Основу фракийской экономики интересующей нас эпохи составляло сельское хозяйство К сожалению, эта отрасль хозяйства плохо освещена источниками, как письменными, так и археологическими. Поэтому многие стороны сельскохозяйственной деятельности древних фракийцев либо остаются совсем нам неизвестными, либо могут быть реконструированы весьма предположительно на основании косвенных свидетельств.

Уже древнейшая греческая литературная традиция сохранила сведения о богатстве и плодородии фракийской земли. Гомер (II., XI, 21; XVII, 350; XX, 485) несколько раз называет Фракию и Пеонию плодородными ( εριβώλαξ ); Пиндар (Pind., Paean., II) употребляет по отношению к Фракии термин εΰκαρπος. Эти свидетельства относятся к Южной Фракии, прилегающей к Эгейскому морю. Значение земледелия в этом районе очень ярко выступает в повествовании Фукидида о перипетиях Пелопоннесской войны в Халкидике и вообще на северном побережье Эгейского моря: каждая из враждующих сторон стремится прежде всего опустошить поля своих соперников (Thuc., IV, 84—88).

Но не только Эгейское побережье, а и более северные области Фракии представляли большие возможности для земледельческого хозяйства. Различные источники, как письменные, так и вещественные, свидетельствуют о значительном развитии земледелия в речных долинах Гебра, Тонза и в еще более северных районах. Речь идет прежде всего о возделывании фракийцами зерновых культур: пшеницы, ячменя, проса, полбы. Геродот {Herod., IV, 33—34) сообщает о том, что пшеничная солома применялась фракийскими и пеонскими женщинами при жертвоприношениях Артемиде, т. е. фракийской Бендиде³⁰. Очень важны свидетельства Ксенофонта, лично хорошо знакомого с состоянием хозяйства юго-восточной Фракии па рубеже V и IV вв. до п. э. Он не только многократно указывает на обилие всяких продовольственных запасов и наличие богатых деревень в разных районах Фракии - на Фракийском Херсонесе, на Халкидике и в области племени тинов³¹, но и прямо называет богатства этих земель — ячмень, пшеница, а также вино, оливки, лук, чеснок (Xenoph., Anab., VII, 1, 13 и 37). Не менее любопытно упоминание Ксенофонтом какого-то фракийского племени просоедов ( μελιυοφαγοι ), обитавшего в окрестностях Салмидесса (Xenoph., Anab., XII, V, 12).

Сведения о зерновых культурах у фракийцев имеются и у многих более поздних античных писателей. Хотя хронологически эти сведения выходят за пределы интересующей нас эпохи, застойный характер античного земледелия вообще позволяет использовать эти более поздние данные и для характеристики раннефракийского полеводства. Фракийские просо и полба упоминаются Демосфеном в его речи о положении дел на Херсонесе Фракийском, но говорит он о зерновых не этой области, а центральной Фракии (Demosih., VIII, 45). Фракийское зерно упоминают Псевдо-Аристотель, Фронтин и Теофраст³², причем последний дает ему такую характеристику: «Фракийское зерно имеет много шелухи и поздно прорастает. Причина и того и другого — холода. И поэтому фракийское зерно, даже посеянное рано в другом месте, позднее прорастает и вызревает и наоборот: зерно, принесенное из другого места и посеянное там, поздно прорастает»³³. Обычно считается, что Теофраст говорит здесь о фракийской пшенице. Но О. Жарде замечает, что употребление древним ботаником термина πολυχιτων заставляет думать, что речь здесь идет не о пшенице, а о каких-то иных злаках, имеющих твердую оболочку, например о том же просе или полбе³⁴. Замечание О. Жарде кажется основательным, но следует иметь в виду, что Плиний Старший, говоря о тех же фракийских злаках со многими оболочками (plnrimis lunicis vestitur), прямо называет эти злаки пшеницей (Pliti., NH, XVIII, 69). Можно думать, что сведения Плиния восходят к тому же Тсофрасту.

Теофраст и Псевдо-Аристотель рассказывают о существовании у племен синтов и медов, обитавших по среднему течению Стримона, какого-то вида ячменя, который могли употреблять в пищу только люди, но не могли есть никакие животные³⁵. Впрочем, эти свидетельства весьма сомнительны, и современными ботаническими данными существование такого вида ячменя не подтверждается³⁶.

Более общие указания на плодородие фракийских земель или на обилие в них хлеба содержатся в сочинениях Лисия, Исократа, Аполлония Родосского, Аппиана, Плиния³⁷. Очень любопытен рассказ Арриана о высоких хлебах, через которые должны были пробираться солдаты Александра Македонского в землях гетов на левом берегу Истра (Arrian, Anab., 1, 4). Существуют и другие свидетельства о развитии земледелия у фракийцев Мёз и и и Дакии в позднее время³⁸.

Клавдий Гален [Galen., Dc anim., I, 13) описывает фракийскую рожь, называя ее βρίζα. Слово это, по некоторым свидетельствам, и до сих пор живет в болгарском языке³⁹. Но данные Галена, относящиеся ко II в. н. э., нельзя использовать для характеристики фракийского хозяйства более раннего времени, так как рожь вошла в состав культурных растений весьма поздно. Как установлено исследованиями Н. И. Вавилова, она была первоначально засорителем посевов пшеницы, а затем из сорноиолевого растения превратилась в культурное⁴⁰. Можно уверенно говорить, что на Балканском полуострове рожь как полевая культура появилась не ранее первых веков н. э.⁴¹

Древние фракийцы употребляли зерно не только в качестве пищи для людей и фуража для скота, но и в качестве исходного продукта для приготовления алкогольных напитков типа пива пли браги. Интересные сведения сохранил об этом Афиней (Athen., X, 447), ссылающийся на древних авторов. Такой напиток, носивший у фракийцев название бритон ( βρδτον ), изготовлялся из ячменя. Впервые упоминают его, по свидетельству Афинея, Архилох и Софокл, а затем и другие авторы. Гелланик Митиленский прямо указывает на изготовление фракийцами бритона из ячменя. Гекатей говорит, что пеоны пили бритон из ячменя и какой-то другой напиток — парабию ( παραβίη ), изготовлявшийся из проса и кониза.

Для решения рассматриваемого вопроса могут быть привлечены и некоторые косвенные данные, указывающие на происхождение названий населенных мест и племен от наименований ячменя, пшеницы и других злаков⁴².

Весьма показательные данные о развитии хлебного хозяйства фракийских областей доставляет нумизматика. Монетные типы, в той или иной форме напоминающие о хлебных богатствах фракийских областей, известны в чеканке почти всех античных городов, расположенных во Фракии, и в чеканке местных правителей этой страны (см. табл. I в конце книги). Если мы обратимся к городам Эгейского побережья Фракии, то найдем там колос в качестве лицевого типа серебряных оболов V в. до н. э. города Трагила. а среди добавочных монетных символов колос или зерно встречаются на монетах Амфиполя, Боттиеи, Абдеры, Маронеи, Эноса⁴³.

Но особенно характерно широкое распространение этих сюжетов на монетах городов Херсонеса Фракийского и европейского берега Пропонтиды⁴⁴. Очень интересна реверсная композиция раннеэллинистических монет города Сеста, на которых Деметра изображена сидящей на корзине с зерном и держащей в руках колосья; ее голова иногда украшена венком из колосьев⁴⁵. Богиня ясно выступает здесь как покровительница не только земледелия вообще, но и специально хлебопашества — главной отрасли хозяйства Херсонеса Фракийского.

Аналогичная тематика находит отражение и в монетной типологии западнопонтийских центров⁴⁶.

Еще показательнее наличие интересующих нас сюжетов в монетной типологии фракийских царей IV в. до н. э. Четверо из них — Гебридзельм, Котис I, Керсоблепт и какой-то неизвестный династ Филе — чеканят монету с изображением на оборотной стороне двуручного сосуда — кипселы, применявшегося в качестве мерки для ячменя или пшеницы. Этот тип заимствован ими с монет Кипселы — фракийского города в низовьях р. Гебра, для которого изображение этой зерновой мерки было говорящим типом и в котором, вероятно, чеканились и монеты указанных царей. Фракийские цари не только изображали на своих монетах сосуд, но и добавляли иногда в монетный тип пшеничный колос или ячменное зерно⁴⁷.

Все приведенные материалы достаточно определенно свидетельствуют о весьма значительном развитии полеводства у фракийцев на протяжении всей античной эпохи. Высокий уровень земледелия Фракии исследуемого времени опирается на глубокие исторические корни. Именно в Юго-Восточной Европе с древнейших времен (с VI тысячелетия) прослеживается последовательное развитие земледелия, особенно ярко отмечаемое в стоянке Караново I. Как можно судить по данным археологических раскопок, пашенное земледелие здесь можно фиксировать с рубежа VI —V тысячелетий до н. э.⁴⁸ Можно с уверенностью утверждать, что уже в интересующий нас доодрисский и раннеодрисский период фракийцы умели хороню возделывать пшеницу, просо, ячмень, т. е. все те культуры, которые составляли основу зернового хозяйства coвременного им античного мира и близлежащих земледельческих территорий.

Несмотря на отсутствие пока анализов древнего зерна из раннефракийских археологических комплексов, несомненно возделывание мягкой пшеницы (Triticum vulgare Vill.): вероятно, именно ее имеют в виду античные авторы, упоминая о пшенице. Эта культура была известна племенам, населявшим Фракию еще в эпоху энеолита и в бронзовом веке⁴⁹. Но, вероятно, большее значение имела твердая пшеница двузернянка, или эммер (Triticum dicoccurn), более распространенная в древности на Балканском полуострове вообще и резко преобладающая в ранних археологических памятниках Болгарии⁵⁰. Пшеница-однозернянка (Triticum monococcurn L.) — это полба, о которой с пренебрежением упоминал Демосфен. Ячмень (Hordeum sativum или Hordeum vulgare L.), вероятно, представлял, как это было обычно в античности, смесь двурядных и многорядных ячменей⁵¹. Менее ясно, какое просо имеют в виду античные авторы. Некоторые современные ботаники считают, что Panicum milliaceum L. вошло в число культурных растений Фракии лишь в римское или даже гуннское время⁵². Вряд ли это так: культура проса хорошо была известна населению по берегам Черного моря еще с очень древних времен. В частности, зерна проса были найдены в Румынии в поселении Кокутени⁵³. Во всяком случае свидетельства Ксенофонта и Демосфена не позволяют сомневаться в самом широком распространении просяных культур в древней Фракии.

В письменных источниках почти нет указаний на возделывание фракийцами зернобобовых, но вряд ли можно сомневаться в том, что большинство этих культур - чечевица, горох, бобы, вика, чина — было им известно⁵⁴: во-первых, эти культуры были освоены населением Балканского полуострова еще в более древнюю эпоху⁵⁵, во-вторых, они занимали значительное место в севообороте и южных и северных соседей фракийцев — греков, с одной стороны, земледельческих племен Северного Причерноморья — с другой (Herod.., IV, 7). Зерна вики были обнаружены вместе с зернами пшеницы, проса, ржи в раскопках античного поселения первых веков н. э. при с. Кадинмост⁵⁶. Посевы бобовых были хорошо известны уже в древности как средство восстановления плодородия почвы и с этой целью чередовались с посевами зерновых культур. Именно о таком применении их жителями Фракии и Македонии говорит Теофраст (Theophr., Hist, plant., VIII, 9, 1).

Это свидетельство Теофраста — единственное известие об агротехнических мероприятиях фракийцев. В остальном ни система обработки полей, ни земледельческие орудия фракийцев нам почти неизвестны. Что во Фракии существовало пахотное земледелие, сомневаться не приходится. Оно засвидетельствовано, в частности, Аполлонием Родосским для Эгейского побережья (ΛροΙΙ. Rhod., Arg., I, 795) и Овидием для Добруджи (Ovid., Tristia, V, 10). Но почти все пахотные и иные сельскохозяйственные орудия, до недавнего времени находимые на территории Фракии, либо датируются уже первыми веками н. э., либо вовсе не могут быть отнесены к определенной исторической эпохе. Римским временем датируются и редкие изображения пахотных орудий на античных памятниках. Археологические остатки земледельческих орудий первых веков н. э., найденных на территории Фракии, весьма обстоятельно изучены этнографом Л. Дуковым⁵⁷. Его исследование показывает, что техническая вооруженность фракийского земледельца в эту позднюю эпоху примерно соответствовала тому уровню земледелия, какой наблюдался и в других районах античного мира — в собственно Греция, Риме и т. д. Вероятно, и в предшествующие эпохи технико-экономическое развитие земледелия во Фракии и в Греции шло более или менее параллельно, и мы можем без большой натяжки отнести к Фракии те данные о развитии земледельческой техники, которые имеются в отношении античного земледелия вообще.

Эти соображения до некоторой степени подтверждаются и недавними находками пахотных орудий IV—III вв. до н. э. у с. Мирково в окрестностях Пирдопа и в погребении в с. Калояново близ Сливена. У с. Мирково были случайно найдены три железных лемеха, прикреплявшихся к деревянной основе плуга или сохи. Опубликовавший находку А. Милчев датировал эти орудия на основании сопровождающего керамического материала IV - III вв. до н. э.⁵⁸ В Калояново такой же лемех был найден в хорошо датированном погребении второй четверти IV в. до н. э.⁵⁹ Эти достоверные в отношении даты находки позволяют отнести к фракийской культуре и некоторые другие подобные орудия, датировавшиеся раньше римским или даже средневековым временем, например два подобных лемеха из Севтополя и его окрестностей⁶⁰. Что касатся орудий, которым принадлежали эти лемехи, то с уверенностью трудно сказать, были яи это сохи или род плуга, более вероятно первое⁶¹. Во всяком случае, эти находки безусловно свидетельствуют о том, что во Фракии уже в IV в. до н. э. применялось для пахоты рало с железным лемехом.

Следует полагать, что фракийское полеводство уже в раннюю эпоху было достаточно эффективным, чтобы можно было создавать значительные запасы зерна. Иначе трудно было бы объяснить то богатство фракийских деревень, о котором говорят античные авторы, и те значительные партии хлеба, которые Фракия была способна выбрасывать на внешний рынок. В античной литературе с V в. до н. э. до римского времени встречаются указания на то, что фракийцы держали продукты земледелия в подземных хранилищах. Об этом упоминают Еврипид, Демонесфен, Афиней (со ссылкой на Анаксандрида, комедиографа V в. до н. э.)⁶². Вероятно, в этих σφο надо видеть предназначенные для хранения хлеба зерновые ямы, хорошо известные по раскопкам археологических памятников в Северном Причерноморье и детально исследованные советскими археологами⁶³. В античной литературе эти зернохранилища описаны Колумеллой и особенно Плинием, который прямо говорит об их применении в Испании, Африке, Каппадокии и Фракии (Соlum., De re rust., I, 6, 15; Plin., NH, XVIII, 306—307).

Возделанное фракийскими крестьянами зерно шло не только на удовлетворение потребностей земледельца, на пропитание войск, подобных наемникам Ксзнофонта, на пополнение запасов фракийских царей и фракийской знати, но и вывозилось за пределы страны через греческие города Эгейского и Черноморского побережий. Правда, прямые свидетельства о таком вывозе относятся к несколько более позднему времени, чем интересующая нас эпоха (к IV или началу III в. до н. э.), но можно думать, что за одно столетие, протекшее с конца V до конца IV в. до п. э., потенциал фракийского земледелия не мог значительно измениться и что вывоз фракийского хлеба в Грецию мог осуществляться в V в. до н. э. в той же или почти в той же мере, что и в IV в.⁶⁴

Прежде всего должно быть упомянуто указание Псевдо-Аристотеля на фискальное мероприятие Котиса I, который, нуждаясь в деньгах, велел подданным посеять для него (видимо, сверх обычной нормы) по три медимна зерна. Собранный урожай был продан, вероятно, на рынках греческих городов Эгейского побережья и дал Котису необходимые суммы (Ps. Anst., Oekonom., II, 2, 1351а). Рассказ об аналогичных действиях Керсоблепта содержится среди сгратегем Полнена (Polyaen. Strateg., VII, 32). Χ. Μ. Данов, специально разбиравший эти рассказы, справедливо связывает их с той ролью, которую играл вывоз хлеба из Фракии в страны Эгейского мира⁶⁵.


Железные лемехи (из фракииских могильников IV в. до н. э.)

Существуют и прямые свидетельства вывоза из Фракии больших партий зерна. Диодор Сицилийский сообщает о том, что Лисимах отправил в 305—304 гг. родосцам, осажденным Антигоном, 40 тыс. медимнов пшеницы и столько же ячменя (Diod., XIX, 77; XX, 96). Демстрий Полиор-кет снабжал фракийским зерном Афины, осажденные его противниками (Plut., Apophtegm., 183-В; Demetr33—34). Можно упомянуть и об афинском декрете начала III в. до и. э. в честь Филиппида, который способствовал отправке Лисимахом в Афины 10 тыс. медимнов пшеницы (Ditienb., Syll., 374). Что фракийские области и в дальнейшем являлись поставщиками зерна для средиземноморских государств, можно судить по отправке большого количества хлеба в Рим наместником Мезпи Тиберием Плавтием Сильваном во времена Нерона⁶⁶.

Эти данные позволяют большинству современных исследователей считать Фракию, по крайней мере в эллинистическое и более позднее время, одной из житниц античного мира и сравнивать ее в этом отношении с Северным Причерноморьем, отнюдь не ставя, однако, знака равенства между этими областями⁶⁷.

Заинтересованность греков в зерновых богатствах Фракии проявляется, как нам кажется, в самом обилии упоминаний об этих богатствах в античной литературной традиции. В этом отношении интересны уже упоминавшиеся замечания Теофраста об особенностях фракийского зерна (Theophr., IV, II, 5). Из этих замечаний следует, что уже к IV в. до н. э. делались попутки пересаживать зерновые культуры из Фракии в другие районы и, наоборот, сеять во Фракии зерно из других областей античного мира⁶⁸.

Возделывание зерновых культур было несомненно главной, но отнюдь не единственной отраслью фракийского земледелия. Наши источники позволяют нам говорить о культивации во Фракии ряда технических, овощевых и плодовых культур. Из первых должна быть упомянута прежде всего конопля. Геродот рассказывает (Herod., IV, 74), что фракийцы выделываю τ из конопли ткани, чрезвычайно похожие на льняные. «В Скифии растет конопля, очень похожая на лен, только гораздо толще и выше его; она там засевается, но растет также и в диком состоянии; фракийцы приготовляют себе из нее платье, до такой степени похожее на льняное, что человек неопытный, не сможет узнать, сделано ли платье из конопли или из льна, а кто никогда не видел конопляной материи, тот примет такое платье за льняное». Этот рассказ можно как будто понять в том смысле, что фракийцы пользуются для ткачества скифской коноплей. Но такое представление было бы в корне ошибочным. Конопля (Cannabis sativa L.) несомненно произрастала и возделывалась и в самой Фракии⁶⁹. Геродот же заговорил о фракийцах в этом месте описания Скифии не для того, чтобы сказать об использовании ими скифской конопли, а для того, чтобы подчеркнуть возможность выделывать из конопли очень тонкие ткани, похожие на льняные. Скифы, надо полагать, таких тканей выделывать не умели.

Впрочем, во Фракии произрастала не только конопля, но и лен (Linum usitatissimum L.). Тот же Геродот говорит о девушкепеонке из области Стримона, которая пряла лен (Herod., V, 12). Семена льна были найдены при раскопках памятника еще энеолитической эпохи у с. Капитан, но использовались ли эти семена древнейшим населением в пищу или лен употреблялся в ткацком деле, сказать невозможно⁷⁰. Для античной эпохи использование волокон льна для прядения не подлежит никакому сомнению, тем более что при раскопках в Севтополе были обнаружены и остатки льняных тканей⁷¹.

Из огородных культур фракийцев мы можем уверенно назвать только лук и чеснок. Афиней (Athen., IV, 131-а) в рассказе о свадьбе дочери фракийского царя Котиса I и афинского полководца Ификрата говорит, что последний получил среди других даров хранилище в 12 локтей, наполненное луком. Один из пассажей комедии Аристофана «Лхарняне» (Aristoph., Acharn., 163) воспринимается обычно как свидетельство большого пристрастия фракийцев к употреблению чеснока⁷².

Нам очень мало известно фракийское садоводство. Античные авторы почти не говорят о плодовых деревьях во Фракии. Правда, эпитет έρφΛλαξ, употребляемый Гомером по отношению к Фракии, обозначает «плодородная» вообще, что может относиться к произрастанию как зерна, так и плодов. Вероятно, именно плоды фруктовых деревьев имеет в виду Пиндар, когда говорит о богатой лозами и плодами фракийской земле (Pind., Paean., II). Но эти свидетельства относятся к Южной Фракии, прилегающей к Эгейскому морю. Обилие в этом районе различных плодов несомненно, оно засвидетельствовано и другими авторами⁷³. В частности, Теопомп говорит о произрастании смоковницы и маслины в долине Стримона (Theop., 230).

Можно, однако, полагать, что не только в приморской Фракии, но и в других районах фракийской территории были распространены и культивировались различные плодовые деревья. По мнению ботаников, во Фракии на протяжении всей античной эпохи возделывались яблоня, груша, слива, вишня, орех, айва, шелковница и другие породы плодовых деревьев⁷⁴. Существует, правда, весьма неблагоприятный отзыв Помпония Мелы о климате и плодородии Фракии: он пишет, что, за исключением приморской части (имеется в виду Эгейская Фракия), вся эта страна не имеет ни благоприятного климата, ни почвы, холодна и неплодородна, что посеянное здесь очень скудно вырастает, что плодовые деревья редки (Pomp. Mela, De chorograph., II, 2). Но этог отзыв, несомненно, слишком суров и не отвечает действительному положению.

Материалы об очень существенной отрасли экономики фракийцев — скотоводстве крайне скудны: они ограничены отрывочными и фрагментарными сведениями литературных источников и гомеровского эпоса. Разбор остеологического материала из раскопок во Фракии еще не проведен, что лишает пока возможности сделать какие-либо заключения о составе стад. Мало сведений о формах собственности на скот. Между тем, присутствие многочисленных изображений коня, быка и представителей других видов домашнего скота на монетах фракийских племен и царей; сведения Гомера о роли колесниц с быстрыми конями во фракийском войске; данные погребальных и посвятительных рельефов, на которых фигурируют чаще всего изображения всадника на коне; сведения письменных источников о загонах для скота во фракийских деревнях, о продаже крупного и мелкого рогатого скота из Фракии в греческие юлисы — все это свидетельства широкого развития скотоводства у фракийцев, особенно, естественно, у горских племен. Они подтверждают справедливость установившегося в античной традиции мнения о фракийцах как о прекрасных наездниках и умелых скотоводах.

Немного больше мы знаем о фракийском виноградарстве и виноделии. Вино из Южной Фракии было хорошо известно в Греции еще в гомеровское время. В «Илиаде» Нестор побуждает Агамемнона устроить угощение для вождей ахейского войска, так как у него в палатках много вина, которое ему ежедневно доставляют корабли ахейцев из Фракии (П., IX, 72). Скорее всего речь идет о вине из окрестностей того города Исмара (позднейшей Маронеи) в земле киконов, который взял и разграбил Одиссей (Od., IX, 39—46, 162—165). В поэме Гомера содержится настоящий дифирамб этому исмарскому вину, божественному питью, сладкому, как мед (Od., IX, 196—211). Вино района Исмара-Маронеи, видимо, вообще было хорошо известно в античности, так как его упоминают и другие авторы⁷⁵. Очень характерна типология монет города Маронеи: на них обычно бывают изображены гроздья и лозы винограда⁷⁶.

Столь же известны производством вина и некоторые другие центры на южном побережье Фракии. О фасосском вине имеются свидетельства античных авторов⁷⁷, но гораздо больше о популярности этого вина могут сказать тысячи фасосских амфорных клейм V—III вп. до и. э., находимых в разных районах античного мира⁷⁸. Славился виноделием и город Менда на Халкидике⁷⁹, который также, по-видимому, довольношироко экспортировал свое вино. Об этом можно судить но находкам недавно идеотифицированных мендских амфорных клейм⁸⁰, на которых изображается Дионис, возлежащий на спине осла, с канфаром в руке. Этот же сюжет наряду с изображениями Диониса, виноградной лозы, амфоры, канфара, грозди служит обычным лицевым типом мендских монет V в. до н. э.⁸¹ На эгейском берегу Фракии, между устьями Неста и Стримона, лежала и область Библина (Steph. Byz., s. ν. Βφλίνη, где производилось высокосортное сладкое библинское вино, уже в VI— V вв. до н. э. экспортировавшееся даже в Италию и Сицилию (Atheti., I, 31а). О значении виноградарства для жителей Аканфа в Халкидике говорит рассказ Фукидида о взаимоотношениях Брасида и этого города (Τhue., IV, 84, 88). В монетной типологии почти всех греческих городов Эгейского побережья Фракии наличествуют, если не господствуют, сюжеты, связанные с виноградарством, виноделием и потреблением вина: лоза, гроздь, амфора, ойнохоя, канфар, Силен, Дионис и др.

Таким образом, все Эгейское побережье Фракии представляло собой зону активного виноградарства и виноделия, имевшего экспортный характер. Вероятно, именно это обстоятельство послужило основой для легенды о том, что изобретателем этого рода хозяйственной деятельности был фракиец Евмолп (Plin., NH, VII, 199).

Гораздо труднее определить место виноградарства в хозяйственной жизни причерноморских и особенно внутренних областей Фракии. Обращает на себя внимание тот факт, что уже в городах Фракийского Херсонеса и европейского берега Пропонтиды в монетной чеканке почти совершенно отсутствуют те «винодельческие» и дионисические сюжеты, которые безраздельно господствовали в типологии монет Эгейской Фракии. Только на монетах Алопеконеса и Сеста встречается иногда такая символика: голова Диониса, гроздь, канфар, амфора, тирс⁸². Но в подавляющем большинстве городов этого района в монетной типологии преобладали, как мы уже отмечали, эмблемы, связанные с зерновым хозяйством, что несомненно отражало решающее значение здесь хлебопашества.

Та же картина наблюдается и в городах западного побережья Черного моря. Из всех городов только Дионисополь использовал в своей монетной типологии венки из виноградных листьев и изображение Диониса, конечно⁸³. Можно предполагать, что само название этого города связано с той ролью, которую играло в нем виноградарство⁸⁴. Но в целом виноделие в остальных городах фракийского побережья Черного моря хотя и существовало, не могло занимать значительного места в их экономике. Если верить Овидию, то в северной часги эгого побережья виноград и не мог вызревать по климатическим условиям (Ovid , Uristia, III, 10). Но мы хорошо знаем, что греки наладили виноделие и в более суровых условиях Северного Причерноморья, так что неблагоприятный отзыв Овидия об условиях жизни в Томах надо в значительной степени отнести за счет его желания разжалобить своих корреспондентов⁸⁵.

О возделывании винограда и виноделии у самих фракийцев имеются только косвенные свидетельства. Античная литературная традиция довольно часто упоминает об употреблении фракийцами вина, о склонности их, как и скифов, к невоздержанному пьянству⁸⁶. Но сведений о возделывании винограда и о виноделии у фракийцев в античной литературе немного. Прежде всего следует остановиться на свидетельстве Помпония Мелы о возделывании во Фракии виноградных лоз. В уже упоминавшемся неблагоприятном отзыве о климатических условиях Фракии Помпоний Мела говорит, что виноград там может возделываться только при условии, что лозы прикрываются от холода (Pomp. Mela, De Chorogr., II, 2). Это свидетельство, несомненно, относится не к Эгейскому побережью Фракии, а к более северным ее районам. Аналогичные условия существовали и в Северном Причерноморье, в частности на Боспоре, где, по свидетельству Страбона, приходилось присыпать на зиму виноградные лозы землей (Strabo, VII, 3, 18). Эти неблагоприятные условия не составляли, однако, непреодолимых трудностей для античного виноградарства; мы знаем теперь на основании изучения археологических материалов об очень значительном развитии виноградарства и виноделия на Боспоре⁸⁷. Надо думать, что и во Фракии, где климат был в целом мягче и благоприятнее, чем в Восточном Крыму, или на Тамани, трудности разведения винограда успешно преодолевались. Уже само замечание Помпония Мелы свидетельствует об этом. Более того, можно предположить, как это было сделано В. Ф. Гайдукевичем по отношению к Боспору, применение во Фракии особого способа выращивания винограда «в расстилку» и культивацию стелющихся сортов виноградных лоз, которые удобно было накрывать от зимних холодов⁸⁸.

Весьма важно также упоминание Страбона об уничтожении лоз и отказе от употребления вина гетами при Биребисте (Sirabo, VII, 3, 11). Из этого свидетельства можно вывести заключение о том, что еще до Биребисты, т. е. до I в. до н. э., геты умели возделывать виноградную лозу, тем более это следует предполагать по отношению к населению более южных областей Фракии. Йордан, говоря о неплодородности земель в Мёзии в окрестностях Никополя на Истре, с удивлением отмечает, что некоторые люди там даже не знают виноградарства, а вино покупают себе в соседних местностях (Jord., Get., 267). Речь идет о каких-то скотоводческих племенах, соседи которых в той же Мёзии занимались виноградарством и виноделием не только для удовлетворения собственных потребностей, но и для продажи. Особенно интересен изданный при Адриане или при Антонине Пне закон (Digestae, XLXIII, 19, 16), предусматривающий тягчайшее наказание за повреждение виноградных лоз в Мёзии. Еще позднее, уже при императоре Пробе, были предприняты меры к насаждению виноградной лозы в Мёзии⁸⁹. Б. Геров, несомненно, прав, относя эти мероприятия лишь к Верхней Мёзии, так как в Нижней Мёзии виноградарство не только издавна уже существовало, но и пользовалось особым покровительством закона⁹⁰.

К исследованию вопроса о виноградарстве и виноделии во Фракии могут быть привлечены и некоторые археологические материалы. Назовем прежде всего довольно многочисленные находки типичных виноградарских ножей, сделанные в разных местах — в Мадаре, в Хасковском, округе, в окрестностях Казанлыка и др.⁹¹, а также находки двузубых мотыг — дикельтов, которые Л. Дуков, видимо, совершенно справедливо считает орудиями для обработки почвы в виноградниках⁹². Во Фракии пока еще не открыто такого количества винодельческих предприятий, какое известно в Северном Причерноморье, но это объясняется, вероятно, лишь слабой изученностью античных поселений во Фракии. Первой ласточкой в этом отношении является винодельческий комплекс первых веков н. э., открытый Ц. Дремсизовой в сельскохозяйственной вилле в Мадаре⁹³. Мы не будем здесь перечислять всех надгробных и вотивных рельефов, на которых изображаются предметы, имеющие отношение к виноградарству и виноделию,— грозди, бочки, амфоры, бурдюки и т. д.; упомянем лишь часто приводимые дионисические вотивные рельефы с изображением всего процесса изготовления вина сатирами⁹⁴. Все это достаточно ясно говорит о значительном развитии виноделия в античной Фракии.

Следует, правда, оговориться, что все приведенные археологические• материалы либо совсем не поддаются точной датировке, либо датируются временем более поздним, чем интересующее нас, главным образом уже первыми веками н. э. Но во всяком случае, они неопровержимо доказывают, что культивация виноградной лозы и виноделие были распространены в античную эпоху по всей Фракии, и нет оснований предполагать, что эта отрасль сельскохозяйственного производства получила здесь развитие только в римское время. Наоборот, можно думать, что виноградарство и виноделие существовали и во внутренней, и в причерноморской Фракии еще в раннеантичное время. Некоторым подтверждением этого положения могут служить открытые в разных местах Болгарии каменные площадки со стоками и цистерны, которые исследовавший их Д. Цончев с основанием считает приспособлением для выработки вина и датирует (по крайней мере часть из них) еще гальштаттской эпохой. Интересно свидетельство братьев К. и X. Шкорпил о том, что современное население северо-восточной Болгарии называло такие площадки шарапташ, т. е. «винные камни», и связывало их с изготовлением вина. Сами Шкорпилы ошибочно считали эти сооружения жертвенными камнями⁹⁵. Такие давильни бывают как стационарные, вырубленные в скале, так и передвижные, сделанные из каменных плит. Они найдены или зарегистрированы по всей территории Болгарии — в Пловдивском, Старо-Загорском, Софийском, Сливенском, Варнском, Ямболь-ском, Хасковском, Тырновском и других районах.

Раннее возникновение виноградарства у фракийцев косвенно подтверждается и нумизматическими данными. Дионисические сюжеты — основное содержание типологии ранних фракийских племенных монет VI—V вв. до н. э.⁹⁶ Правда, распространение культа Диониса в эту раннюю эпоху не следует связывать обязательно с развитием виноделия, так как первоначально бог Дионис имел функции покровителя не только виноградарства и виноделия, но и земледелия вообще. Однако на монетах фракийских властителей из племени одрисов конца V в. до н. э. и последующего времени присутствуют символы, несомненно относящиеся уже к собственно виноделию, а не только к культу Диониса, да и сам культ Диониса к этому времени стал пониматься главным образом как культ покровителя виноделия и виноградарства. Так, на монетах V и IV вв. до н. э. фракийского царя Амадока I (Медока) встречаем изображение виноградной лозы и грозди. Монеты современных ему владетелей Бергея, Саратока, Тереса II украшены изображениями грозди, лозы, сатира, амфоры, ойнохои⁹⁷. Вряд ли можно сомневаться в том, что все эти сюжеты попали в мопетиую типологию одрисов не случайно.

Все сказанное свидетельствует о том, что земледелие у фракийцев не только было развито достаточно широко, но и стояло на весьма высоком по тем временам уровне. В современной литературе встречается иногда утверждение, что фракийцы, по крайней мере в ранний период, стояли на весьма низкой ступени развития и занимались преимущественно примитивным скотоводством, ведя кочевой или полукочевой образ жизни. Нам уже приходилось в нашей работе, посвященной истории Мёзии, возражать против этого взгляда применительно к эпохе, предшествовавшей римскому завоеванию. По, не занимаясь тогда историей Фракии более ранних эпох, мы допускали возможность такой характеристики фракийцев времен Геродота. Теперь мы вынуждены решительно отказаться от такого допущения. Более того, нам представляется необходимым возражать и против того представления о сравнительно слаборазвитой экономике Фракии и относительно низком культурном уровне ее населения, которое высказывал, например, в некоторых своих старых работах X. Данов⁹⁸. Следует признать, что на протяжении всей античной эпохи земледелие составляло основу хозяйственной жизни большинства фракийских племен и было достаточно интенсивным, чтобы обеспечить сравнительно высокий уровень жизни самих фракийцев и доставить возможность фракийской знати вести широкую экспортную торговлю хлебом.

Приведенные данные о состоянии главной отрасли хозяйства фракийцев свидетельствуют о сравнительно высоком для античного времени уровне его развития, обеспечившем появление прибавочного продукта и возникновение товарного производства. Эти обстоятельства были основой для появления имущественного, социального расслоения и эксплуатации, которые лежат у истоков классового общества и государства.

---

³⁰ G. Kazarow. Beitrage zur Kulturgeschichto rler altcn Thraker. Sarajevo. 1916, S. 37.
³¹ Xenoph., Hell., Ill, II, 10; V, II, 16; Anab., V. VI, 25; VII, I, 33; VII, III, 5, 9, 43.
³² Ps. Arist., Ockonom., II, 1351a; Front., Ill, 15. 5; Theophr., Dc caus. plant., IV, II, 5.
³³ A. Jarde. Les cereales dans l'antiquite grecque. Paris, 1925, p. 17, not. 1.
³⁴ A. Jarde. Указ. соч., 13, not. 10; ср.: Б. Стефанов, Б. Китанов. Култичепни растения и култиченна растителност в България. София, 1962, стр. 178.
³⁵ Ps. Arist., De mirab. auscult., 116; Theophr., De odor., II, 4.
³⁶ См. X. M. Данов. К вопросу об экономике Фракии и ее черноморского и эгеиского побережий в позднеклассическую и эллинистическую эпохи. «Античное общество». М., 1967, стр. 132.
³⁷ Lys., Or., XXXII, 6, 15; Isocr , VIII, 24; Appol. Rhod., Arg., I, 793; App., Bell, civ., IV, 108; IV, 428; Plin., NH, XVII, 31.
³⁸ G. Kazarow. Beitrage.., S. 39; Т. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. н. э., ?., 1954, стр. 13 сл.
³⁹ G. Kazarow. Beitrage..., S. 39.
⁴⁰ Н. И. Вавилов. Центры происхождения культурных растений. «Труды по прикладной ботанике и селекции», т. XVI, вып. 2. Л., 1926, стр. 130.
⁴¹ Б. Стефанов, Б. Китанов. Указ. соч., стр. 128, 180.
⁴² X. М. Данов. К вопросу об экономике Фракии, :тр. 134, прим. 11; W. Tomaschek. Die alten Thraker. SBWA, Phil.hist. Klasse, CXXVIII, 1893, I, S. 87.
⁴³ MP, S. 131, Tabl. XXIV, 32; BMC, Macedonia. London, 1879, p. 130; HN, p. 213, 216, 247, 250, 254.
⁴⁴ [A Sallet], Beschreibung der antiken Miinzen, I. Berlin, 1888, S. 258—259, Tabl VI, 62 (Херсонес Фракийский — зерно); S 232 (Селимбрия—колос); p. 258—261, 266— 270 (Алопеконеес, Кардия, Лисимахия, Мадит, Бизанфа, Критоте, Эгоепотамы, Кардия, Сеет, Перинтерна, колосья, изображения Деметры и Коры).
⁴⁵ [A. Sallet], Указ соч.. 1, стр. 269 и сл.; Fritze. Sesios. Die Menas-Inschrift und das Munzwesen der Stadt «Nomisma», I. Berlin, 1907, S. 5, П., Tabl. I, 5, 6, 8, 24, 28.
⁴⁶ H. А. Мушмов. Античните монети на Балканския полуостров и монетите на Българските царе. София, 1912, стр. 225, табл. XXIV, 19 (Месембрия — венок из пшеничных колосьев); В. Pick. Die antiken Miinzen von Dacien und Moesien. «Die antiken Munzen Nord-Griechenlands». I. Berlin, 1898, S. 97, fl Tabl. I, 17—20, 22, 24, 25; 11, 6 (Каллатия — колос); HNT, p. 274, 276 (Каллатия, Томы, Дионисополь — Деметра, венок из колосьев).
⁴⁷ В. Добруски. Исторически иоглед вьерху нумизматика на тракийските царе. «Сборинк за народоии умотпорения. наука и книжнипа», XIV, 1897, стр. 585. табл II, 2—4; стр. 599, табл. 1, 14; МТЦ. стр 209, гибл II. 41-43. 59; стр. 211-212. табл. II, 56—58.
⁴⁸ Н. Я. Мерперт. Ранний бронзовый век Южной Болгарии. М., 1966, стр. 1—30 и указанная там обширная литература.
⁴⁹ Н. Арнаудов. Върху старипната гола пшеница. «Известия на Ботаническия институт». II, 1951. стр. 129-137.
⁵⁰ Н. Арнаудов, П. Васильева Принос за изучаване на предисторическите лимеци. ГСУ, Природомат. факт, XLIV, 3, 1948, стр. 87—112; Н. Арнаудов. Указ. соч., стр. 137; Н. Арнаудов, Н. Петрова. И следования върху археологнчни растителни матерпали. ГСУ Биол.-геол.-геогр. факт, XLVIII, 1. 1955, стр. 105.
⁵¹ Б. Стефанов, Б. Китанов. Култичешш растения..., стр. 128—129. См. Н. Арнаудов. Принос на изучаване на предисторическия голозърнест ечемик. ГСУ, Биол.-геол.-геогр. факт, 1955, стр. 73 и сл.
⁵² Б. Стефанов, Б. Китанов. Указ. соч., стр. 135. 178, 180.
⁵³ G. Buschan. Vorgcschichtliche Botanik der Cultur und NLitzpflanzen der alten Welt auf Grund prahistorisehe Funde. Breslau, 1895, S. 09 fl.
⁵⁴ Б. Стефанов, Б. Китанов. Указ. соч., стр. 178—179.
⁵⁵ Н. Арнаудов. Предисторически растите материалам. ГСУ, Природомат. факт, XLV, 3. 1949, стр. 67-71; Н. Арнаудов, И. Петрова Указ. соч., стр. 93, и др. 27 И. Иванов. Отчет за раскопките при Кадинмост (Кюстендилско). ИБАД, [, 1910, стр. 186.
⁵⁶ Л. Дуков. Зе.меделието и земеделските железни орьдия в българските земи през античноетта. ИЕИМ, VIII, 1965, стр. 141 сл. См. также работы Хр. Вакарельского, указанные Л Дуковым, особенно его статью «Стари земледелски сечива» (ГНМ, VI, 1932—1934. София, 1936, стр. 425 сл.).
⁵⁷ А. Милчев Археологическо проучване в околностите на с. Мирково, Пирдопско. «Изследования в памет на Карел Шкорпил». София, 1961, стр. 422—424, рис. 5.
⁵⁸ М. Чичикова Тракийска могилна гробница от с. Калояново, Сливенски округ (IV в. пр. н. е.). ИБАИ, XXXI, 1969, стр. 60—62, рис. 16.
⁵⁹ М. Ciiicova. Au sujet du soc thrace. «Apulum», VII/I, 1968, p. 120, fig. 4, 5.
⁶⁰ Л. Дуков. Указ. соч., стр. 158.
⁶¹ Eurip , Prixus, fr 7, Demoth , VIII, 45; Vairo, I, 57; Athen , IV, 131 a
⁶² Например И. Б Зеест Земляные зернохранилища Пантикапея К.СИИМК, XXIII, 1948, стр. 80—83, В. Д. Блаватский. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья М, 1953, стр. 130—134.
⁶³ Б Герое Проучвания нърху поземленитс отношения в Тракия и Мизия през римската сноха (I—III вв.) ГСУ, ФФ, т. L, 2, 1956, стр. 18.
⁶⁴ X. М. Данов. К вопросу об экономике Фракии, стр. 135—136.
⁶⁵ CIL, III, 3608.
⁶⁶ Например: J. Weiss. Die Dobrudsclia im Altertum. Sarajevo, 1911, S. 21; G. Kazarow. Beitrage..., S. 39.
⁶⁷ Cp. A. Jarde. Les cereales..., p. 17.
⁶⁸ Б. Стефанов, Б. Китанов. Указ. соч., стр. 178. Отметим, что некоторые исследователи само греческое незнание конопли производят из фракийского языка (W. Tomaschek. Die alten Thraker, II, 1, S. 13; ср.: ?. Kazarow. Beitrage..., S. 42, note 8). Впрочем, корни этого слова пытались искать в иранских, славянских и в других языках (см. В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М.— Л., 1949, стр. 170, 198; В. Д. Блаватский. Земледелие..., стр. 82—83).
⁶⁹ Н. Арнаудов. 11редисторически растителнп материали..., сгр. 57—61.
⁷⁰ Н. Арнаудов, 11. Петрова. Изелсдования..., стр. 93—95.
⁷¹ G. Kazarow. Beitrage..., S. 38.
⁷² Арр., Bell, civ., IV, 108; Liv., XLV, 30.
⁷³ Б. Стефанов, Б Китанов. Култичешш растения, стр 178.
⁷⁴ Archiloch, fr. 7; Plin., NH, XIV, 54.
⁷⁵ Н. А. Мушмов. Античните монета, стр. 217 сл., табл. XXII, 20, 22. 23; XXIII, XXIV. 1, 2, 4, 6—8.
⁷⁶ Xenoph., Symp., IV, 41; Theophr., Hist, plant., IX, 18, 11; ср. At hen., I, 31f, 32a.
⁷⁷ А. М. Bon ct А. бои. Les timbres amphoriques <1е Thasos. Paris, 1957.
⁷⁸ Athcn., I, 23b, 29d, e: IV, 129; Pollux., Onom., VI, 15; cp. Demosth., XXXV, 10.
⁷⁹ V Grace. Standard pottery conteiners of the ancient Greek World. «Hesperia», Suppl. VIII, 1949, p. 186; tabl. 10, И. Б. Брашинский. Из истории торговли Северного Причерноморья с Мендой в V—IV вв. до н.э. (по амфорным клеймам). НЭ, III, 1962, стр. 45—48, табл. I.
⁸⁰ Н. Л. Мушмов. Античните монети, стр. 394 сл., табл. XLIV, 1, 2, 5, 6, 7; XLIX, //. 13-15, 18.
⁸¹ Н. А. Мушмов. Античните монети, стр. 308, 314, табл. XXXIII, 1, 2 XXXIV, 4.
⁸² В. Pick. Die antiken Munzen..., S. 130. Taf II, 16,
⁸³ J. Weiss. Die Dobrondseha im Altertum. Sarajevo, 1926, S. 21.
⁸⁴ Ср. Б. Герое. Към вънроса за лозарството в Долна Мизия през римско време. ИБАИ, XIX, 1955, стр. 190, прим.
⁸⁵ Xenoph., Anab.. VII, III, 24—33; Plato, De leg., 637; Athen., IV, 131a; X, 442e, f; XII, 531e и др.
⁸⁶ В. Д. Блаватский. Земледелие..., стр. 86 сл.; В. Ф. Гайдукевич. Виноделие на Боспоре. МИ A, As 85. 1958, стр. 352 сл.
⁸⁷ В. Ф. Гайдукевич. Указ. соч., стр. 353.
⁸⁸ Aurel. Victor. XXXVII, 2; SHA, Vopisc., Vita Probi, XVIII. Б. Герои. Към въпроса за лозарството..., стр. 187 сл.
⁸⁹ Л. Дуков. Земеделието и земсделскитс железни оръдия, стр. 173—175, табл. IX.
⁹⁰ Там же, стр. 152—153, табл. 1, 13, 14.
⁹¹ С. Dremsizova. Villa romaine aux environs de Madara. AAPh SA, Sofia, 1962, p. 117— 118, Fig. 8; П Дремсилова. Нови Дании за икономиката на Долна проз римската епоха. ИНМК, I, I960. « Е. Kaiinka. Antike Denkmaler in Bulgarien. Wien, 1906, S. 133, N 144, fig. 40; M. И. Ростовцев. Святилище фракийских богов и надписи бенефициариев в Ан-Тодоре. ИАК, 40, 1911, стр. 29—30; G. Kazarow. Beitrage..., S. 41—42, Fig. 9 и др.
⁹² Д. Цончев. Старииите около Хасковските тепломинерални извори. ГНБП, 1937/1939, стр. 306 сл.; D. Concev. Contribution a l'etude de la viticulture et de la vinification dans l'antiquite et au Moyen age en Bulgarie. AAPh SA, Sofia, 1963.
⁹³ К. и X. Шкорпил. Североизточна България в географическо и археологичесхо отношение. СНУНК, VII, 1892, стр. 66
⁹⁴ Т. Д. Златковская. Ранние монеты южнофракинских племен. (К вопросу о проиехож дении культа Диониса.) 11Э, VII, 1968, стр. 3—21.
⁹⁵ В Добруски. Исторически поглед.., стр. 577—581, 623—625, табл. I, 8, 10, 12; III, / 2, 4—8 и рис. на стр. 577 и 578; МТЦ, стр. 203-207, табл. I, 12—18, 22—24, 26, 29, 30, 33—35, 37, VIII, 21; HN, р. 283.
⁹⁶ Г. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. н. э., стр. 13; X. М. Данов. Из древнага икономическа историята.... стр. 198—199.
⁹⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 520; т. 26, ч. I, стр. 19—20.