Лев Гумилёв

Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению

Катары

 

   Западная Европа несколько позже, чем Передний Восток, испытала все последствия механического смешения этносов. Подлинная химера образовалась в Лангедоке, захватив на западе Тулузу, а на востоке – Северную Италию.
   Беда была в том, что Великий караванный путь, начинавшийся в Китае и шедший по бескрайним безлюдным степям, доходил до богатого, обильного всеми продуктами Лиона, затем до величественной Тулузы и заканчивался в мусульманской Испании, в Кордове. А с международной торговлей всегда связано разнообразие людей и идей, неспособных слиться друг с другом. Зато в теле такой химеры часто прорастают, как паразиты, жизнеотрицающие системы, примеры которых мы уже видели.
   Дуалистическое учение катаров проникло в Лангедок с Балканского полуострова, где смешались уже знакомые нам павликиане, богомилы и манихеи. Катаров французы называли альбигойцами, ибо одним из их центров был город Альби.
   Распространенное мнение, что пламенная религиозность Средневековья породила католический фанатизм, от которого запылали костры первой инквизиции, – вполне ошибочно. К концу XI в. духовное и светское общество Европы находилось в полном нравственном падении. Многие священники были безграмотны, прелаты получали назначения благодаря родственным связям, богословская мысль была задавлена буквальными толкованиями Библии, соответствовавшими уровню невежественных теологов, а духовная жизнь была скована уставами клюнийских монахов, настойчиво подменявших вольномыслие добронравием. В ту эпоху все энергичные натуры делались или мистиками, или развратниками. А энергичных пассионарных людей во Франции было много больше, чем требовалось для повседневной жизни. Поэтому-то их и старались сплавить в Палестину, освобождать Гроб Господень от мусульман, с надеждой, что они не вернутся.
   Но ехали на Восток не все. Многие искали разгадок бытия, не покидая родных городов, потому что восточная мудрость сама текла на Запад. Она несла ответ на самый больной вопрос теологии: Бог, создавший мир, благ, откуда же появились зло и сатана?
   Принятая в католичестве легенда о восстании обуянного гордыней ангела не удовлетворяла пытливые умы. Бог всеведущ и всемогущ! Значит, он должен был предусмотреть это восстание и подавить его. А раз он этого не сделал, то он повинен во всех последствиях и, следовательно, является источником зла. Логично, но абсурдно. Значит, что-то не так. На это отвечали приходившие с Востока манихеи: «Зло извечно. Это материя, оживленная духом, но обволокшая его собой. Зло мира – это мучения духа в тенетах материи». Следовательно, все материальное – источник зла. А раз так, то зло – это любые вещи, в том числе храмы и иконы, кресты и тела людей. И все это подлежит уничтожению.
   В чем же усматривали катары (альбигойцы) и вообще все гностики-манихеи свою задачу? Они считали, что надо вырваться из этого страшного мира. Для этого мало умереть, так как смерть тела ведет к новому воплощению души – к новым мучениям. Надо вырваться из цепи перевоплощений, а для этого мало убить тело, нужно умертвить душу. Каким путем? Убив все свои желания. Аскетизм, полный аскетизм! Есть только постную пищу, но у них оливковое масло было хорошее, так что это было довольно вкусно. Рыбу можно есть, лягушек можно есть, французы едят лягушек. Затем, конечно, никакой семьи, никакого брака. Надо изнурить свою плоть до такой степени, чтобы душа уже не захотела оставаться в этом мире, тогда она в момент смерти воспарит к светлому Богу. Но плоть можно изнурять двумя способами – или аскетизмом, или неистовым развратом. В разврате она тоже изнуряется, и поэтому время от времени альбигойцы устраивали ночные оргии, обязательно в темноте, чтобы никто не знал, кто с кем изнуряет плоть. Это было обязательное условие, потому что если человек полюбил кого-то, то это уже привязанность, привязанность к чему? – к плотскому миру: она его полюбила или он ее – значит, все! Они не могут стать совершенными и изъяться из мира. А если просто в публичном доме плоть изнурять, то это – пожалуйста.
   По учению альбигойцев, полезен сам по себе всякий акт изнурения плоти, ведущий к отвращению к жизни, но без брака и воспитания детей, потому что и дети, и любимая жена, и хороший муж – все они являются частями, составляющими этот мир, и, следовательно, соблазном дьявола, которого надо избегнуть.
   Мораль, естественно, упразднялась. Ведь если материя – зло, то любое истребление ее – благо, будь то убийство, ложь, предательство... все не имеет никакого значения. По отношению к предметам материального мира было все позволено.
   Но тут средневековый христианин сразу же задавал вопрос: а как же Христос, который был и человеком? Исцелял больных, одобрял веселье настолько, что превратил в Кане Галилейской воду в вино, защитил женщину, то есть не был противником живой материальной жизни? На это были подготовлены два ответа: явный для новообращенных и тайный для посвященных. Явно объяснялось, что «Христос имел небесное, эфирное тело, когда вселился в Марию. Он вышел из нее столь же чуждым материи, каким был прежде... Он не имел надобности ни в чем земном, и если он видимо ел и пил, то делал это для людей, чтобы не заподозрить себя перед сатаной, который искал случая погубить Избавителя».
   Однако для «верных» (так назывались члены общины) предлагалось другое объяснение: «Христос – творение демона; он пришел в мир, чтобы обмануть людей и помешать их спасению. Настоящий же не приходил, а жил в особом мире, в „Небесном Иерусалиме“.
   Довольно деталей. Нет и не может быть сомнения в том, что манихейское альбигойство не ересь, а просто антихристианство и что оно дальше от христианства, нежели ислам и даже теистический буддизм. Однако если перейти от теологии к истории культуры, то вывод будет иным. Бог и дьявол в манихейской концепции сохранились, но поменялись местами. Именно поэтому новое исповедание имело в XII в. такой грандиозный успех. Экзотичной была сама концепция, а детали ее привычны, и замена плюса на минус для восприятия богоискателей оказалась легка.
   Следовательно, в смене знака мог найти выражение любой протест, любое неприятие действительности, в самом деле весьма непривлекательной. Кроме того, любое манихейское учение распадалось на множество направлений, мироощущений, мировоззрений и степеней концентрации, чему способствовали в равной мере пассионарность новообращенных, позволявшая им не бояться костра, и оправдание лжи, с помощью которой они не только спасали себя, но и наносили своим противникам неотразимые, губительные удары.
   Конечно, далеко не все в Западной Европе понимали сложную догматику манихейства, да многие и не стремились к этому. Им было достаточно осознать, что сатана для них не враг, а владыка и помощник в затеваемых ими преступлениях. Тайно исповедовал это учение император Генрих IV, враг Папы Григория VII. А простодушный Ричард Львиное Сердце откровенно заявил, что все члены дома Плантагенетов пришли от дьявола и вернутся к дьяволу. Этим заявлением он оправдал все совершенные им преступления и предательства; по крайней мере, так считал он сам.
   И ведь эту доктрину, упразднявшую совесть, исповедовали в XII в. не только короли, но и священники, ткачи, рыцари, крестьяне, нищие, ученые законоведы и безграмотные бродячие монахи, причем большинство из них не отдавали себе отчета в значении своих умонастроений. Эти последние легко переходили из одного стана в другой, потому что от них не требовалось формального отречения от догматов своей веры.
   Основная часть этого умонастроения – община катаров – имела строгую дисциплину, трехстепенную иерархию и ни на какие компромиссы не шла. Проповедь «совершенных» во Франции и даже в Италии так наэлектризовывала массы, что подчас даже Папа боялся покинуть укрепленный замок, чтобы на городских улицах не подвергнуться оскорблениям возбужденной толпы, среди которой были и рыцари, тем более что феодалы отказывались ее усмирять.
   Может возникнуть ложное мнение, что католики были лучше, честнее, добрее, благороднее катаров (альбигойцев). Оно столь же неверно, как и обратное. Люди остаются самими собою, какие бы этические доктрины им ни проповедовались. Да и почему концепция, что можно купить отпущение грехов за деньги, пожертвованные на крестовый поход, лучше, чем призыв к борьбе с материальным миром?
   Учение католиков было столь же логично, только с иной доминантой: католики утверждали, что мир должен быть сохранен и что жизнь как таковая не должна пресекаться. И во имя этого они очень много убивали. Казалось бы, парадокс? Нет, не парадокс. Для того чтобы жизнь поддерживалась, согласно диалектике природы, смерть так же необходима, как и жизнь, потому что после смерти идет восстановление.
   А альбигойцы, отрицая жизнь и стремясь к ее уничтожению, делали очень хитрую вещь – они отказывались убивать все живые существа с теплой кровью (поэтому выяснить, кто альбигоец, кто не альбигоец, было очень легко: велели человеку зарезать курицу, если он отказывался, то его и тащили на костер). Вы скажете, что альбигойцы лучше католиков. Они ведь такие гуманные, что даже курицу не убьют. Но ведь если бы кур не стали резать и кушать, то их бы не стали и разводить, и куры исчезли бы совсем как вид. Только благодаря смене жизни и смерти поддерживаются биосферные процессы; альбигойцы это понимали, они стремились к смерти полной, окончательной, без возрождения.
   А представим себе, что все люди последовали бы учению альбигойцев: жизнь прекратилась бы в одном поколении!
   Вот потому-то там, где последователи антисистемы захватывали власть, они отказывались от антисистемных принципов. Не отвергая их официально, они превращали захваченную ими страну в заурядное феодальное государство.
Просмотров: 6918