Появлением таких источников мы обязаны в первую очередь процессу греческой колонизации побережья Черного моря. Прекрасные мореплаватели, греки рано начали осваивать обширные пространства Средиземноморья и ряд областей за его пределами. Судя по косвенным данным, в Черноморский бассейн они проникли довольно рано. Отголоски этих первых путешествий сохранились в эллинских мифах — к примеру, в знаменитом рассказе о путешествии возглавляемых Ясоном аргонавтов за золотым руном в Колхиду — область в Юго-Восточном Причерноморье; согласно одному из толкований, с Черным морем связаны и некоторые из легендарных странствований Одиссея, хотя эта точка зрения встречает и серьезные возражения со стороны тех, кто связывает маршруты плаваний Одиссея с западными областями известной грекам ойкумены. Как бы то ни было, определенными сведениями о далеких северных землях греки к началу I тысячелетия до н. э. уже располагали, и когда в VIII—VII вв. до н. э. начался процесс Великой колонизации — вызванного экономическими и демографическими причинами расселения эллинов по новым землям, — он не мог обойти и Причерноморье [Иессен 1947; Лапин 1966; АГСП, 1955, 23—30, и др.].
В собственно греческой исторической традиции освоение эллинами этого региона нашло краткое, неполное и отчасти легендарное по своему характеру отражение. Более полно освещают этот процесс многочисленные и разнообразные археологические данные. С конца XVIII в., после присоединения Черноморского побережья к России, здешние древнегреческие поселения активно подвергались раскопкам, сначала любительским и случайным, а по крайней мере со второй половины XIX столетия систематическим и вполне для того времени профессиональным. Продолжаются они и в наши дни.
Наиболее ранняя из известных нам по археологическим данным греческая колония в этом регионе возникла в середине VII в. в устье Днепро-Бугского лимана, на современном острове Березань (судя по геоморфологическим данным, тогда это был полуостров, отделившийся от материка лишь при последующем изменении конфигурации черноморских берегов). Вслед за ним на протяжении примерно столетия в разных районах Северного и Восточного Причерноморья, на территории современных Украины, России и Грузии, возник целый ряд крупных городов, позже обросших более мелкими поселениями преимущественно сельскохозяйственного характера. Одним из важнейших греческих центров в Причерноморье являлся город Ольвия на правом берегу Бугского лимана, основанный выходцами из ионийского Милета. Множество больших и малых поселений, основанных независимо друг от друга на обоих берегах Керченского пролива — на Керченском и Таманском полуостровах, со временем объединились в единое Боспорское царство со столицей в городе Пантикапее, располагавшемся на месте современной Керчи. Колонизации подвергся и западный берег Крымского полуострова. Наконец, в III в. до н. э. была основана самая северная из греческих колоний в Восточной Европе — располагавшийся близ устья Дона г. Танаис.
Память о древнегреческих колониях сохраняется в современной причерноморской топонимике, поскольку в ходе последовавшей за присоединением этих земель к России кампании по основанию новых городов многим из них были даны известные из античных сочинений древние названия: таковы Севастополь, Херсон, Одесса, Евпатория и т. п.
Правда, недостаток исторических знаний привел к тому, что почти все подобные названия были помещены не на своих исконных местах. Так, древний Себастополис находился не в Юго-Западном Крыму, где располагается его современный тезка, а на кавказском побережье, близ нынешнего Сухуми. Зато как раз на месте современного Севастополя, а не на Нижнем Днепре, как теперь, в древности находился Херсонес (средневековый Херсон). Одним из немногих современных городов, носящих подлинное имя своего античного предшественника, оказалась Феодосия.
Греческие общины, составившие население основанных на черноморском побережье городов, в соответствии с эллинскими обычаями старались сохранять — про крайней мере на первых порах — этническую чистоту своего состава. Но с самого начала своей истории они неизбежно вступали в разнообразные контакты с местным населением этого региона. Это требовалось уже для самого основания колоний. О том, как протекал процесс колонизации и как складывались при этом отношения переселенцев с аборигенами, нам известно немного. Одно время археологи настойчиво искали на месте большинства причерноморских эллинских городов следы местных поселений непосредственно предшествующего их основанию времени, стремясь показать, что колонии возникали на тех самых местах, которые уже были освоены прежними обитателями этих земель. Однако убедительных примеров такого рода по существу не обнаружено. Большинство колоний возводилось, очевидно, на не заселенных до того участках. У средневекового автора Стефана Византийского содержится сообщение, что место для основания Пантикапея было предоставлено его основателям скифским царем Агаэтом; правда, сам акт основания этого города в упомянутом сообщении приписан здесь сыну мифического царя Колхиды Эета, фигурирующего, в частности, в сказании об аргонавтах; поэтому определить, чисто легендарный или в какой-то мере исторический характер имеет это свидетельство, без дополнительной информации невозможно.
По-разному — то мирно, то достаточно конфликтно — складывались отношения греков с местным населением и в дальнейшем. Но так или иначе южные области Восточное Европы на протяжении примерно тысячелетия являлись ареной довольно тесных экономических, политических и культурных контактов носителей античной цивилизации с обитавшими здесь народами. В этих условиях античный мир не мог не проявлять к своей северо-восточной периферии пристального интереса, продиктованного как чисто прагматическими соображениями, так и духовными запросами греческой, а позже римской интеллектуальной элиты. Конечно, в глазах эллинского мира все эти народы были «варварами» — так традиционно определял античный мир носителей любой иной культуры, в том числе таких высокоразвитых, как египетская или иранская (как и противопоставление собственного народа «варварам четырех сторон света» в картине мира китайской цивилизации: [ср. Крюков 1984]). Но интерес к варварскому миру обусловил проникновение в античную литературу многочисленных сведений о нравах, обычаях и истории как тех народов, которые являлись непосредственными соседями греческих причерноморских колоний, так и тех, что обитали в более отдаленных областях северной части известной греко-римскому миру ойкумены (см. ниже о сходных явлениях в китайской традиции; сравнительный анализ «этнической классификации» у древних авторов см. в кн.: [Крюков и др. 1979, 268 и сл.]).