Хотя отдельные аспекты этой проблемы затрагивались многими китайскими историками еще в древности и средневековье, как таковая она возникла лишь в новое время: традиционная китайская историография исходила в целом из априорного тезиса о том, что китайцы (или их предки) всегда существовали на той территории, которую они занимали в последующие периоды своей истории.

Одним из первых китайских историков, попытавшихся преодолеть схоластику традиционных воззрений на китайский этнос, был Лян Ци-чао. Многие положения его работы, специально посвященной общим проблемам этнической истории народов Китая, заслуживают внимания [Лян Ци-чао, 1—2].

Во-первых, Лян Ци-чао четко разграничивает понятия «миньцзу» (1)¹ (этнос) и «чжунцзу» (2) (раса). По его мнению, различные народы могут относиться к одной расе, представляющей собой объект антропологического исследования; наоборот, некоторые народы имеют смешанный расовый состав.

Во-вторых, «этнос» не тождествен понятию «гоминь» (3) (граждане государства), которое имеет отношение к области права и характеризуется проживанием людей на определенной территории и наличием у них того или иного подданства.

В-третьих, считая общность происхождения, язык и религию «решающими условиями формирования этноса» [там же, 1], Лян Ци-чао в то же время подчеркивает, что различия по этим трем признакам еще не означают возникновения этнических различий. Этнос возникает в конечном счете лишь при условии существования («этнического сознания» (миньцзу иши). Под ним Лян Ци-чао понимает «осознание своего отличия от других» [там же].

Переходя к рассмотрению этнической специфики китайцев, Лян Ци-чао останавливается на обсуждении следующих трех основных вопросов: 1) Являются ли китайцы аборигенами, или они пришли на занимаемые ими территории извне? 2) Возник ли китайский этнос из одного корня, или он представляет собой результат смешения разнородных элементов? 3) Где первоначально сложилось ядро этнической общности китайцев?

Первой проблемы, как уже говорилось, для традиционной китайской историографии вообще не существовало. Она была впервые поставлена ранними европейскими миссионерами. В 1667 г. А. Кирхер высказал мысль о том, что сходство некоторых китайских и древнеегипетских иероглифов указывает на происхождение китайцев из Египта [см. Линь Янь, 10] (эта гипотеза позднее, в 1758 г. была развита Ж. Дэ-Гинем, использовавшим для ее доказательства данные не только письменности, но и религии, этических представлений, литературы и т. д.). На некоторое время конструирование различных теорий пришлого происхождения китайцев стало модой: за «египетской» гипотезой последовали «среднеазиатская», «южноазиатская», «японская» и даже «североамериканская».

К началу XX в. большинство из этих теорий было уже основательно забыто. Однако находки Ю. Андерсона, обнаружившего в бассейне Хуанхэ крашеную керамику, напоминающую аналогичные неолитические памятники запада Евразии, вновь возбудили интерес к поискам прародины китайцев далеко за пределами современного Китая. Лян Ци-чао признает, что исследования такого рода одно время живо привлекали его, однако впоследствии он пришел к выводу, что ни одно из предложенных решений не может считаться вполне убедительным [Лян Ци-чао, 3].

Что касается вопроса о «моногенезе» этнической общности китайцев, то традиционной версии о происхождении всех древнекитайских династий от мифического императора Хуанди Лян Ци-чао противопоставляет исторические свидетельства, явно не укладывающиеся в данную схему. Основа китайского этноса, по его мнению, возникла в результате смешения различных племенных групп (було). Реминисценцией этого Лян Ци-чао считает первоначальное самоназвание древних китайцев — «чжуся», что буквально означает «все ся», т. е. указывает на множественность этнических предков китайцев [там же, 4].

Наконец, рассматривая вопрос о первоначальной территории формирования китайского этноса и основываясь исключительно на данных письменных источников, Лян Ци-чао склоняется к мысли о том, что колыбелью китайской цивилизации была обширная территория Среднекитайской равнины от Хэнани на западе до Шаньдуна на востоке [там же, 6].

Работы Лян Ци-чао внесли существенный вклад в разработку проблем этнической истории китайцев. Для своего времени они, бесспорно, были значительным шагом вперед по сравнению со всеми предшествующими исследованиями в этой области. В 30-х годах основные идеи Лян Ци-чао получили дальнейшее развитие в ряде специальных работ на эту тему, принадлежавших перу китайских историков. Отметим среди них лишь некоторые наиболее значительные.

В 1928 г. увидела свет объемистая монография Ван Тун-лина «История китайской нации» (в 1934 г. она была переиздана в расширенном и доработанном варианте) [Ван Тун-лин].

Ван Тун-лин предлагает в ней свою периодизацию этнической истории китайцев, которую он делит на несколько этапов. Первый из них — это период первоначального формирования «китайской нации», который охватывает время с глубокой древности до середины I тысячелетия до н. э. Всю последующую этническую историю Ван Тун-лин делит на семь периодов, три из которых он считает временем «укрепления и развития» (сю-ян шидай), четыре — временем «перерождения и изменения» (тохуа шидай), причем периоды того и другого типа поочередно сменяют друг друга. Первый период «перерождения и изменения» соответствует времени Чуньцю-Чжаньго (VIII—III вв. до н. э.), второй — Троецарствию и Династиям Юга и Севера (III—VI вв. н. э.), третий — Пяти династиям, Сун и Юань (X— XIV вв.), четвертый — Цин (XVII—XX вв.). Соответственно первый период «укрепления и развития» приходится на время царствования династий Цинь и Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.), второй — Суй и Тан (VI—X вв.), третий — Мин (XIV— XVII вв.).

Вопрос о формировании китайского этноса Ван Тун-лин решает на основе привлечения китайской письменной традиции. По его мнению, общей прародиной человечества является район Памира, откуда предки современных людей расселялись по ойкумене. Часть из них двинулась на запад и заселила Среднюю Азию, Афганистан, Белуджистан, Персию, Месопотамию, Малую Азию, Аравию и Европу, — впоследствии на этой основе сформировалась белая раса. Другая часть переместилась в восточном направлении и заселила Синь цзян, Цинхай, Тибет, Монголию, Маньчжурию, Корею и внутренние районы Китая (впоследствии здесь возникла желтая раса) [там же, 2].

Предки желтой расы, продолжает Ван Тун-лин, в процессе своего движения на восток разделились на два потока. Первый заселил территории от бассейна Янцзы до Вьетнама и Таиланда (предки мяо, яо, лоло и аборигенов Вьетнама), север Китая и бассейн Хуанхэ (китайцы), Цинхай и Тибет (тибетцы). Второй направился на северо-восток Китая (тунгусы), территорию Монголии (монголы) и в район Алтая (тюрки) [там же, 2—3].

Что касается предков собственно китайцев, то Ван Тун-лин выделяет в истории их формирования четыре волны. Первая из них достигла территории Китая во времена первых из пяти мифических императоров — Фуси и Шэньнуна. После того как последний правитель этой ветви предков китайцев — Яньди был разгромлен предками мяо, из района современной Внутренней Монголии на территорию Китая проникла вторая волна предков китайцев во главе с Хуанди. Наконец, третья волна пришла на Среднекитайскую равнину с запада — это были чжоусцы, а затем оттуда же двинулась и последняя, четвертая волна— население царства Цинь. Взаимодействие между этими волнами и привело к возникновению собственно китайцев [там же, 5-8].

Иначе рисует картину этногенеза древних китайцев другой китайский историк, опубликовавший свое исследование на эту тему в 1937 г., Вэй Цзюй-сянь. Он полагает, что в процессе формирования этнической общности китайцев всегда господствовало дуалистическое начало. Наличие двух основных компонентов в генезисе этнической общности китайцев Вэй Цзюй-сянь аргументирует данными мифологии (род Яньди и род Хуанди), орнамента (геометрические и произвольные фигуры), языка (односложная и многосложная лексика), письменности (иероглифы, написанные тонкими и толстыми линиями) и т. д. [Вэй Цзюй-сянь, 1—6].

Один из компонентов китайского этноса, считает Вэй Цзюй-сянь,— иньцы. Они южного происхождения, первоначально сформировались в Сычуани, а затем продвинулись на север по берегу моря [там же, 6—10]. Второй компонент этногенеза китайцев— ся. Это племена, сформировавшиеся в северо-западных районах Китая, по своему физическому типу относились к кавказской расе [там же, 36]. Чжоусцы были потомками ся [там же, 43—44].

Оценивая сегодня эти взгляды (а некоторые из них не могут не поражать своей фантастичностью), нетрудно определить источник их общих недостатков. Авторы уверены в том, что проблемы этногенеза какого бы то ни было народа, в данном случае китайцев, можно решить, опираясь на один определенный вид исторических источников — на данные письменной традиции.

Последующие десятилетия не дали сколько-нибудь значительных исследований, в которых этногенез китайцев рассматривался бы как совокупность ряда исторических проблем. Достижения археологии и антропологии не привели к существенному сдвигу в этом отношении. В современной китайской исторической литературе господствуют представления о том, что истоки формирования этнической общности китайцев относятся к периоду, отстоящему от нас на несколько десятков тысячелетий. Непосредственным следствием такого подхода к проблеме является стремление многих китайских историков считать синантропа и других архантропов, найденных на территории Китая, прямыми предками китайцев [Ван Юй-чжэ, 17 и др.].

Что касается западноевропейской и американской историко- этнографической литературы, то на протяжении последних десятилетий в ней доминировали теории происхождения китайцев и их цивилизации, исходящие из примата диффузии и миграций в процессе этно- и культурогенеза. На этих позициях стоит и советский исследователь Л. С. Васильев, посвятивший проблемам происхождения древнекитайской цивилизации специальную монографию [Васильев Л. С., 1976]. Книга Л. С. Васильева имеет подзаголовок «Формирование основ материальной культуры и этноса». Характерно, однако, что вопросы этнического развития, в сущности, почти не интересуют автора: в центре его внимания находятся процессы заимствования тех или иных культурных достижений. В этой связи уместно было бы напомнить высказывание венгерской исследовательницы X. Эшеди о том, что, занимаясь изучением древнекитайского этноса и его культуры, нам в первую очередь следовало бы ответить на вопрос: «Какие же черты характеризуют собственно китайский этнос?» или, точнее: «На основании каких критериев оказывается возможным отличить основателей и представителей китайской цивилизации от других народов Азии, в особенности Восточной Азии?» Нельзя не согласиться с X. Эчеди, констатирующей: «В изучении этнографии Китая подобный вопрос, к сожалению, еще не поставлен» [Ecsedy, 1974, 333].

---

¹ Цифры в круглых скобках - порядковый номер китайских иероглифов.