан. Обработка угодий велась клиентами или иждивенцами. Остальной землей, той, что не принадлежала ни храму, ни знати, владели обычные горожане, составляющие, вероятно, более половины населения. Эти свободные граждане составляли большие патриархальные семьи, патриархальные кланы и городские общины. Наследованная земля, находящаяся в собственности патриархальных семей с древнейших времен, могла быть отчуждена и продана, но только членом или членами семьи (не обязательно ее главой), действовавшими в качестве избранных представителей семейного сообщества».
Основной единицей шумерского общества была семья, члены которой были тесно связаны друг с другом узами любви, уважения и общими обязанностями. Брак организовывали родители, и помолвка считалась состоявшейся, как только жених подносил отцу невесты свадебный подарок. Помолвка часто подтверждалась контрактом, записанным на табличке. Хотя брак таким образом сводился к практической сделке, есть свидетельства того, что шумерам были не чужды и добрачные любовные связи. Женщина в Шумере наделялась определенными правами: она могла владеть собственностью, участвовать в делах, быть свидетелем. Но ее муж мог достаточно просто развестись с ней, а если она оказывалась бездетной, имел право завести вторую жену. Дети полностью подчинялись воле родителей, которые могли лишить их наследства и даже продать в рабство. Но в случае нормального хода событий их беззаветно любили и баловали, и после смерти родителей они наследовали всю их собственность. Если суммировать все сказанное выше о социальной и экономической организации, можно увидеть, что закон играл в шумерском городе большую роль. Начиная с 2700 г. до н. э. мы находим акты о продажах, в том числе полей, домов и рабов. От 2350 г. до н. э., то есть времени царствования Урукагины в Лагаше, до нас дошел наиболее ценный и показательный документ истории человека и его постоянной и неуклонной борьбы за освобождение от тирании и угнетения. Это запись тотальной реформы всех бытовавших в то время наказаний, по большей части обязанных своим появлением вездесущей зловредной бюрократии, начиная с правителя и его придворных. В то же время документ разворачивает мрачную, зловещую картину человеческой жестокости по отношению к человеку на всех уровнях – социальном, экономическом, политическом и психологическом.
В ходе жестоких междоусобных войн между шумерскими «номами» и в результате их трагических последствий граждане Лагаша лишились многих своих политических прав и свобод, поскольку правители города ради высоких «государственных» интересов сочли необходимым урезать личные права каждого отдельного гражданина и задавить его бесчисленными налогами и поборами. «Ссылаясь на войну, – пишет С.Н. Крамер, – они избежали серьезного сопротивления. А овладев положением, дворцовая камарилья проявила крайнее нежелание расставаться с государственным контролем, даже в мирное время, ибо это оказалось крайне выгодно. Действительно, эти древние бюрократы нашли множество источников дохода и обогащения, налогов и пошлин – по-истине на зависть их современным коллегам. Граждан бросали в тюрьму под ничтожным предлогом: за долги, неуплату налогов или по сфабрикованным обвинениям в краже и убийстве».
И вот новый правитель Лагаша Урукагина и его соратники провели радикальную реформу по исправлению допущенных перекосов в социально-политической и экономической жизни своего города. «До Урукагины… – говорится в древнешумерском тексте, – дворцовые распорядители практиковали такие оскорбления, как захват, вероятно безо всяких на то прав и полномочий, собственности граждан Лагаша: их ослов, овец и рыбы. С других граждан неким косвенным образом взимали поборы с товаров и имущества, вынуждая мерить свое продовольствие во дворце к их крайне невыгоде… Если человек разводился с женой, энси получал пять шекелей, а его визирь – один. Если парфюмер готовил средство на масле, энси получал пять шекелей, визирь – один, а абгаль (дворцовый управляющий) – еще один шекель. Что касается храма и его имущества, энси забирал его себе… Даже смерть не могла уберечь от налогов и пошлин. Когда покойника приносили на кладбище для погребения (было два вида кладбищ – обычное и так называемое „травы Энки"), находилось достаточно чиновников и паразитов, сделавших статьей дохода свое присутствие, чтобы избавить семью усопшего от некоторого количества ячменя, хлеба, финикового вина и кое-каких предметов. По всей стране, из конца в конец, сновали сборщики налогов…» Неудивительно поэтому, что дворец правителя (эпси) поражал своей роскошью и богатством.
Народ испытывал неимоверные страдания. Ремесленники и их подмастерья впали в крайнюю нищету и были вынуждены просить подаяния. Слепых – военнопленных и рабов – хватали и заставляли с утра до вечера работать на полях, а пищи давали ровно столько, чтобы они не умерли. «Те, кто обладали властью и влиянием, уничтожали нищих, бедняков, сирот и вдов и лишали тем или иным путем той малости, что у них еще оставалась».
И здесь, в самый драматический момент, явился спаситель – Урукагина. По мнению современников, он своими реформами лишь выполнял волю и пожелания покровителя Лагаша – бога Нингирсу. Он прекратил произвол чиновников и сборщиков налогов, положил конец несправедливости и эксплуатации по отношению к бедным. Урукагина амнистировал и освободил граждан города, помещенных в тюрьмы за долги или невозможность уплатить налоги или по сфабрикованным обвинениям в краже и убийстве. Наконец, в указах Урукагины мы видим несколько положений, имеющих большое значение для истории права. «Там сказано, что особый упор делался в шумерских судах на необходимость оформления всех дел в письменной форме с указанием вины, за которую человек понес наказание. Так, вора и двумужнюю жену следовало побивать камнями… женщине, согрешившей тем, что сказала мужу что-то такое, чего не должна была говорить… следовало выбить зубы об обожженный кирпич, на котором, предположительно, была изложена ее провинность».
Следующим законодателем, от которого остались какие-то письменные свидетельства, был Ур-Намму – основатель III династии Ура, пришедший к власти около 2105 г. до н. э. Из этих документов следует, что в конце III тыс. до н. э. принципы «око за око» и «зуб за зуб» уступили место гораздо более гуманному подходу, когда в качестве наказания взимался денежный штраф. Например: «Если человек отсек… инструментом стопу другого человека… он платит 10 шекелей серебром».
Несмотря на то что Шумер был практически лишен металла, камня и леса, его ремесленники были самыми искусными в древнем мире той эпохи. Мы имеем достаточно полное представление о том, как работали шумерские художники и ремесленники, благодаря одной клинописной табличке, найденной Л. Вулли в Уре. На ней перечислены восемь мастерских: это «дома» скульптора, ювелира, огранщика, плотника, кузнеца, кожевника, ткача и изготовителя корзин. «Первым по списку значится скульптор, чьей работой было выполнение фигурок и других небольших предметов из слоновой кости и ценных пород древесины». В течение одного года только на такие изделия, как статуэтки людей, маленьких птичек, шкатулок и колец, было потрачено почти 10 кг слоновой кости. «Ювелир работал в основном по золоту и серебру, хотя имел дело также с самоцветами, такими как ляпис-лазурь, сердолик и топаз. Он превосходно выполнял металлоплавильные работы с трех– и четырехчастными формами и чеканил металлические листы, наложенные на деревянную основу, исполняя рельеф или штампуя. Он знал, как соединить кусочки серебра или золота при помощи штифтов, клепки и пайки, и был экспертом по филиграни и зерни…
Плотники всегда были многочисленны в Шумере, ибо, несмотря на дороговизну древесины, ее широко использовали для изготовления всевозможной мебели, а также судов, повозок и колесниц». Для своих изделий плотники-столяры использовали самые различные породы деревьев: дуб, пихта, ива, кедр, шелковица, тамариск и платан.
«В перечень металлов, использовавшихся в кузнице, согласно нашей табличке, входят почти все известные в то время металлы: золото, серебро, олово, свинец, медь, бронза… Работы по меди были чрезвычайно развиты уже в начале III тысячелетия до н. э. Знали не только медное литье, но и другие техники, как, например, чеканку, филигрань, зернь. Кузнец, мастер по металлу, имел в своем распоряжении особые мехи, ручные или ножные, для поднятия температуры в горне до градуса плавления меди. В качестве топлива использовали дерево и тростник, и, чтобы расплавить фунт меди (400 г), требовалось два фунта дерева и три „вязанки" тростника, либо шесть „вязанок" тростника, если не было дерева. Самыми распространенными предметами из бронзы и меди были инструменты – мотыги, топоры, резцы, ножи и пилы; оружие – наконечники для стрел, пики, мечи, кинжалы… кроме того, изготавливались сосуды, гвозди, булавки, кольца и зеркала».
Изготовление тканей было, вероятно, самым развитым видом ремесленной деятельности в Шумере и самым важным с коммерческой точки зрения. Именно за свои шерстяные ткани и зерно шумеры и получали необходимые им виды сырья из ближних и дальних областей. Громадные стада овец и коз выращивались для получения шерсти. Для ее прядения имелись прялки. Ткали на горизонтальных и вертикальных станках. Работа была довольно трудоемкой. Например, для изготовления куска ткани размером 3,5 х 4 м группа из трех женщин должна была трудиться не менее восьми дней.
Транспортные средства шумеров состояли из вьючных животных, повозок, саней и судов. Сани использовались, вероятно, для перевозки очень тяжелых грузов, таких, как большие каменные глыбы. Повозки были и четырехколесные и двухколесные, и везли их обычно волы. Колесницы были довольно тяжелы, малы по размеру, и тянули их онагры. Легка и эффективна была доставка грузов на судах: одна ладья весом чуть более пяти тонн могла вместить груз весом сто мин (10 тонн). Были также очень большие суда, которые строили из дерева на специальных верфях, и использовались они для дальних морских путешествий в Мелухху (Индия?) и Дильмун (Бахрейн).
Таким образом, экономическая жизнь шумерского города зависела в основном от трудолюбия и мастерства земледельцев, ремесленников и торговцев, словом – от рядовых горожан.
Первый властитель нового государства – Ур-Намму (21127-2094/93 гг. до н. э.) начал с организации ирригационных работ, в которых так нуждалась только что пережившая тяжелый кризис страна. Были построены новые мелиоративные и оросительные каналы в У ре, Эреду, Ниппуре и Лагаше.
Однако подлинным создателем экономической и государственной системы шумерского царства стал его сын – Шульги (2093–2046 гг. до н. э.). «Для царей новой династии – III династии Ура, – отмечает И.М. Дьяконов, – консолидация деспотической монархии облегчалась не только тем, что страна нуждалась в восстановлении и упорядочении оросительной системы, но и рядом исторических обстоятельств, связанных с предшествующим владычеством Аккадской династии и господством кутиев… На пути нового государства уже не стояли традиционные олигархические порядки в отдельных „номах“ и традиционные династии правителей: в большинстве случаев к моменту прихода к власти Ур-Намму здесь правили назначенные сверху чиновники, а внехрамовая общинная структура была настолько расшатана и сами общинники настолько разорены, что воссоздание твердой системы государственного хозяйства должно было казаться крайне желательным, ее воссоздание было не только экономической необходимостью для возрождения страны; оно позволило бы обеспечить политическое и материальное благополучие для множества людей, которые могли надеяться на замещение должностей многочисленных администраторов, ремесленников или надзирателей царско-храмовых имений.
Отсюда – широкая поддержка, которой, несомненно, пользовались как Уту-хенгаль, так и Ур-Намму и Шульги».
Основой внутренней политики новой монархии стали принцип безусловной собственности царя на все храмовые и правительственные земли и принцип централизованного управления всеми областями страны. «Энси» в это время превращается в назначаемого и сменяемого царского чиновника.
В государственно-правовом отношении держава III династии Ура представляла собой типичную древневосточную деспотию. Во главе ее стоял царь. Как владыки всей Месопотамии, цари III династии Ура были почти абсолютными монархами. Никакой независимый законный орган не стоял рядом с ними. Их окружали лишь чиновники, свободно сменяемые и назначаемые по царскому усмотрению. Само территориальное деление страны стало определяться не традициями «номовых» общин, а чисто административным удобством. Очертания каналов подсказывали разграничение административных областей, но теперь это были уже не «номы», а просто округа или наместничества, а их границы вовсе не обязательно должны были совпадать с границами прежних «номов».
Есть основания предполагать, что Шульги вообще попытался ликвидировать всякие следы общинного самоуправления. При нем все сколько-нибудь существенные судебные дела решал единолично царский чиновник – «энси». Но община сохранилась. Сохранился в целом и общинный фонд земель, годных для обработки, хотя он, конечно, не мог идти ни в какое сравнение с царской земельной собственностью, достигшей при III династии Ура колоссальных размеров (сюда входили и храмовые земли, полностью перешедшие под контроль царя).
«Организация царского хозяйства при III династии Ура, – отмечает И.М. Дьяконов, – являла картину удивительно развитого и четкого бухгалтерского учета и контроля: до нас дошли десятки тысяч учетных документов, а архивы царских имений этого времени представляют настоящий триумф бюрократизма. Вся земля страны была определена по своему качеству, обмерена и сведена в земельные кадастры по округам, границы которых были точнейшим образом обозначены. В то же время государственные хозяйства или имения отдельных округов должны были поддерживать между собой тесные связи и контролироваться из Ура. По рекам и каналам бурлаки тащили из города в город бесчисленные высоконосные тростниковые баржи с хлебом, мукой, связками тростника, сеном, финиками, лесом, камнем, кожами, тушами животных и т. п. По мере надобности из города в город перебрасывались и отряды царских работников. Постоянно разъезжали „посланцы", „вестники" и „гонцы" различных рангов, возившие с собой крошечные глиняные продовольственные аттестаты с записью полагавшегося им пайка в хлебе, масле, зелени и т. п.; разъезжали с царскими поручениями и „энси". Речь идет здесь не о торговле (которая была в основном международной), а о распределении и перераспределении продукции самих государственных хозяйств; при этом совершенно исчезает разнообразная номенклатура подневольных лиц Раннединастического периода. Теперь все работники мужского пола обозначаются как „молодцы" (гуруши), или как „люди, объединенные в отряды" (эрен), а все работницы назывались „рабынями" (теме). И лишь внутри общей категории гурушей выделяются старшие полевые работники (ангар), виноградари, садовники, хлебопеки, мясники, ткачи, носильщики, смотрители за рощами и т. д. и т. п. и даже воины или стражники (агауш)..>
Помимо постоянной рабочей силы в лице гурушей государственное хозяйство пользовалось и трудом наемных работников, рекрутируемых, очевидно, из обедневших общинников. Но применение наемного труда было невыгодно: наемнику приходилось содержать семью, и его плата в ячмене была в 3–4 раза выше пайка гуруша. Поэтому наемников использовали только на срочных, временных работах, например на жатве.
Царские хозяйства обладали множеством больших мастерских, устроенных по принципу простой кооперации. Из документов известны мастерские кузнецов, золотых дел мастеров, плотников, резчиков по дереву, кожевенников, ткачей, портных, корзинщиков, гончаров, пивоваров, хлебопеков. В одном Лагаше насчитывалось 816 рабынь-ткачих, подчиненных четырем надзирателям, и действовали три мукомольни; на одной из них работало 325 гурушей. В особые государственные мастерские были объединены и художники, скульпторы, резчики по камню.
Итак, важнейшую роль в экономической, политической, общественной и культурной жизни шумерского города-государства играли храм и дворец – две «великие организации», по выражению А. Лео Оппенхейма. «Основным источником дохода и дворца и храма, – подчеркивает он, – была земля. Доходы получали либо непосредственно, либо путем выплат в форме ренты и налогов. Кроме того, и ремесленные мастерские также приносили доходы. Немало их поступало в виде даров от верующих. Из уважения и страха перед царем союзники и данники вручали ему подарки. В руках центральной организации оказывались все доходы, и она распоряжалась ими. То, что не откладывалось на хранение, администрация распределяла в соответствии с порядком, который диктовался дворцу политическими соображениями, а храму – обычаями. Как храмовая, так и дворцовая администрация выделяла известную часть продуктов питания, а также одежду и другие вещи мелкому административному персоналу, который направлял, управлял и контролировал работы, поставки и платежи… И храм и дворец оставались хозяйствами: храм – бога, а дворец – царя. Считалось, что божество живет в своем храме: его нужно кормить, одевать и о нем нужно заботиться точно так же, как и о царе, который находится во дворце. Царь, так же, как и божество, был окружен своим штатом. Это соответственно были придворные или жрецы. Все они считали себя рабами своего повелителя».
На ранних этапах истории Шумера храмы и их хозяйства значительно превосходили по размерам и богатству царские владения. Их земельные угодья были огромными. Однако в действительности эти «великие организации» – храм и дворец – владели лишь частью земли, которую они сдавали в аренду испольщикам. Остальная земля была частной собственностью свободных граждан-общинников. «В древности, – отмечает С.Н. Крамер, – политическая власть сосредоточивалась в руках этих свободных граждан, и городской глава (правитель. – В.Г.), известный как „энси“, был не более чем равный среди равных. В случае принятия жизненно важных для города решений эти свободные граждане созывались на „двухпалатную ассамблею", состоящую из верхней палаты „старейшин" и нижней палаты „мужей". По мере того как борьба между городами становилась все более жестокой, а также в связи со все большим давлением со стороны варварских племен к востоку и западу от Шумера, военное руководство стало насущной необходимостью, и царь, или, как он звался по-шумерски лугаль — „большой человек", – занял ведущую позицию. Первоначально, вероятно, это была выборная должность, и ассамблея назначала его для исполнения особых военных предприятий в критические для государства моменты. Но постепенно царская власть с ее привилегиями и прерогативами стала наследственным институтом… Цари основали регулярную армию, где колесница – древний „танк" – служила главным орудием нападения, а тяжеловооруженная пехота атаковала в сомкнутом строю (фаланга). Поэтому с течением времени дворец стал соперничать с храмом в богатстве и влиянии».
Однако жрецы, цари с их персоналом, солдаты и чиновники составляли в конечном счете лишь малую часть городского населения. В основном же оно включало в себя земледельцев и скотоводов, корабелов и рыбаков, ремесленников и торговцев, врачей, архитекторов, строителей и др.
«Наиболее трудолюбивые мастера… – пишет С.Н. Крамер, – продавали изделия ручного труда на свободном городском рынке, взимая плату либо товаром, либо „деньгами", представлявшими собой, как правило, диски или кольца из серебра стандартного веса. Купцы вели бойкую торговлю, переезжая из города в город, а также путешествуя в прилежащие земли по морю». И какая-то часть таких купцов была, вероятно, частниками-одиночками, а не торговыми агентами храмов и дворцов.
Положение о том, что шумерская экономика была относительно свободной и что частная собственность – скорее правило, чем исключение, явно противоречит мнению некоторых зарубежных ученых о том, что «шумерский город-государство был тоталитарной теократией под началом храма, владевшего всей землей и полностью контролировавшего всю экономику. Тот факт, что подавляющее большинство табличек из Шумера досаргоновского периода (около 2400 г. до н. э.) представляют собой документы храмов Лагаша, содержащие инвентаризацию храмовых земель и персонала, привел ученых к неоправданному выводу о том, что вся земля Лагаша, как, по-видимому, и остальных городов-государств, являлась храмовой собственностью. Но справедливо и то, что есть целый ряд документов из Лагаша и прочих городов с четким указанием на то, что граждане городов-государств могли покупать и продавать свои поля и дома, не говоря уже о всякого рода движимой собственности. Так, например, в Фара и Бисмае были найдены несколько документов приблизительно 2500 г. до н. э. с записями о продаже недвижимости частными лицами, и это, несомненно, лишь малая толика того, что осталось в земле. Родом из Лагаша и каменная табличка, содержащая акт о продаже земли Эн-хегалю, царю Лагаша… из которой явствует, что даже царь не только не мог просто отобрать собственность по своей прихоти, но обязан был платить за нее… Из текста реформ Урукагины видно, что даже бедные и низкие сословия имели собственные дома, сады и пруды с рыбой».
«Что касается земли, не принадлежавшей храму… – отмечает С.Н. Крамер, – то документы показывают, что основной ее частью владела знать, то есть правители, их семьи и царская администрация. Этим знатным семьям часто принадлежали огромные поместья площадью в сотни гектаров и своим происхождением обязанные скупке земли у менее удачливых горожан. Обработка угодий велась клиентами или иждивенцами. Остальной землей, той, что не принадлежала ни храму, ни знати, владели обычные горожане, составляющие, вероятно, более половины населения. Эти свободные граждане составляли большие патриархальные семьи, патриархальные кланы и городские общины. Наследованная земля, находящаяся в собственности патриархальных семей с древнейших времен, могла быть отчуждена и продана, но только членом или членами семьи (не обязательно ее главой), действовавшими в качестве избранных представителей семейного сообщества».
Основной единицей шумерского общества была семья, члены которой были тесно связаны друг с другом узами любви, уважения и общими обязанностями. Брак организовывали родители, и помолвка считалась состоявшейся, как только жених подносил отцу невесты свадебный подарок. Помолвка часто подтверждалась контрактом, записанным на табличке. Хотя брак таким образом сводился к практической сделке, есть свидетельства того, что шумерам были не чужды и добрачные любовные связи. Женщина в Шумере наделялась определенными правами: она могла владеть собственностью, участвовать в делах, быть свидетелем. Но ее муж мог достаточно просто развестись с ней, а если она оказывалась бездетной, имел право завести вторую жену. Дети полностью подчинялись воле родителей, которые могли лишить их наследства и даже продать в рабство. Но в случае нормального хода событий их беззаветно любили и баловали, и после смерти родителей они наследовали всю их собственность. Если суммировать все сказанное выше о социальной и экономической организации, можно увидеть, что закон играл в шумерском городе большую роль. Начиная с 2700 г. до н. э. мы находим акты о продажах, в том числе полей, домов и рабов. От 2350 г. до н. э., то есть времени царствования Урукагины в Лагаше, до нас дошел наиболее ценный и показательный документ истории человека и его постоянной и неуклонной борьбы за освобождение от тирании и угнетения. Это запись тотальной реформы всех бытовавших в то время наказаний, по большей части обязанных своим появлением вездесущей зловредной бюрократии, начиная с правителя и его придворных. В то же время документ разворачивает мрачную, зловещую картину человеческой жестокости по отношению к человеку на всех уровнях – социальном, экономическом, политическом и психологическом.
В ходе жестоких междоусобных войн между шумерскими «номами» и в результате их трагических последствий граждане Лагаша лишились многих своих политических прав и свобод, поскольку правители города ради высоких «государственных» интересов сочли необходимым урезать личные права каждого отдельного гражданина и задавить его бесчисленными налогами и поборами. «Ссылаясь на войну, – пишет С.Н. Крамер, – они избежали серьезного сопротивления. А овладев положением, дворцовая камарилья проявила крайнее нежелание расставаться с государственным контролем, даже в мирное время, ибо это оказалось крайне выгодно. Действительно, эти древние бюрократы нашли множество источников дохода и обогащения, налогов и пошлин – по-истине на зависть их современным коллегам. Граждан бросали в тюрьму под ничтожным предлогом: за долги, неуплату налогов или по сфабрикованным обвинениям в краже и убийстве».
И вот новый правитель Лагаша Урукагина и его соратники провели радикальную реформу по исправлению допущенных перекосов в социально-политической и экономической жизни своего города. «До Урукагины… – говорится в древнешумерском тексте, – дворцовые распорядители практиковали такие оскорбления, как захват, вероятно безо всяких на то прав и полномочий, собственности граждан Лагаша: их ослов, овец и рыбы. С других граждан неким косвенным образом взимали поборы с товаров и имущества, вынуждая мерить свое продовольствие во дворце к их крайне невыгоде… Если человек разводился с женой, энси получал пять шекелей, а его визирь – один. Если парфюмер готовил средство на масле, энси получал пять шекелей, визирь – один, а абгаль (дворцовый управляющий) – еще один шекель. Что касается храма и его имущества, энси забирал его себе… Даже смерть не могла уберечь от налогов и пошлин. Когда покойника приносили на кладбище для погребения (было два вида кладбищ – обычное и так называемое „травы Энки"), находилось достаточно чиновников и паразитов, сделавших статьей дохода свое присутствие, чтобы избавить семью усопшего от некоторого количества ячменя, хлеба, финикового вина и кое-каких предметов. По всей стране, из конца в конец, сновали сборщики налогов…» Неудивительно поэтому, что дворец правителя (эпси) поражал своей роскошью и богатством.
Народ испытывал неимоверные страдания. Ремесленники и их подмастерья впали в крайнюю нищету и были вынуждены просить подаяния. Слепых – военнопленных и рабов – хватали и заставляли с утра до вечера работать на полях, а пищи давали ровно столько, чтобы они не умерли. «Те, кто обладали властью и влиянием, уничтожали нищих, бедняков, сирот и вдов и лишали тем или иным путем той малости, что у них еще оставалась».
И здесь, в самый драматический момент, явился спаситель – Урукагина. По мнению современников, он своими реформами лишь выполнял волю и пожелания покровителя Лагаша – бога Нингирсу. Он прекратил произвол чиновников и сборщиков налогов, положил конец несправедливости и эксплуатации по отношению к бедным. Урукагина амнистировал и освободил граждан города, помещенных в тюрьмы за долги или невозможность уплатить налоги или по сфабрикованным обвинениям в краже и убийстве. Наконец, в указах Урукагины мы видим несколько положений, имеющих большое значение для истории права. «Там сказано, что особый упор делался в шумерских судах на необходимость оформления всех дел в письменной форме с указанием вины, за которую человек понес наказание. Так, вора и двумужнюю жену следовало побивать камнями… женщине, согрешившей тем, что сказала мужу что-то такое, чего не должна была говорить… следовало выбить зубы об обожженный кирпич, на котором, предположительно, была изложена ее провинность».
Следующим законодателем, от которого остались какие-то письменные свидетельства, был Ур-Намму – основатель III династии Ура, пришедший к власти около 2105 г. до н. э. Из этих документов следует, что в конце III тыс. до н. э. принципы «око за око» и «зуб за зуб» уступили место гораздо более гуманному подходу, когда в качестве наказания взимался денежный штраф. Например: «Если человек отсек… инструментом стопу другого человека… он платит 10 шекелей серебром».
Несмотря на то что Шумер был практически лишен металла, камня и леса, его ремесленники были самыми искусными в древнем мире той эпохи. Мы имеем достаточно полное представление о том, как работали шумерские художники и ремесленники, благодаря одной клинописной табличке, найденной Л. Вулли в Уре. На ней перечислены восемь мастерских: это «дома» скульптора, ювелира, огранщика, плотника, кузнеца, кожевника, ткача и изготовителя корзин. «Первым по списку значится скульптор, чьей работой было выполнение фигурок и других небольших предметов из слоновой кости и ценных пород древесины». В течение одного года только на такие изделия, как статуэтки людей, маленьких птичек, шкатулок и колец, было потрачено почти 10 кг слоновой кости. «Ювелир работал в основном по золоту и серебру, хотя имел дело также с самоцветами, такими как ляпис-лазурь, сердолик и топаз. Он превосходно выполнял металлоплавильные работы с трех– и четырехчастными формами и чеканил металлические листы, наложенные на деревянную основу, исполняя рельеф или штампуя. Он знал, как соединить кусочки серебра или золота при помощи штифтов, клепки и пайки, и был экспертом по филиграни и зерни…
Плотники всегда были многочисленны в Шумере, ибо, несмотря на дороговизну древесины, ее широко использовали для изготовления всевозможной мебели, а также судов, повозок и колесниц». Для своих изделий плотники-столяры использовали самые различные породы деревьев: дуб, пихта, ива, кедр, шелковица, тамариск и платан.
«В перечень металлов, использовавшихся в кузнице, согласно нашей табличке, входят почти все известные в то время металлы: золото, серебро, олово, свинец, медь, бронза… Работы по меди были чрезвычайно развиты уже в начале III тысячелетия до н. э. Знали не только медное литье, но и другие техники, как, например, чеканку, филигрань, зернь. Кузнец, мастер по металлу, имел в своем распоряжении особые мехи, ручные или ножные, для поднятия температуры в горне до градуса плавления меди. В качестве топлива использовали дерево и тростник, и, чтобы расплавить фунт меди (400 г), требовалось два фунта дерева и три „вязанки" тростника, либо шесть „вязанок" тростника, если не было дерева. Самыми распространенными предметами из бронзы и меди были инструменты – мотыги, топоры, резцы, ножи и пилы; оружие – наконечники для стрел, пики, мечи, кинжалы… кроме того, изготавливались сосуды, гвозди, булавки, кольца и зеркала».
Изготовление тканей было, вероятно, самым развитым видом ремесленной деятельности в Шумере и самым важным с коммерческой точки зрения. Именно за свои шерстяные ткани и зерно шумеры и получали необходимые им виды сырья из ближних и дальних областей. Громадные стада овец и коз выращивались для получения шерсти. Для ее прядения имелись прялки. Ткали на горизонтальных и вертикальных станках. Работа была довольно трудоемкой. Например, для изготовления куска ткани размером 3,5 х 4 м группа из трех женщин должна была трудиться не менее восьми дней.
Транспортные средства шумеров состояли из вьючных животных, повозок, саней и судов. Сани использовались, вероятно, для перевозки очень тяжелых грузов, таких, как большие каменные глыбы. Повозки были и четырехколесные и двухколесные, и везли их обычно волы. Колесницы были довольно тяжелы, малы по размеру, и тянули их онагры. Легка и эффективна была доставка грузов на судах: одна ладья весом чуть более пяти тонн могла вместить груз весом сто мин (10 тонн). Были также очень большие суда, которые строили из дерева на специальных верфях, и использовались они для дальних морских путешествий в Мелухху (Индия?) и Дильмун (Бахрейн).
Таким образом, экономическая жизнь шумерского города зависела в основном от трудолюбия и мастерства земледельцев, ремесленников и торговцев, словом – от рядовых горожан.