В октябре 1274 года монгольско-корейская армада покинула гавань в юго-восточной части Коре, держа путь на остров Цусиму. Здесь располагался небольшой гарнизон, которым командовал Се Сукэкуни – внук адмирала Тайра Томомори. Его отряд насчитывал лишь 200 человек, это было чудовищно мало против такой армии, тем более что военная тактика и вооружение монголов, как мы видим, превосходили японские. 4 ноября кочевники высадились на береговой полосе и после ожесточенного сопротивления перебили всех защитников острова, забрали в плен мирных жителей и отплыли дальше. Следующий рейд они совершили 13 ноября, захватив остров Ики, гарнизоном которого также командовал потомок Тайра – Саэмон-но Кагэтака. С Ики произошло то же, что и с Цусимой: его храбрые защитники были уничтожены. Японские сказания говорят, что генералы Ким и Хун возвратились на корабли, принеся с собой трофей – 1000 отрубленных голов.
От Ики монголы повернули на юго-восток, к Кюсю. Это один из пяти больших японских островов, и буквально его название переводится как «девять провинций». Одной из этих провинций была Тикудзэн, расположенная на севере острова, ближе всего к островам Цусима и Ики; ее географическое положение имело особое значение для любого потенциального агрессора. Ровное и протяженное побережье Тикудзэн омывается морем, которое называется «Гэнкай». Дадзайфу находится в юго-западной части северного Кюсю. Политически Кюсю также был под контролем правительства в Камакуре, однако местные правители традиционно имели большое влияние и являлись могущественными князьями – мы имеем в виду роды Отомо, Мацуура, Кикути, Харада, Ояно, Кодама и др.
Со времен императора Тэнки (то есть с 668–671 годов) в северной части Кюсю имелись укрепления, носившие называние Мидзусиро («водная крепость»), построенные специально для отражения атак с моря. Эти укрепления с тех пор почти никогда не использовались и потому ко времени появления монгольской угрозы весьма обветшали. Как только нападение стало реальной перспективой, Ходзе Токимунэ приказал заново отстроить их и усилить системой новых брустверов и бастионов, высотой от 2 до 5 м, сделанных из камня или песчаника. Серия валов тянулась по побережью примерно на 40 км. Реконструкция укреплений велась силами самих князей. Работа была закончена как раз накануне «визита» монгольских гостей.
Монголы вошли в воды провинции Тикудзэн 18 ноября. Отдельные части захватчиков отправились на кораблях занимать пункты на побережье пролива – Имадзу, Сахара, Хирадо, Момомиси, Акасака и другие, а остальные бросили якорь в проливе Хакодзаки (море Гэнкай). На следующий день монголы подошли к Хаката – порту в начале залива, укрытом отмелью Сига.
Еще когда пала Цусима, администрация Дадзайфу объявила тревогу, разослав депеши начальникам всех крупных соединений Кюсю. В день монгольского прибытия в Хаката депеши достигли почти всех провинций Кюсю, и на север острова были спешно посланы контингенты. Через реку Тикуго сразу же навели понтонные мосты, чтобы войска, двигавшиеся на север из южных провинций (Сацума, Осуми и Хюга), смогли переправиться к Хаката без промедления. В то время руководителем всей подотчетной территории Дадзайфу был Сени Цунэцугу, а оборона Хакодзаки была поручена Симадзу Хисацунэ из Сацума.
В тот самый день, когда вражеская флотилия вошла в Хакодзаки, курьер достиг стен Камакуры с известием о падении Цусимы, а еще через десяток дней другой гонец сообщил о разгроме гарнизона Ики. Бакуфу во главе с Ходзе Токимунэ немедленно разослало предписания чиновникам в разные концы страны призвать всех воинов на оборону страны, независимо от того, был ли он вассалом Камакуры или нет. Тех, кто откликался сразу, ждала награда, не ответивших ожидала смерть. Спешно собранные части отправились с равнины Канто в сторону Кюсю. Микадо же посылал мольбы богам и предкам, посещал святилища и могилы усопших императоров.
Итак, 19 ноября 1274 года монголы очутились на береговой полосе провинции Тикудзэн на Кюсю. Их высадке никто не мешал, хотя японцы находились недалеко, наблюдая за происходящим. Они не имели представления о тактике береговой обороны и не понимали эффекта от неожиданного нападения на противника, пока он еще не выстроился в боевом порядке на берегу. Таким образом, самураи атаковали врага только после того, как тот оказался на берегу.
По обыкновению китайских войск монголы построились в плотные каре, ощетинившиеся копьями, и двинулись на противника, испуская огромное количество стрел. Со страшным грохотом звучали военные барабаны монголов, пугая лошадей противника и расстраивая их ряды. Тем не менее японцы под командованием феодалов из кланов Сени, Отомо, Симадзу, Кикути, Мацуура и других яростно набросились на монголов. Однако вскоре они убедились в том, что монгольские воины сильнее их сразу в нескольких отношениях.
Во-первых, самураи традиционно жаждали личного подвига. Они вели себя не как члены организованной войсковой единицы, но как индивидуалисты, стремясь достичь личного успеха в бою. Они обожали вызывать врага на личный поединок. Самурай любил подразнить врага, выкрикивая обидные слова в его адрес и одновременно восхваляя свою доблесть и богатую родословную. Обычно в Японии подобного рода поступки выводили соперника из терпения и он соглашался скрестить мечи не на жизнь, а на смерть, а остальные самураи не имели права вмешиваться в этот частный поединок. В идеале победивший должен был отрубить голову проигравшего и показать ее своему командиру как свидетельство своего подвига.
Ничего подобного у монголов не наблюдалось. Они были хорошо организованы, дисциплинированы и сильны своими коллективными, а не индивидуальными усилиями. Они привыкли сражаться в тесном строю, тогда как самураи стремились к битвам с отдельным противником, желательно равным им по рангу. Если какой-то недалекий смельчак-самурай приближался к монголам, вызывая на поединок, монголы просто размыкали свои ряды, впускали его к себе и затем дружно набрасывались и убивали. Никаких личных поединков они не признавали. Подобное происходило и на Цусима, и на Ики, и на Кюсю. То, что казалось самураям трусостью и избеганием боя, на самом деле являлось проявлением сплоченности и отличной выучки. Монгольские бойцы предпочитали слушать своих командиров (которые, в отличие от японских, не участвовали лично в битве, но наблюдали и руководили ею с расстояния), а не бросаться очертя голову в пекло.
Во-вторых, самураям, как ни парадоксально это звучит, не хватало боевого опыта. Прошло уже более 50 лет с тех пор, как в Японии происходили серьезные столкновения (последний раз это было в 1221 году). Следовательно, ни командующие самурайскими частями, ни сами эти части не имели опыта войны, тогда как монголы являлись ветеранами, провоевавшими, может быть, большую часть своей жизни. Нехватка опыта у самураев выражалась прежде всего в менее искусном владении оружием, чем это было у монгольских воинов.
В-третьих, как мы видели, монголы были лучше вооружены.
Наконец, в-четвертых, монголы имели численное преимущество. Японцев было слишком мало для столь обширной территории – береговая полоса тянулась на три с лишним десятка километров, и быть сильными повсюду они оказались не в состоянии.
Тем не менее первые несколько часов шла упорная борьба. Преимущество имели более опытные в бою монгольские воины. Они нанесли серьезный урон японским войскам (потом выяснилось, что в сражении полегло более трети самураев), хотя и сами немало пострадали от них. Довольно долго японцам удавалось сдерживать натиск противника, а то и самим отчаянно контратаковать, однако в конце концов пришлось отступить.
На закате дня измученные японцы, не в силах уже продолжать сражение, отошли вглубь острова под защиту укреплений Мидзусиро (или Мидзуки). Здесь они могли спокойно ожидать подкреплений, которые к тому времени уже спешили к ним с других концов Кюсю. Хотя японцы в целом проиграли сражение в Хаката, они не были разбиты. И все-таки, если бы подкрепления опоздали, то перспективы японских сил на следующий день выглядели весьма печально: монголы наверняка уничтожили бы их всех.
Однако японцам неожиданно повезло: монголы не стали оставаться на берегу на ночь, но ретировались на корабли. Они сделали это по нескольким причинам. Прежде всего, надвигалась ночь, местность была незнакома и откровенно враждебна. Степняки вполне допускали возможность внезапной ночной атаки, во время которой их преимущества были бы нивелированы. К тому же был смертельно ранен один из главных полководцев монголов – Лю Фу-хэн. Но самым главным оказалось, предупреждение опытных корейских моряков: надвигался шторм, и следовало выйти из гавани как можно быстрее, чтобы корабли не разбились о прибрежные скалы.
Монголы приняли решение не просто погрузиться на корабли, но и вообще покинуть это негостеприимное место. Неясно, собирались ли они возвращаться в Коре или просто хотели переждать ненастьев открытом море, однако в любом случае они отступили, и для того, чтобы скрыть от противника свой маневр, подожгли находившиеся на берегу деревни и святилища.
Но погода испортилась прежде, чем монголы сумели отойти от берегов на безопасное расстояние. Поднялся сильнейший ветер с ливневым дождем, разбушевалось море, и гигантские волны бросали корабли, как щепки. Так продолжалось всю ночь; к рассвету ветер утих, и вышедшие из-за укрытий японцы обнаружили только уходящие остатки десантной армады. Один из этих кораблей напоролся на мель Сига, которая образует северную часть бухты Хакодзаки. Сто человек, находившиеся на борту корабля, были немедленно схвачены японцами, приведены в Мидзуки и преданы смерти. Затонул также корабль, на котором находился командующий корейскими частями. Как сообщают корейские источники, шторм серьезно потрепал вражескую флотилию, так что в порты Коре она вернулась, недосчитавшись примерно 13 тысяч человек и около 200 кораблей.
Некоторые источники, в основном японские исторические сказания, утверждают, что в то время, как корабли монголов еще стояли в заливе, а шторм только приближался, несколько сотен небольших суденышек, на которых находились отчаянные японские моряки, подошли к монгольскому флоту и устроили на нем грандиозный пожар, умудрившись запалить массу кораблей и под прикрытием огня уничтожить немало вражеских воинов. Однако эта информация не может считаться достоверной, поскольку непонятно, как утлые суденышки смогли ускользнуть до наступления шторма, тогда как монгольским кораблям сделать этого не удалось. По всей видимости, в реальности эта легенда была вызвана пожарами, устроенными самими монголами, о которых уже говорилось выше.
