Т.Д. Златковская

Возникновение государства у фракийцев VII—V вв. до н.э.

Рабство

 

Вопрос о рабовладении во Фракии оживленно обсуждался и обсуждается на страницах исторической печати. В то время, как в одних работах с большей или меньшей категоричностью пишут о крупных рабовладельцах во Фракии периода Одрисского царства V—IV вв. до и. э., использующих в больших масштабах рабский труд, и вообще о преимущественно рабовладельческой экономике страны429, в других (а иногда даже в тех же) работах подчеркивается ведущая роль свободного крестьянства в производстве Фракии, находившегося в зависимости от родовой знати и правителей; рабовладению при этом отводится незначительная роль430; в третьих отмечают, что большинство фракийских племен не имело рабов, находилось на стадии расцвета первобытнообщинного строя, что лишь некоторые из них (одрисы) достигли в своем развитии стадии возникновения союза племен и патриархального рабства431. Такие различия во мнениях по кардинальному вопросу раннефракийской истории объясняются расхождением не только в трактовке источников, по и н оценке роли рабовладения в историческом развитии европейских племен вообще и фракийцев в частности. При решении этой проблемы наиболее правильным путем исследования следует признать тот, который ведет от изучения конкретных социальных и экономических явлений к общим заключениям.

Сведения о рабах во Фракии VII—V вв. настолько малочисленны, что очень затруднительно проследить эту социальную категорию фракийского общества в ее динамике. Кроме того, источники но раннему, «до одрисскому» периоду и более позднему, одрисскому неравноценны.

Наиболее ранние сведения о рабах у фракийцев мы встречаем в гомеровском эпосе, точнее, в IX книге «Одиссеи» (ст. 36—61 и 196—210), повествующей о борьбе Одиссея и его товарищей с фракийским племенем киконов и о хозяйстве их жреца — Марона. Они были введены в научный оборот Хр. Дановым, увидевшим в этом источнике ценный материал для выводов по истории рабовладения во Фракии конца VIII— VII вв. до н. э.432 В отличие от него В. Велков с большой долей сомнения относится к возможности использовать данные Гомера для получении каких-либо конкретных сведений о рабах у фракийцев433, хотя склонен датировать их тем же или несколько более поздним (VII в.) временем434. Следует привести некоторые соображения, допускающие, как нам кажется, использование гомеровских сведений о рабах во Фракии. Я. А. Ленцман с достаточным основанием утверждает, что в отличие от данных эпоса о рабах в хозяйствах крупных басилевсов, сохраняющих древние традиционные, носящие застывший стандартный характер сведения, описания рабов вне царского хозяйства, в хозяйствах просто богатых людей близки исторической действительности времен жизни Гомера. Они не носят следов стандартных эпических повторений, а представляют собой самостоятельные части творчества поэта. В качестве примера описания этого последнего типа Я. А. Ленцман прежде всего и приводит хозяйство фракийца (кикона) жреца Марона435. Эта особенность гомеровских сведений о рабах в нецарских хозяйствах, относящаяся в полной мере и к фракийским хозяйствам, делает совершенно излишним скептическое отношение к использованию данных эпоса по исследуемому вопросу436.

Обратимся к тексту «Одиссеи». Как известно, попав во время своих скитаний к киконам и разрушив их город Исмар, Одиссей и его спутники пощадили жреца киконов Марона с семьей из уважения к его сану. Марон наградил Одиссея дорогими подарками, среди которых было также 12 амфор драгоценного крепкого вина. При этом

«...ни из служанок,
ни из рабов о вине том никто в сто доме не ведал,
кроме его самого, супруги и ключницы верной»437.

Эти слова поэмы восприняты Х. Дановым как доказательство существования у Марона как домашних, так и работающих в поле слуг, униженных до положения рабов438. Существенны, однако, термины, употребленные в данном случае. Для обозначения рабов здесь фигурируют термины δμώϊς и άμψίολο. Первый из них — δμώες — применяется по отношению к людям, попавшим в рабство чаще всего в результате пленения в бою439; это ясно из контекста (Od., I, 398) и происхождения самого термина от глагола δάμνημ; (δαμάω) — «одолевать, покорять»440. То обстоятельство, что многие δμώες фигурируют в «Одиссее» как купленные, а не захваченные в плен рабы, не меняет представлений об источниках их получения в результате внеэкономического принуждения — обращения в рабство военнопленных и пиратства441. Рабский статус людей, обозначаемых в гомеровском эпосе термином δμώες, в последнее время не вызывает сомнений. О них в поэмах при перечислении обычно говорится наравне с имуществом — золотом, медыо, скотом и т. п. (П., XXIII, 549 сл.) как об объекте грабежа, покупки или передачи в наследство (II., XVIII, 28; Od., I, 398; IV, 736; XIV, 115 и др.); они противопоставляются фетам как несвободные люди442.

Таким образом, данные гомеровского эпоса свидетельствуют об обращении пленников в рабство; причем речь идет об обращении в рабов мужчин ( δμΛες — им. падеж мужского рода, в отличие от δμώϊς, — им. падеж женского рода) — свидетельство того, что фракийцы уже миновали стадию убийства пленников и что превращение мужчин-пленников в рабов «было уже признанным институтом»443. Уже обращали внимание на то, что большой перевес упоминаний этого термина, обозначающего рабов-мужчин, по сравнению с числом его упоминаний в более ранней «Илиаде» не случаен; это объясняется тем, что ранее пленных мужчин убивали, оставляя в живых лишь пленных женщин, которых обращали в рабынь444.

Второй из употребленных в эпосе терминов — άμφίολος . Анализ этого термина привел к выводу, что он обозначает в эпосе рабынь, но более приближенных к своим господам (они чаще всего горничные, служанки и т. п.), чем они и отличаются от безликой массы рабынь — δμοχί445. Впрочем, в зависимости от того, какую роль женщины-рабыни играли, в том или ином эпизоде, одни и те же лица назывались то άμφιπ λοι, то δκοαί . Во всех случаях и те и другие фигурируют как несвободные446.

Гомер дает некоторые возможности для решения (хотя бы в самых общих чертах) вопроса о формах применения рабского труда во фракийском обществе. Применение труда разных категорий рабов в гомеропском эпосе вообще ограничено, как известно, скотоводством (они работают пастухами), работами по дому (колют дрова, запрягают лошадей и т. п.) и в качестве гребцов. В земледелии их труд применяется только в садоводстве (и то об этих работах упомянуто в поздних частях «Одессеи»); на полях работают только свободные земледельцы447. Что касается рабынь, то их участие в производительном труде еще меньше — это главным образом работы по дому, уход за господами, а также прядение и ткачество. Вывод об ограниченности применения рабского труда в гомеровской Греции (IX—VIII вв. до н. э.) приложим, видимо, и к производственным отношениям, существовавшим во Фракии. Разница заключается не в качественных показателях уровня развития рабства, а в хронологических рамках: данные эпоса о киконах соответствуют, как упоминалось выше, его самым поздним слоям, отражающим историческую обстановку конца VII — начала VI в. до н. э. Рабы у жреца Марона, как кажется, по своим функциям ничем не отличаются от рабов в других нецарских хозяйствах. Весьма краткое упоминание о них все же дает некоторое основание связать их функции с работами по дому ( ένί οικ<ο ). В тексте «Одиссеи» отсутствуют сведения об использовании (даже у киконов — этого сравнительно развитого южнофракийского племени) рабского труда в основной сфере производственной деятельности фракийцев — в земледелии448.

Таким образом, данные наших ранних источников о рабах во Фракии в конце VII—VI в. до н. э. указывают на случаи превращения не только женщин, но и мужчин-пленников в рабов; однако применение рабского труда в производстве было весьма незначительным, ограничиваясь главным образом работами по дому и сферой личного обслуживания знати.

Ограниченность применения рабского труда не может, однако, как кажется, служить признаком недавнего возникновения рабовладения, начального этапа его развития. В. Велков полагает, что сведения Гомера о рабах во Фракии дают возможность определенно говорить, что в VII в. до н. э. фракийцы, жившие вблизи эллинского мира, знали рабство патриархального этапа449. Однако следует обратить внимание на черты рабства во Фракии этого периода, знаменующие отход от патриархальной ступени его развития. В хозяйстве Марона можно заметить некую градацию между рабами. Ключница, обозначенная термином ταη — безусловно, как это характерно для всего эпоса450, рабыня, Однако по своему положению она явно отличается от других рабов в доме. Подобно няне Телемаха Евриклее (кстати, и она обозначена теп же термином ταμίη или Акториде, знавшей тайну устройства ложа Одиссея, ключница Марона одна из всех рабов и рабынь знает, где хранится чудесное вино. Ее роль явно аналогична той, которую играют и другие привилегированные («старшие») рабы в эпосе, дающие задание рядовым рабам и проверяющие их исполнение. Это что-то вроде надсмотрщицы, домоправительницы. Такое расслоение среди рабов — явление, характерное для рабства, скинувшего черты патриархальных отношений451.

Другим источником по исследуемому вопросу может служить энод часто приписываемый ионийскому лирику Архилоху452. Первая часть его и особенно выражение «рабскую пищу ( δούλιον αρτον ) еда. обычно приводится для доказательства наличия рабовладения у фракийцев. Датировка описываемых событий зависит от того, признавать ли это стихотворение творчеством Архилоха или же, как это принято в некоторых новых изданиях греческих лириков, творчеством Гиппонакта453. В первом случае события должны быть отнесены к середине VII в. до н. э., во втором — к середине VI в. до н. э.454 Но как бы то ни было, перед нами хотя и поэтическое, но подлинное произведение, относящееся к исследуемому времени.

Несмотря на то, что содержание эпода носит характер враждебного пожелания, нет сомнения, что возможность происшествия, подобного описанному, вполне допустима. В античной литературе сходные события у Салмидесса описываются неоднократно455. Некоторые исследователи, ссылаясь на Архилоха, говорили о том, что фракийцы убивали своих пленных, в чем видели доказательство расцвета у них первобытнородовых отношений456. Другие, наоборот, усматривают здесь свидетельство использования фракийцами рабов в производстве457. На основании этого же текста иногда делается вывод о том, что тяжелая участь ожидала пленников в результате продажи их фракийцами в рабство в другие страны458.

Однако, как видно из текста эпода, сведений для решения вопроса об использовании труда рабов у фракийцев здесь нет. Текст дает лишь достаточно оснований считать, что чужеземцев, попавших в плен к фракийцам, обращали в рабов459. При иной трактовке вся фраза о страданиях пленников от рабской (resp. — очень плохой) пищи была бы совершенно бессмысленной.

В свете того, что говорилось выше о происхождении термина δμώες, употребленного в «Одиссее» для обозначения рабов у киконов, такая трактовка сведений Архилоха (Гиппонакта) приобретает большую достоверность. Перед нами два свидетельства об источниках рабства во Фракии: пленение в бою или пиратами (в данном случае — береговое пиратство).

Выше была отмечена черта, характеризующая отход от патриархальных традиций в рабовладении у киконов по «Одиссее». Текст Архилоха (Гиппонакта) дает повод отметить нарастание этой тенденции. Сообщение о страданиях пленников у фракийцев, вызванных плохим питанием, рабской пищей (эквивалентной, видимо, чему-то вроде голода), может служить подтверждением этой мысли.

Сравнительно мягкое отношение к рабам, отсутствие четкого разграничения между свободными и рабами (и, в частности, в быту) — признаки, характерные для патриархального рабства, — здесь явно отсутствуют. Интересную параллель сообщению Архилоха (Гиппонакта) о «пище рабов» у фракийцев составляет то место в «Одиссее» (XIV, 80), где раб Евмей угощает неузнанного еще Одиссея «пищей рабов», в чем исследователи с достаточным основанием усматривают противопоставление быта рабов образу жизни господ460. Существенно, однако, что в «Одиссее» эта рабская пища не так уж плоха — речь идет о поросятине (в отличие от жирной свинины, которая предоставлена женихам Пенелопы). В пожелании Архилоха (Гиппонакта) гораздо реальнее звучит угроза голодного существования. Возможно, эти два отрывка отражают хронологически разные этапы в развитии рабовладения.

Источники V в. до н. э., имеющие отношение к проблеме рабства во Фракии, более чем скудны. Свидетельство Геродота ограничивается одним высказыванием о том, что у «прочих461 фракийцев существует обычай продавать своих детей на чужбину» (V, 6). Это сообщение не может быть понято иначе, как свидетельство о продаже в рабство свободных фракийцев (в данном случае — детей свободных фракийцев) своими соплеменниками (в данном случае — родителями). Этот пассаж Геродота, как уже было замечено С. Мулешковым462, не дает оснований для утверждения об использовании рабов внутри Фракии463: Геродот подчеркивает, что речь идет о продаже рабов на чужбину ( Wέξαγίογ). Таким образом, перед нами свидетельство того, что Фракия была резервуаром рабской рабочей силы для античного мира (явление, столь ярко проявившееся в последующие эпохи).

Сообщение Геродота чрезвычайно важно и с другой точки зрения. До сих пор, основываясь на эпосе и Архилохе (Гиппонакте), можно было говорить только о внеэкономических способах обращения в рабство, заключающихся в пленении во время войн или пиратских набегов. Геродот указывает на качественно иной источник рабства, при котором используется экономическое принуждение: продажа детей в рабство родителями могла быть вызвана обнищанием. Этот процесс развился вследствие разложения общинных отношений и поляризации общества.

Очень важен для исследуемого вопроса источник конца V в. до н. э. — «Анабазис» Ксенофонта. Историческая достоверность этого произведения в последнее время считается общепризнанной464. Его сведения о юго-восточной Фракии представляют собой целую энциклопедию жизни страны, написанную наблюдательным и осведомленным очевидцем465. Фиксирующий события и социально-экономические отношения эпохи Одрисского царства, Ксенофонт особенно ценен для нас, так как дает некоторую возможность проследить состояние рабства в более позднюю, чем отраженная в разобранных выше источниках, эпоху, и тем самым дает повод для исследования этого института в разное время.

Для изучения состояния и уровня развития рабства во Фракии по Ксенофонту существенно уже то, что упоминания о рабах очень ограниченны. По терминологическому принципу их можно разделить на три группы. В первой из них, состоящей из двух отрывков, фигурирует термин παις. Смысловое содержание этого термина ясно из контекстов. В первом случае (Anab., VII, III, 20) рассказывается, что Ксенофонт почувствовал себя в затруднительном положении, когда ему посоветовали сделать богатые подарки фракийскому царю, так как он приехал во Фракию, «имея при себе всего-навсего одного юношу (λήαΐδα) и деньги только на дорожные расходы». Речь идет здесь о молодом человеке, взятом Ксенофонтом с собой для личного обслуживания, в качестве слуги; трудно предположить какое-либо иное применение одного слуги при военачальнике не занимающемся никаким иным делом, кроме войны. Бесправное положение этого слуги бесспорно — Ксенофонт предполагает подарить его Севту. Явно это же значение имеет слово one, и в другом отрывке (Anab., VII, III, 26—27), в котором рассказывается о подарках, полученных Севтом на пнру от фракийцев: коне, рабе и одеждах для жены царя. Все три подарка, безусловно, носят характер подношения для личного пользования царя и членов его семьи; об этом прямо говорит, введя коня, первый из приносящих дары: «Пью за свое здоровье, Севт, и даю тебе этого коня, на нем ты догонишь всякого, кого захочешь, а при отступлении ты можешь не бояться врага». Введший за ним юношу (rΐς) «подарил его таким же образом, выпив за здоровье Севта». Рабский статус человека, подаренного царю, также не подлежит сомнению. Таким образом, упоминания о рабах-пайдах в главах «Анабазиса», касающихся Фракии, указывают на использование этой категории лиц для личных услуг господину466.

Вторая группа сведений упоминает рабов-андраподов. Изучению значения этого термина в античной литературной традиции уделялось немало внимания, в частности в сравнительно новых работах советских ученых, предпринятых в связи с изучением античного рабства вообще. Несмотря на существенные расхождения во мнениях исследователей по вопросу о значении этого термина после IV в. до н. э.467, их выводы, касающиеся его значения в более ранний период, совпадают. Они отмечают, что античные лексикографы поясняют это слово и все производные от него при помощи слова «пленный»468. Наиболее авторитетные словари нашего времени469 в качестве главного значения этого термина указывают на взятого в плен и проданного в качестве раба человека. В начальный период своего появления (конец VI— V в. до н. s.) этот термин именно так и понимался, как это следует из очень интересных в этом отношении абзацев из Геродота (III, 125—129) и Фукидида (VIII, 28, 4), где значение этого слова выступает особенно явно, так как оно фигурирует наряду с другими «рабскими» терминами470. Существенно отметить, что оба крупнейших историка V в. употребляют этот термин для обозначения попавших в плен людей, бывших до пленения как свободными, так и рабами. Это заметно и в указанном тексте Геродота471 (в число андраподов в результате пленения попадают явно свободные из свиты Поликрата) и особенно ν Фукидида, который прямо говорит, что после захвата города стали андраподами как рабы, так и свободные (греки передали Тиссаферну городок Иас «со всеми пленными рабами и свободными»).

Во «фракийских» разделах VII книги «Анабазиса» Ксенофонта разбираемый термин применяется часто472. Не может быть сомнения, и это уже отмстил С. Мулешков473, что речь идет о военнопленных — во всех случаях подчеркивается, что андраподы появляются вследствие захватов, нападений на многолюдные деревни, грабежей. С точки зрения изучения состояния рабства представляется существенным выяснение вопроса о том, были ли эти люди свободными земледельцами, попавшими в плен, или же рабами, работавшими у фракийцев? Короче говоря, следует ли подразумевать под словом χν ράττοδον у Ксенофонта плененного раба или плененного свободного? Думается, что речи о плененных рабах здесь нет. Из всего контекста совершенно ясно, что в андраподов обращаются те самые свободные фракийцы из племени типов, которые сражаются против Севта и помогавших ему греков; они из числа тех людей, которые после победы Севта становятся его подданными ( ύπήκοοι ). Иногда эти попавшие в плен называются «людьми» (например, VII, III, 47) или просто пленниками (например, VII, IV, 5), что может служить указанием на их нерабский статус.

Однако более четко этот же смысл термина «андрапод» выступает в другом произведении этого же автора. Речь идет о том отрывке из «Греческой истории», где рассказывается о захвате спартанцами города Митилены в конце Пелопоннесской войны (Hell., I, 6, 14—15). Из него следует474, что понятие «андрапод» у Ксенофонта включает вообще пленных, в том числе и членов афинского гарнизона — безусловно свободных. В том же случае, когда ему понадобилось указать, что пленными были именно рабы, Ксенофонт вводит специальный термин — τά άνδρχποδα τά δούλα, который и следует переводить «пленные рабы». Это дает некоторое основание полагать, что под термином «андрапод» у Ксенофонта подразумевались свободные фракийцы, попавшие в плен.

В этом отношении у Ксенофонта мы видим продолжение той традиции в понимании термина, которая была отмечена у его предшественников — Геродота и Фукидида475.

Второй аспект, которым следует заняться в связи с термином χνδοάττοδον у Ксенофонта,— это проблема использования андраподов. Что касается греческих солдат-наемников, то совершенно очевидно, что они использовали их с единственной целью — на продажу. Это явствует как из контекста «Анабазиса» (и не только фракийских его частей)476, так и из соображений о том, что ведущие военный, походный образ жизни воины никакой другой цели при захвате военнопленных перед собой ставить не могли. Однако и для фракийского царя пленные играют ту же роль, хотя в конце описания похода греков царь владеет уже обширными землями и при желании (вернее, определенном уровне развития рабовладения) мог бы использовать пленных как рабочую силу, instrumentum vocale. Текст Ксенофонта использовался в исторической литературе для утверждения о наличии крупных рабовладельцев во Фракии, которые применяли рабов в производстве477. Однако более детальный разбор трех отрывков текста Ксенофонта, где упоминаются андраподы во Фракии, подсказывает иной вывод. В двух первых из них (VII, III, 48 и VII, IV, I) сообщается о том, что Севт и его наемники-греки захватили во фракийских деревнях около 1000 андраподов и множество скота; и то и другое («добычу») Севт затем послал продать в Перинт, что-бы расплатиться с наемниками. В третьем отрывке (VII, VII, 53) Севт за недостатком времени даже не утруждает себя продажей андраподов, а прямо расплачивается ими с Ксенофонтом и его солдатами: «У меня нет денег, но то немногое, что я имею — один талант — я отдаю тебе, гак же как и 600 быков, до 4 тысяч голов мелкого скота и примерно 120 андраподов». Таким образом, здесь пленники используются в качестве меновой стоимости, в качестве товара. Термин «андрапод» здесь не имеет производственного оттенка. Выступая как воплощение определенного количества богатства, вид имущества, этот термин носит явно инвентарный характер: во всех случаях он фигурирует в стандартных формулах наряду со скотом и другим имуществом. О фракийских рабах как меновой стоимости, используемых для продажи в греческие города, говорят Х. Данов и Д. П. Димитров478.

Как известно, в советской литературе имелось две точки зрения по поводу значения термина ανδοχττοδον в классическое время. Я. А. Ленцман в работе 1951 г. отметил, что с конца V в. — начала IV в. этот термин обозначал раба античного, являющегося в глазах рабовладельцев только орудием производства, частью имущества, instrumentum vocale479. В отличие от такой интерпретации термина, Э. Л. Казакевич пришла к выводу, что рабы определялись термином yvoyrobov в тех случаях, когда «доминирует их свойство обмениваться на деньги, их товарная сущность, что термин не зависит от рода деятельности раба, а от его свойства представлять стоимость, от того, что он является формой богатства»480.

С точки зрения развития термина χνδοχτοδον фракийские разделы «Анабазиса» дают повод говорить, что смысловое содержание его находится на рубеже между тем, которое в него вкладывали в V в. («пленный», «военнопленный») и в IV в. до н. э. (андрапод как объект обмена, купли-продажи), объединяя их оба. Короче говоря, фракийский андрапод, по Ксенофонту, — это пленник, превращенный в раба с целью продажи.

Третья группа сведений Ксенофонта о рабах объединяет отрывки (VII, VII, 29 и VII, VII, 32), в которых фигурирует термин ίοεία, противопоставляемый έλευθΐοια. В обоих местах речь идет о ранее свободных фракийцах, ставших после завоевания подданными Севта. Особенности этих двух отрывков разобраны нами выше (стр. 129), где делается вывод о нерабском характере зависимости, характеризуемой у Ксенофонта этим термином481.

Сведения Геродота о продаже фракийцами детей в рабство на чужбину и Ксенофонта о продаже рабов-фракийцев за пределы Фракии находят широкое подтверждение в других источниках, о которых нам уже приходилось говорить в разделе о возникновении частной собственности и его последствиях (см. стр. 99). Социальные и экономические принципы, на которых базировалась рабовладельческая Греция, емкий рабский рынок, окружающий Фракию, влияли на ускорение процесса развития рабства, на включение Фракии в средиземноморскую торговлю, в том числе и работорговлю. Однако и эти свидетельства об экспорте рабов-фракийцев за пределы Фракии служат косвенным указанием на слабое применение рабской рабочей силы внутри страны. Слабое развитие во Фракии городской жизни в исследуемый период482 следует, вероятно, как это считают исследователи античности483, также связать с ограниченным развитием рабовладения.

Таким образом, и наиболее ранние из наших источников (конца VII—VI в. до н. э.), касающиеся уровня развития рабства во Фракии, и более поздние (V в. до п. э.) указывают на то, что фракийцам хорошо была известна «первая форма эксплуатации человека человеком»484 — рабство. Однако эти же источники очерчивают весьма узкий круг применения рабского труда, ограниченный главным образом сферой обслуживания. Это обстоятельство дает повод предполагать и небольшой удельный вес труда рабов в процессе производства у фракийцев в периоды, освещенные и теми и другими источниками485. Этот вывод, как кажется, подтверждается последующим развитием рабовладения во Фракии.

Исследователи истории рабовладения в античном мире в целом, и особенно истории фракийских провинций486 (в первые три века их вхождения в состав Римской империи: Фракии — с 46 г. и. э., Мёзии — с 15 г. п. э.), отмечают сравнительно малую роль рабов в социальной и экономической истории этой части империи. Эпиграфические свидетельства о рабах, столь многочисленные в других провинциях (например, галльских, африканских, испанских), здесь незначительны. Невелико количество рабов у отдельных владельцев: обычно один-два, реже — три — пять рабов или отпущенников частного лица. Основную часть населения страны составляли свободные фракийцы, самостоятельно обрабатывающие свои поля. Не менее существенны и другие особенности рабства в дунайских провинциях, отмеченные в этих же исследованиях. Рабы здесь принадлежали лицам, так или иначе связанным с римской администрацией и колонизацией: центрами рабовладения были римские колонии (Апри и Деультум), немногочисленные императорские сальтусы и крупные племенные центры, ставшие городами с перегринальным правом (Середика, Пауталия, Ускудама, Берое). В районах с преобладанием в надписях местных личных имен упоминания о рабах и отпущенниках почти полностью отсутствуют.

Характерно и то, что на этом этапе процесс развития рабовладения (как ни ограничен он был с точки зрения общеимперской) в самих фракийских провинциях шел с различной степенью интенсивности и имел различные масштабы. Между Дунаем и Балканами (в Нижней Мёзии) он проходил значительно быстрее и охватывал гораздо более широкие слои населения, чем к югу от Балканских гор (в провинции Фракии). В первой он прослеживается сначала в надписях, упоминающих рабов из поселений при военных лагерях на Дунайском лимесе, затем в надписях из дунайских городов и плодородных речных долин, свидетельствующих о наличии рабов на частных землях (villa, praedia) ветеранов и муниципальной знати; здесь возникали и императорские сальтусы, на которых применялся труд рабов; можно предположить участие рабов и в деятельности крупных ремесленных мастерских. В отличие от пограничной и стратегически важной Мёзии во Фракии колонизация земель ветеранами и лицами из римской администрации была незначительной: как правило, здесь не было сколько-нибудь значительного числа крупных вилл и мало императорских сальтусов; весьма сомнительна возможность применения труда рабов в мелких ремесленных мастерских, характерных для Фракии. Если пренебречь теми соображениями, которые были высказаны выше о слабом развитии рабовладения во Фракии VII—V вв. до н. э., и считать, что уровень проникновения рабовладельческих отношений был здесь высок, то было бы вполне естественно предполагать, что именно во Фракии, где чуть ли не на пять веков раньше возникло государство, должны были бы существовать более развитые формы рабовладения, чем в Мёзии. Между тем, как это выяснено, ничего подобного здесь отметить нельзя: Фракия и в римское время оставалась областью со сравнительно слабо развитыми рабовладельческими отношениями. Уровень и интенсивность развития рабовладения во фракийских землях в этот период стимулировались процессом романизации (степенью вовлеченности в социально-экономическую и культурную жизнь римского государства) и определялись и стратегическим и экономическим значением для Империи487.

* * *


Приведенные выше данные свидетельствуют о многообразии форм эксплуатации во фракийском раннеклассовом обществе. Явление это наблюдается во многих других раннеклассовых обществах488. Во Фракии эти формы эксплуатации наиболее ярко представлены двумя формами. Первая из них — эксплуатация свободных тружеников царем, родовой и служилой знатью, а также разбогатевшими соплеменниками; часть прибавочного продукта труда господствующая категория общества получала в виде налога с земли и, возможно, работы на полях. Свобода крестьян обеспечивалась, однако, принадлежностью к общине и связанным с нею владением средствами и орудиями производства. Сельское хозяйство — главная отрасль экономики Фракии — было основано на труде этих свободных тружеников. В этой форме эксплуатации отразился начальный этап закабаления «трудящихся субъектов» (по выражению Маркса). Процесс этот характеризовался разложением общины, выделением знатных разбогатевших родов и отдельных малых семей, использующих труд своих соотечественников.

Вторая, наиболее тяжелая форма эксплуатации — рабство. Оно было представлено во Фракии незначительным количеством рабов, продаваемых за пределы страны, и ограничено узкой сферой применения их труда, главным образом в домашнем хозяйстве и в качестве домашних слуг. Ограниченная сфера применения труда рабов — явление, характерное для раннеклассовых обществ вообще489, здесь проявилось ярко.

Между категориями фракийцев, подвергавшихся этим двум видам эксплуатации — свободными общинниками и рабами, — находился ряд других категорий населения, лишь некоторые из них нам известны. Эти лица так же, как и рабы, лишены свободы, но обладают средствами и орудиями производства и отдают почти весь продукт своего труда (за исключением незначительной части, необходимой для поддержания существования) подчинившим их завоевателям. Мы встречаемся здесь с различными вариантами применения внеэкономического принуждения.

Во фракийском раннеклассовом обществе каждая из указанных форм эксплуатации еще выступает в незавершенной и неразвитой форме.

Отмеченное разнообразие форм эксплуатации не снимает перед исследователем необходимости решить (насколько это позволяют источники), какие из этих форм эксплуатации в данный период играли ведунью роль в системе производственных отношений490. При решении этой проблемы следует исходить из правильного критерия об удельном весе труда той или же иной категории эксплуатируемого населения в процессе производства Фракии, принимать во внимание, какое из этих производственных отношений делается доминантой в совокупности всех социально-экономических отношений в стране. На необходимость изучения производственных отношений как целостной системы отношений, складывающихся на основе производства, обращал, как известно, особое внимание В. И. Ленин491. При таком единственно правильном подходе следует сказать, что фракийцы VII—V вв. до н. э. знали рабство как форму эксплуатации, но она не развилась еще в господствующую. Значительно большую роль в системе форм эксплуатации во Фракии этого раннего периода становления государства и классов играла эксплуатация свободных тружеников царем, родовой и служилой знатью, разбогатевшими соплеменниками. По этим взаимоотношениям проходила в этот период линия водораздела классовых различий. Подобную расстановку сил можно отметить во многих раннеклассовых обществах, в том числе и в тех, которые развились в государства с высокоразвитым рабовладением. Сетка классовых отношений составляет довольно подвижную систему, в которой в различные эпохи по-разному расставляются акценты. Так, рассматривая процесс сложения классического рабовладельческого Афинского государства, Ф. Энгельс считает нужным подчеркнуть, что до реформы Клисфена 509 г. классовый антагонизм был антагонизмом между знатью и простым пародом. Лишь после того, как завершилось сложение Афинского государства, классовым антагонизмом стал атагопизм между рабами и свободными, между находившимися под покровительством и полноправными гражданами492. Действительно, социальная система греческого общества была очень сложной493. Подводя итог классообразоваиию у античных народов (греков и римлян) в период высшей ступени варварства, Ф. Энгельс отмечает: «Различие между богатыми и бедными выступает наряду (разрядка моя. Т. :t.) с различием между свободными и рабами...»494. Эта же мысль высказана им в той же работе еще раз: «И наряду с этим разделением свободных на классы в соответствии с имущественным положением происходило, особенно в Греции, громадное увеличение числа рабов...»495 Таким образом, Ф. Энгельс указывает на то, что и на более высоком, чем начальный, этапе классообразования различие между богатыми и бедными, так же как различие между свободными и рабами, — параллельные (или могут быть таковыми) явления. Отмеченный Энгельсом более ранний этап классовых противоречий (антагонизм между знатыс и простым народом), исходя из рассмотренных выше данных, составлял во Фракии основу классовых градаций и столкновений. Замедленный темп развития рабовладения во Фракии помимо внутренних причин объяснялся еще и тем, что рабскую рабочую силу очень интенсивно оттягивал из этой страны более развитый мир греческих полисов. Продажа рабов в другие страны была, очевидно, более выгодной, нежели их использование внутри страны. Дальнейшее историческое развитие Одрисского государства, а также включение Фракии в систему рабовладельческих империй придали больший вес рабовладению и усилили антагонизм между свободными и рабами.



429 Д. П. Димитров. Един нов паметник..., стр. 10; М. Данов. Към история на робство то..., стр. 410; А. Милчев. Соииално-икономическият... строй..., стр. 534.
430 А. Милчев. Указ. соч., стр. 545; X. Данов. Югонзточна Тракия..., стр. 299 -300; он же. Древна Тракия. стр. 290—292; «История Болгарии». М. 1954, стр. 23; Б. Геров. Проучивания.... стр. 20; «История на България». София, 1961, стр. 24; В. Велков. Робството..., стр. 20—21.
431 С. Мулешков. Обществено-икономическият строй..., стр. 165.
432 Chr. Danov. Social and Economic Development of the Ancient Thracians, p. 10.
433 В. Велков. Робството..., стр. 17.
434 А. Ф. Лосев. («Гомер». М., 1960, passim, особенно стр. 65—72) обосновывает датировку жизни поэта VII - - началом VI в. до п. э. Подробнее об этом см. стр. 198—200.
435 А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 248—249.
436 В. Велков. Указ. соч., стр. 17. Обосновывая отрицательное отношение к сведениям эпоса, В. Велков ссылается на ту же работу Я. А. Ленцмана, однако ошибочно оперирует при этом выводами автора, относящимися к царским хозяйствам, игнорируя те, которые сделаны им в отношении хозяйства просто богатых людей. Между тем именно к последним следует отнести хозяйство фракийского жреца Марона. Впрочем, в конце своего критического абзаца В. Велков совершенно неожиданно говорит о возможности допустить, что данные Гомера все же отражают до известной степени уровень развития рабовладения у киконов (там же).
437 Гомер. Одиссея Перевод В. Вересаева. М., 1953, песня IX, 205—207.
438 Chr. Danov. Указ. соч., стр. 10.
439 Я. А Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, passim, главным образом стр. 237—242, 247—251.
440 W. Раре. Handworterbuch der griechischen SpracWe. Braunschweig, 1880. s. v. Liddel and Scott. A Greek-English lexicon. Oxford, 1940, s. v. и иная трактопка происхождения этого термина — от (см. Ch. Daratnberg, Sagliot.Dictionnaire des antiquites grecques et romaines, s. v. Servi, p. 1269). В таком случае термин приобретает значение, сходное с famuli - «домочадцы» и связанное с familia. Первоначально этой трактовки придерживался Я. А. Ленцман («О древнегреческих терминах, обозначающих рабов», стр. 51), впоследствии приведший, однако, серьезные возражения против такого объяснения происхождения этого слова (см. «Рабство в микенской и гомеровской Греции», стр. 239, прим. 37).
441 Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 238—239.
442 Там же, стр. 241.
443 Ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 105.
444 Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 238, 244.
445 Эту разницу уловил В. Вересаев («Одиссея», М., 1958, IX, 206), переведший термин словом «служанки», а не «рабыни», как он переведен у В. А. Жуковского.
446 Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 242-244.
447 Там же, стр. 241, 251, 264—265.
448 Противоположная нашему мнению точка зрения поставила бы фракийцев на более высокую ступень развития рабства, чем греков, даже тех греков, уровень развития которых отражен и в наиболее поздних слоях гомеровского эпоса, для чего с общеисторической точки зрения нет оснований. Нам представляется также, что высказанная X. Даповым мысль о полевых работниках (field workers) Марона, униженных до положения рабов (status of slavery), является преувеличением (см. Chr. Danov. Social and Economic Development, p. 10).
449 В. Велков. Указ. соч., стр. 17—18.
450 Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 270.
451 Там же, стр. 208 277.
452 «Antologia Lyriea Graeca», Ed. ?. Diehl. Fasc. 2., Lpz., 1952, p. 34—35, N 79.
«Пускай близ Салмидесса ночью темною
Взяли б фракийцы его
Чубатые — у них он настрадался бы,
Рабскую пищу едя.
Пусть взяли бы его — закоченевшего,
Голого, в травах морских,
А он зубами, как собака, ляскал бы,
Лежа без сил на песке
Ничком, среди прибоя волн бушующих.
Рад бы я был, если бы так
Обидчик, клятвы растоптавший, мне предстал,—
Он, мой товарищ былой».
«Эллинские поэты». М., 1963, стр. 210, № 26
(перевод В. В. Вересаева)


453 Эпод был найден только в конце XIX в. в библиотеке Страсбургского университета и впервые опубликован в 1899 г. Его принадлежность к поэзии Архнлоха уже тогда не казалась бесспорной. И в настоящее время многие крупные исследователи античной поэзии считают автором этого стихотворения не Архилоха, а Гиппонакта. Так, в новом и, как принято считать, лучшем издании Архилоха Ф. Лассерре — А. Боннара (Archiloque. Fragments. Tcxte etabli par F. I.asserre, traduit et commenle par A. Bonnrfrd. Paris, 1958, p. XCI) это стихотворение не помещено, так как составите, считав. рго принадлежащим Гиппонакту В соответствии с этим в последнем издании поэзии Гиппонакта О. Массона оно фигурирует как вполне полноправное (О. Masson. Les fragments du poete Hipponax. Paris, 1962). Таково же мнение и Герхарда (Gerhard. RE, s. v. Hipponax, S. 1891, 1894). И в советской литературе это мнение очень распространено, стало почти хрестоматийным (см. «Эллинские поэты». М., 1963, стр. 381). С другой стороны, Е. Диль во всех своих изданиях греческой лирики относит это стихотворение к поэзии Архилоха. В этом научном споре, где. главным аргументом является метрика стиха, мы склонны быть на стороне тех, которые считают эпод творчеством Гиппонакта: термин δοΰλίον αρτον употребляемый в нем, не характерен для лирической поэзии VII в. до н.э. (Я. А. Ленцман. Послегомеровский эпос как источник для социально-экономической истории ранней Греции. ВДИ, 1954, 4, стр 65) и скорее мог быть применен в VI в. (т. е. во времена Гиппонакта), чем в VII в. до н.э. (т. е. во времена Архилоха).
454 Даты жизни Архилоха очень оживленно обсуждаются в научной литературе. В настоящее время можно считать установленным, что расцвет его творчества падает на середину VII в. до н.э. {F. Jacoby. The Date of Archilochos. «The Classical Quarterly», vol. XXXV, oct, 1941, X 3-4, p. 97; P. Pouilloux Recherches sur I'Histoire et les cultes de Thasos. Paris, 1954, p. 22; F. Lasserre. Les epodes d'Archiloque. Paris, 1950; F. Lasserre. Bonnard. Archiloquc. Paris, 1950; p. VIII; J. Pouilloux. Arehiloque et Thasos: histoire et poesie «F.ntretiens siir I'antiquite classique», t. X: Arehiloque, p. 7— 11; Fr. Salviat, W. Neill. Un plat du VII siecle a Thasos. BCH, 84, 1960, p. 383. note 1). Даты жизни Гиппонакта установлены па основании текста Плиния (\Н, XXXVI, 11) и Marmor Parium, ер. 42 (см. Gerhard. Hipponax, RF s. v., S. 1890—1891).
455 Хронологически самое близкое к нашему тексту описание можно найти у Эсхила в «Прикованном Прометее» (738—741); текстуально к нашему этюду ближе всего Дио-дор, рассказывающий о пленении греческих торговцев у Салмидесса (XiV. 37, 3).
456 С. Мулешков. Указ. соч., стр. 161; X. Данов. Към историята на робството..., стр. 407; А. Милчев. Социалпо-икопомическнят... строй..., стр. 534.
457 Возможно, так воспринимают текст Архилоха Д. II. Димитров, говоривший о том, что еще до середины 1 тысячелетия до п. э. патриархальное рабство начало уступать широкому применению рабского труда в производстве («Пдин нов паметник...», стр. 10) и Т. В. Блаватская («Западнопонтнйские города...», стр 17 и 18).
458 Определенно в этом смысле высказался С. Я. Лурье («Демокрит». М., 1937, стр. 18). Кажется, как думает и В. Велков (V. Vclkov. Zur Frager der Sklaverei..., S. 126).
459 Там же, стр. 241.
460 Велков Робствого..., стр. 18.
461 Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 275.
462 Речь идет обо всех остальных фракийцах, кроме гетов, травсов и фракийцев, живущих над крестонами.
463 С. Мулешков. Указ. соч., стр. 160.
464 Ср. А. Милчев. Указ. соч., стр. 534.
465 М. И. Максимова. Ксенофонт и его «Анабазис». В книге: Ксенофонт. Анабазис. ? , 1951, стр. 235—245, стр. 238, прим. 2.
466 Х. М. Данов. Югоизточна Тракия..., стр. 298; 5. Casson. Macedonia, Thrace and Illyria, p. 167.
467 Слово в смысле «раб», «молодой раб» в античной историографии достаточно распространено, ч то обычно и отмечается в работах об античном рабстве (U7. L. Westermann. Skleverei. RE. Suppl.Vl. 1935. S. 902; А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов, стр. 48. 49, 51; Э. Л. Казакевич. Рабы как форма богатства в Афинах IV в. до н. э. ВДИ, 1958. № 2, стр. 93 и др.). Однако в этом значении он выступает не всегда. Э. Л. Казакевич отмстила, например, что в речах Демосфена этот термин употреблен 228 раз, но только 36 раз для обозначения рабов (указ. соч., стр. 93, прим. 11). у Демосфена очень четко выступает значение этого термина: им определяется домашний раб — слуга. В речи против Эверга и Мнесибула (XI и VII речи Демосфсма, § 57 и 76) фигурирует, на обязанности которого было носить весьма ценную бронзовую гидрию (§ 57). Рабское положение этого слуги ясно из того, что он же фигурирует в другом месте той же речи как андрапод (§ 64) и ойкет (§ 7(5). 554 Я. А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов..., стр. 63; Э. Л. Казакевич. Указ. соч , стр. 109.
468 Я. А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов..., стр. 63; Э. Л. Казакевич. Указ. соч., стр. 109.
469 Раре Handworterbuch der griechischen Sprache. s. v.; Liddel and Scott. A Greek-English lexicon, s. v.
470 Я. А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов..., стр. 64.
471 Такой перевод этого места обоснован Я. Ленцманом («Термины, обозначающие рабов», стр. 64) и фигурирует также в издании Геродота у Е. Powell (Oxf., 1949).
472 VII, III, 47; VII, VI, 26; VII, VI, 28; VII, VII, 53.
473 С. Мулешков. Обшествено-икономичсскиит строй, стр. 159.
474 Перевод, которого мы здесь придерживаемся, предложен и обоснован Лснпманом (см. «Термины, обозначающие рабов...», стр. 65).
475 Я. А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов..., стр. 64—65.
476 См., например, о захвате андраподов у персов — VIII, VII, 12, 16, 19.
477 Определенно в этом смысле высказался А. Милчев («Социално-икономическият... строй...», стр. 534) и Д. П. Димитров («Един нов паметник...», стр. 10). Им возражал С. Мулешков («Обществено-икономическият строй.», стр. 150).
478 Даноп Югоизточпа Тракия, стр 300, прим 1; Д П. Димитров. Един нов паметник., стр. 10.
479 Я. А. Ленцман Термины, обозначающие рабов , стр 56, 62, 65, 66, 69.
480 Э. Л. Казакевич. Указ. соч., стр. 95, 97. Позже с ней согласился и Я. А. Ленцман («Рабство в микенской и гомеровской Греции», стр 60).
481 268 См также Д Златковская. О формах эксплуатации в европейских раннеклассовых обществах Фракии ВИ, 1968, Лга 7, стр. 103
482 G. Kazarow. Beitrage..., S. 33—34; Хр. Данов. Кьм сониално-икономнческото развитие на източна половина па Балканския полуостров през първите нет века пр. н.е. ИП V, 1948/49, стр. 63; он же. Югоизточна Тракия.., стр. 301; Сп Мулешкои. Обшествено-пкономпческият... строй..., стр. 160; D. P. Dimitrov. Das Entstehen der thrakisclien Stadt und die Eigenart ihrer Stadtebaulichen Gestaltung und Architekttir, S 380—381; A. Pol. De developpement de la vie urbaine..., p. 310—311.
483 M. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя..., стр. 32; В. Велков. Робството..., стр. 75—78.
484 В. И. Ленин. О государстве. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 08; стр. 73: Ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 175.
485 Затруднительно использовать слова Платона (Leg., 805d, е) о том, что фракийцы, как и многие другие роды, пользуются женами для «полевых работ и в качестве пастушек рогатого и мелкого скота и для обслуживания точно так же, как используются рабы» Сложность заключается в том, что контекст не дает возможности судить, относится ли аналогия с рабами к последнему тину деятельности — т. е. обслуживанию, или же все перечисленные занятия трактуются Платоном как рабские (см. Э. Л. Казакевич. Указ. соч., стр. 109, прим. 51).
486 X. М. Данов. Към история па робството..., стр 416 сл.; Б. Г еров. Указ. соч.. стр. 23— 27, 30—34; Д. П. Димитров. Тракия под римска власть. «История на България». София. 1961, стр. 35; В. Велков. Робството..., стр. 64—113; V. Velkov. Die Sklaverei in Nordbulgaricn in der romischen Kaiserzcit. AAPh SHPh, 1963, S. 34—39; idem. Zur Frageder Sklaverei..., S. 136—138; M. Штаерман Рабство в III—IV вн..., ВДИ. 1951, Xs 2, стр. 97, сл.; она же. Кризис рабовладельческого строя..., стр. 272, 248—254; А. П. Каждан. О некоторых спорных вопросах истории становления феодальных отношений в Римской империи, стр. 84—85; Т. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. и. э.,.
487 Ф. Энгельс, как известно, указывал на огромное влияние римских социальных, культурных и политических институтов, говоря о «нивелирующем рубанке римского мирового владычества» (ПСЧСГ, стр. 146).
488 К. Маркс. Капитал, К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 353.
489 Г. А. Меликишвили. Указ. соч., стр. 65—69; Л. С. Васильев, И. А. Стучевский. Три модели возникновения и эволюции докапиталистических обществ. ВИ, 1966, № 5, стр. 78, прим. 4—8; Ю. И. Семенов. Проблемы социально-экономического строя древнего Востока. НАА, 1965, № 4, стр. 69 сл.; С. Я. Лурье. Язык и культура микенской Греции. М. — Л., 1957, стр. 241—242, 269—280; Я. А. Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции, стр. 179—182; К. К. Зельин. Борьба политических группировок и Аттике, стр. 208; II. А. Машкин. История древнего Рима. М„ 1949, стр. 108; А. И. Немировский. К вопросу о рабстве в раннем Риме. «Научные доклады высшей школы». Исторические науки, 1960, вып. 4, стр. 206 сл.; Р. Гюнтер. Социальная дифференциация в древнейшем Риме. ВДИ, 1959, 1, стр. 52 сл.; Л И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956, стр. 14, 32, 52—53.
490 К. К. Зельин. Принципы морфологической классификации форм зависимости, ИДИ, М» 2, стр. 218.
491 В. И. Ленин Поли. собр. соч., т. 6, стр. 221—222. Здесь В. И. Ленин пишет, что термин «капиталистический способ производства» применять лучше, чем термин «капиталистические производственные отношения», так как последний термин «без добавления слов «система» и т. и. (отношений) не указывает на нечто законченное и цельное»
492 Энгельс Г1СЧСГ, стр. 119.
493 С. Л. Утченко, И. М. Дьяконов. Социальная стратификация древнего общества «Докладм на Международном конгрессе исторических наук». М., 1970, стр. 3—1.
494 Ф. Энгельс. Г1СЧСГ, стр. 163.
495 Там же, стр. 167.
Просмотров: 4371