Цифры, которые сообщают нам древние авторы о количественном составе фракийского войска, создают впечатление весьма большого (по отношению ко всему фракийскому населению) процента воинов, участвующих в походах. Фукидид (II, 98) сообщает о 150 000 воинов, составляющих армию одрисского царя Ситалка во время его похода в Македонию. Весьма внушительные цифры называет Диодор (XV, 36; XVIII, 14): 30 000 человек в войске фракийского племени трибаллов в 376 г. до я. э. и 28 000 воинов в войске фракийского царя Севта III в 323 г. Страбон (VII, fr. 47) считает, что население Фракии (к югу от Дуная) могло в его время выставить войско, состоящее из 215 000 человек. Многочисленность фракийского войска удивляла почти всех, писавших о нем. Фукидид говорит, что войско Ситалка II было «страшно своей многочисленностью» (II, 98, 4). Эта же мысль о необычайной многочисленности «варварского» войска высказана устами спартанского полководца Брасида во время его похода в 323 г. до н. э. в Македонию, против племени линкестов: «Многочисленность их [варваров] грозна на вид» (Thuc., IV, 126, 5); «вы, воины Брасида, не должны страшиться многочисленности врагов» (Thuc., IV, 126, 1). Существенна та часть этой речи, где Брасид описывает тактику варваров, основанную на многочисленности войска, которая, по мнению спартанца, заменяла им регулярный строй и дисциплину, поражая зрение и слух врагов (IV, 126, 5—6). Есть достаточно оснований полагать, что под варварами Брасид понимает отнюдь не только линкестов, а делится со своими воинами всем своим опытом (Thuc., IV, 126, 4), который получил в многочисленных сражениях. Этот опыт спартанский военачальник накапливал главным образом во Фракии, где он прославился своими походами через Фракийское побережье Эгейского моря, взятием Амфиполя и города эдонов Миркина (Thuc., IV, 70—121). Эти соображения дают, как думается, основания полагать, что представления об организации и тактике варварского войска составлены Брасидом на основании наблюдения главным образом над фракийцами.
Таким образом, сведения античных источников о необычайной многочисленности фракийского войска в разные периоды античной истории создают впечатление об отсутствии у фракийцев армии, отделенной от народа, характерной для политических объединений с четко оформившимися государственными устоями; напротив, они указывают на всенародный характер фракийского войска. Такое представление подтверждается, например, сведениями Ксенофонта о поголовном участии мужской части племени тинов в сражениях с Севтом: от совсем юных воинов (Anab., VII, IV, 7—10) до «немолодых уже людей» (Anab., VII, IV, 21). Любопытно, что Фукидид (II, 98, 3) для обозначения 150-тысячного войска Ситалка употребляет термин πληθ-ος , который имеет значение «множество», «народ», «народные массы».
Общефракийское войско формировалось по племенному принципу (Thuc., II, 96, 1—3; II, 98, 3). Представление о таком принципе формирования фракийского войска подтверждается и более поздними свидетельствами, относящимися к римскому времени. В консульство Ленту-ла Гетулика и Гая Кальвизия (26 г. н. з.) во Фракии, находившейся под властью тогда уже вассальных Риму одрисских царей, вспыхнуло одно из самых крупных восстаний против римлян746. Главной причиной его была попытка нарушить существовавший во Фракии воинский порядок: римляне хотели заставить фракийцев служить в подразделениях римской армии, формируемых из разных племен. Фракийцы же требовали сохранить племенной принцип в формировании армии и прямо ссылались на традиционность такого рода воинского порядка (Tacit, Ann., IV, 46). Аналогичные сведения о тех же событиях можно почерпнуть из данных Веллея Патеркула, указывающего, что фракийский царь Реметалк II привел для поддержки римлян свое войско, состоявшее из отрядов, сформированных по племенному принципу; во главе каждого из них стояли племенные вожди — duces (Veil. Pat., HR, II, 112,4). Это свидетельство находится в соответствии с сообщением более раннего автора — Агатархида из Книда (II в. до и. э.) о том. что племя дарданов во время войны образовывало воинские части под предводительством своих вождей (Athen., VI, 272а).
Имеющиеся в нашем распоряжении данные (Thuc., II, 96—98; IV, 100, 1; IV, 102, 2) указывают на то, что ни войско Одрисского царства, ни тем более войско южнофракийского союза VI—V вв. до н. э. не носило регулярного характера, а собиралось каждый раз но мере необходимости. Существенно в этой же связи обратить внимание на характер фракийских походов. Самый прославленный из них — поход Ситалка I против Македонии в 429 г. Завоевав со своим огромным войском македонские земли, одрисский царь не стремился ввести здесь какую-либо административную систему для сбора податей и закрепить захваченные земли. Поход носит характер хотя и организованного, но все же грабительского набега. Фукидид прямо указывает (II, 96, 2; II, 98, 3), что в армию Ситалка множество племен привлекала надежда на богатую добычу. После разграбления страны армия фракийцев ушла из Македонии, не оставив здесь каких-либо наместников одрисского царя или управителей, могущих закрепить его власть. Такого рода экспансия, не ставившая своей целью планомерную эксплуатацию побежденных, характерна скорее для догосударственных или раннегосударственных образований, нежели для сложившихся государств. Таким образом, литературные свидетельства дают повод полагать, что основные принципы военной организации у фракийцев (общенародный характер армии, племенной принцип формирования и нерегулярность ее существования) оставались неизменными как в предодрисское. так и в одрисское время, несмотря на попытки римлян изменить эти традиционные устои. Археологические данные подтверждают вывод о всенародном характере фракийского войска. Почти во всех мужских погребениях как предодрисского (VI в. до н. э.), так и одрисского (V в. до н. э.) времени имеется оружие. Это чаще всего наконечники копий, реже — наконечники стрел или мечи.
Тем не менее ряд черт в воинской организации древних фракийцев указывает на отход от принципов общинно-родового строя в организации войска, усиливающийся к V в. до н. э. Эти черты прежде всего заметны в количестве и качестве оружия во фракийских погребениях, указывающие не только на имущественное расслоение в обществе, но, возможно, и на то, что предводителями походов были не столько храбрые и воинственные, сколько знатные и богатые. В неравномерности распределения воинского инвентаря, конечно, отразился общий процесс закрепления за знатными и богатыми предводительских функций, как политических, так и военных. Изменения коснулись, видимо, и другого принципа, на котором было основано войско фракийских племен в доодрисский период, — принципа добровольности, который теперь претерпел существенные изменения. В этом отношении очень интересен отрывок из Фукидида (II, 96, 1—3), в котором описывается созыв Ситалком войска для похода 429 г. до н. э. против Македонии и ее царя Псрдикки: «Отправляясь из земли одрисов, Ситалк созвал прежде всего живущих между горами Гемом и Родопою фракийцев, на которых простиралась его власть до моря, именно Евксинского Понта и Геллеспонта. Потом он созвал гетов, живущих по ту сторону Гема, и прочие племена, которые живут по всю сторону реки Истра, ближе к Евксинскому Понту... Ситалк призвал также много горных фракийцев, живущих независимо и вооруженных кинжалами; они называются днями и живут большей частью на Родопе; одних из них Ситалк склонил к войне наемного платою, другие последовали добровольно. Ситалк поднял также агрианов, леев и все прочие подчиненные ему племена пеонов». Хотя для обозначения созыва в армию Фукидид употребляет нейтральный глагол — άνίοτημι — «поднимать», «созывать», который не дает оснований для выводов о порядке призыва для участия в походе, все же во всем отрывке можно заметить различие в воинских обязанностях. Эти различия заметны в том разграничении, которое существует между независимыми («автономными») от Ситалка племенами и теми, которые находятся под его властью. Если в отношении последних упоминается лишь сам факт участия в походе по призыву царя, то при упоминании независимых фракийцев подчеркивается добровольность участия, а в двух случаях (II, 96,2 и 98,3) указывается и причина, побудившая их к участию в походе,— материальная заинтересованность: добыча и наемная плата. Очевидно, подчиненные одрисам племена обязаны были выставлять воинские подразделения; остальные могли принимать или не принимать участия в походе по своему разумению747.
Следует обратить внимание на порядок, в котором Фукидид перечисляет призванные к оружию племена Одрисского царства: прежде всего (πρώτον) Ситалк созывает подвластные ему племена фракийцев, живущие между Старой Плапиной и Родопами, т. е. племена, составлявшие ядро его царства; он созывает затем (έπειτα) гетов и другие племена, живущие к северу от Старой Планины, т. е. родственные одрисам и вообще южным фракийцам северофракийские племена, подвластные одрисам. Лишь в конце этого перечня племен, вошедших в число воинских подразделений, фигурируют нефракийские племена царства одрисов. Нельзя ли в этой последовательности усмотреть указание на различную степень воинских обязательств племен — членов Одрисского царства?
Далее следует отметить, что общефракийское ополчение по крайней мере с середины V в. до н. э. теряет характер единственной военной силы во Фракии. Появляются дружины царя и знати, организованные на иных принципах, чем общефракийскос войско, и знаменующие, как представляется, отход от племенного принципа в организации подразделений и фракийского войска в целом. Мы знаем, что после изгнания и смерти отца Севт II воспитывался у одрисского царя Медока. Однажды Севт стал умолять его дать сколько он может людей, чтобы попытаться отомстить выгнавшим из страны отца Севта и его самого. «Тогда он [Медок] дал мне тех людей и коней, которых вы увидите, когда «наступит день, и теперь я повелеваю ими и живу, грабя мое отечество» (Xenoph., Anab., VII, II, 32—33). В этом рассказе, как и в других описанных Ксенофонтом эпизодах, есть достаточно оснований видеть оторванную от народа, приближенную к царю и высшей знати часть фракийцев, сделавшую войну своим постоянным ремеслом. Именно в этой среде могла оформиться столь ярко изложенная у Геродота (II, 167) мораль знати, основанная на восхвалении войны, грабежа и пренебрежении к производительному труду.
Погребальный инвентарь свидетельствует о появлении предводителей фракийского войска, кичащихся своим богатым набором оружия и доспехами. 2 железных копья и богатые бронзовые доспехи в погребении у с. Долбоки; 2 железных копья, 40 стрел, части меча, бронзовые доспехи в Башевой могиле; из погребения при Русц (Юруклер) происходят бронзовые доспехи (шлем и наколенники), множество стрел, железные меч, 2 наконечника копья и др. — все это свидетельства военного образа жизни фракийских предводителей748.
Есть некоторые данные отмечать со времени возникновения Одрисского царства появление тенденции к увеличению роли именно этой категории войска. Если во всех фракийских погребениях VII—VI вв. оружие обязательно присутствует, то в средних и бедных погребальных наборах V — начала IV в. до н. э. оружие скорее редкость, чем правило, С другой стороны, следует отметить появление именно в это время очень богатых могил с дорогими доспехами и большим количеством оружия. В этих явлениях следует, как представляется, видеть признак увеличения роли дружины и ее богатых предводителей.
Таким образом, в Одрисском царстве можно констатировать существование двух видов воинских сил. Один из них, несмотря на ряд изменений, сохранял все же основные принципы племенного формирования и носил общенародный характер, т. е. представлял собой «самодействующую вооруженную организацию населения»749. Другой, типа дружины, имел в зачаточном виде черты, сближающие его с регулярной армией.
На пути становления рабовладельческого государства у фракийцев, оформившегося в более позднее, эллинистическое и римское время, лежал период, во время которого происходил переход от стадии племенных союзов к ранним формам государственности. Этот период характеризовался многообразием форм собственности и форм эксплуатации, каждая из которых выступала в ранней, еще далекой от завершения стадии развития; начальной стадией классообразования, зарождением классов-сословий, когда отношения к средствам производства, имущественное и социальное положение человека определялись знатностью и ролью в управлении страной; политической системой, в которой наряду с появлением (в верхних звеньях управления) государственных органов власти продолжали функционировать и сохраняли жизненность племенные институты и принципы управления периода существования союза племен.
745 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 73—74; т. 33, стр. 7—11.
746 Η. Φ. Мурыгина. Фракия и Рим. Борьба фракийских племен против римской агоессии во II—I вв. до н. э. и в начале I в. н. э. М., 1951 (автореферат); Т. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. н. э., стр. 50—51.
747 С. Кэссон («Macedonia, Thrace and Illyria», ρ 201) предполагает, что граждане гре ческих городов, входивших в состав Одрисского царства, также служили во фракийском войске, подобно тому, как это известно о греках-ионийцах в армии персов или греках в македонской армии (Thuc., IV, 124). По мнению этого автора, участие в походах фракийских царей греки могли заменить деньгами, т е. могли откупиться. Т. В Блаватская («Западнопонтийские города»), таких предположений, однако, не высказывает.
748 178 Д. П. Димитров. Тракийска гробла находка от с. Дълбоки, Старозагорско. РП, IV, 1949, стр. 230—231.
749 Ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 170.