Одновременно тут произошло еще более важное событие, о котором надо сказать особо, – возник совершенно новый этнос, который проявил себя впоследствии под условным названием «византийцы». Образовались первые христианские общины. Можно возразить, что это, мол, не этнос, что это были единоверцы. Но что мы называем этносом? Вспомните, что этнос — это коллектив, отличающийся от других этносов стереотипом поведения и противопоставляющий себя всем другим.
Христиане хоть и состояли из людей самого разного происхождения, но твердо противопоставляли себя всем остальным: мы – христиане, а все остальные – нехристи, язычники. Языцы – это по-старославянски, а греческий аналог – этносы. Так христиане выделили себя из числа всех этносов Ближнего Востока и тем самым образовали свой самостоятельный этнос. Стереотип поведения у них был диаметрально противоположный общераспространенному.
Что делал нормальный классический грек римской эпохи, или римлянин, или сириец? Как он проводил свой день? Утром он вставал с головной болью от вчерашней попойки (и богатые, и люди среднего состояния, и даже бедные, потому что они норовили пристроиться к богатым в виде подхалимов, которых тогда называли «клиенты»). Рано утром он пил легкое вино, разведенное водой, закусывая чем-нибудь, и, пользуясь утренней прохладой, шел на базар, чтобы узнать новости (агора – рынок, а я говорю по-русски – базар). Там, конечно, он узнавал все нужные ему сплетни, пока не становилось жарко; потом он шел к себе домой, устраивался где-нибудь в тени, ел, пил, ложился спать и отдыхал до вечера.
Вечером он вставал снова, купался в своем аквариуме или, если были какие-нибудь бани поблизости, ходил туда, тоже новости узнавать. Взбодренный, он шел развлекаться – а в какой-нибудь Антиохии, Александрии, в Тарсе, уж не говоря о Риме, было где поразвлечься. Там были специальные сады, где танцевали танец осы – это древний стриптиз, и выпить было можно, и после этого танца можно было получить удовольствие за весьма недорогую плату. Потом он сам доползал или его доставляли совершенно расслабленного и пьяного домой, и он отсыпался. А на следующий день что делать? То же самое. И так, пока не надоест.
Может, кто-то и радовался такой жизни, а кому-то и надоедало – сколько можно? И вот те, кому надоедало, искали какого-то занятия, с тем чтобы жизнь приобрела смысл, цель и интерес, а это было очень трудно в эпоху Римской империи во II и особенно в III веке.
Заниматься политикой было слишком рискованно. А чем же еще? Наукой? Философией? – Не все способны. Кто был способен, тот занимался, но надо сказать, что во II–III вв. с наукой было примерно как у нас сейчас: когда делаешь посредственные работы, то тебя все хвалят, даже дают всякие награды, пособия, говорят: «Вот, постарайся, мальчик, вот, хорошо, вот перепиши, вот переведи». Но если человек сделал какие-нибудь открытия, то у него были все неприятности, какие только можно было устроить в древнем мире.
И поэтому с наукой было не так легко. И кроме того, человек, занимавшийся наукой, был в общем одинок, потому что, когда он учился, его обожал учитель, а когда он начинал говорить что-нибудь от себя, то учитель его уже ненавидел, и следующий учитель тоже, то есть он опять оказывался одинок. Что ему было делать? Выпить да сходить стриптиз посмотреть, чтобы утешиться, т. е. вернуться к тому, от чего он ушел.
А тут оказывается, что существуют такие общины, где люди не пьянствуют – это там запрещено, где никакой свободной любви, можно только вступить в брак или хранить целибат, где люди сходились и беседовали. О чем? О том, чего он не знал: о загробной жизни. Боже мой! Да ведь каждому интересно, что после смерти будет. «А вы, оказывается, знаете! Так расскажите!» Рассказать те умели и увлечь своими мнениями тоже умели. В наше время очень трудно кого-нибудь увлечь, тогда тоже трудно было. Но это были настолько опытные, настолько талантливые проповедники – христиане первых веков нашей эры, что они увлекали людей. Но подобные увлечения также приносили неприятности, поскольку римляне действовали согласно закону о том, что тайные общества запрещаются. Траян издал закон, запрещающий все общества, и тайные и явные. Даже общество пожарников было запрещено. И христиане рассматривались как тайные сообщники. Почему? Потому, что они по вечерам собирались, что-то такое делали, говорили, потом ели своего Бога – причастие, а потом расходились и чужих на свои собрания не пускали. Поэтому было приказано их казнить.
А в те времена в Римской империи желающих доносить на своих близких было более чем достаточно. Потек такой поток доносов на всех римских граждан и провинциалов, что Траян, испуганный, запретил принимать доносы на христиан. «Христиан, – сказал император, – конечно, надо казнить, но только по их личному заявлению. Вот приходит человек и заявляет, что он христианин, тогда его можно казнить и следует, а если он не говорит, а на него пишут – выкидывайте все доносы, хоть анонимные, хоть подписанные»[8] .
К удивлению Траяна и римских прокураторов, оказалось огромное количество людей, объявлявших себя христианами и добровольно принимавших казнь. Позже преемники Траяна перестали соблюдать даже этот закон, потому что пришлось бы казнить очень много весьма толковых и нужных государству людей. Церковные христиане и близкие к ним гностики, а также манихеи – все подпадали под этот закон.
Христиане искали смерти, потому что в силу своей пассионарной одержимости так поверили в бессмертие души и загробную жизнь, что считали: мученическая смерть – это прямой путь в рай. Они даже требовали себе смерти[9] .
Менее сильные пассионарии лояльно служили в войсках, в администрации, в правительственных органах, торговали, возделывали землю, и поскольку они не допускали разврата и соблюдали твердую моногамию, то быстро размножались. Женщина-христианка рожала мужу-христианину каждый год по ребенку, потому что считалось, что убивать плод в чреве – грешно, это равносильно убийству. А в это время язычники развлекались так, как принято в больших городах всего мира, и детей почти не имели. К III в. количество христиан выросло невероятно, но принципиальность свою они сохранили.
Случилось, например, в Галлии восстание багаудов (так называли повстанцев, боровшихся против римских латифундиалов), и надо было послать хорошие войска на подавление этого восстания. Восстание было не христианским по существу, но какая-то часть этих багаудов или их вождей были христиане. А может быть, и не были, а про них только слух прошел, что они христиане, которые убивают своих помещиков-язычников, что они действительно делали. Против них направили для подавления один из самых лучших и дисциплинированных легионов империи – десятый Фиванский легион. Те приехали в Галлию и вдруг узнают, что их посылают против единоверцев. Они отказались.
Восстания в римской армии в то время были постоянны, легионы восставали запросто, а в легионе 40 тысяч человек вместе с обслугой. Но эти не восстали. Просто 40 тысяч человек отказались подчиниться начальству, и они знали, что за то полагается казнь через десятого – децимация. Они положили копья, мечи и сказали: «Воевать не будем!» Ну что ж? Через десятого – выйди, выйди, выйди... и отрубают голову. «Пойдете воевать?» – «Не пойдем!» Еще раз через десятого... и еще раз! Весь легион без сопротивления дал себя перебить. Они сохранили воинскую присягу, они дали слово не изменять и сдержали слово, но не против своей совести. Совесть была для них выше долга. Есть такой церковный праздник «Сорок тысяч мучеников» – это в память о десятом Фиванском легионе.
Но все преследования не могли спасти империю от того, что количество людей нового склада, людей-правдоискателей, увеличивалось, и к III.в. христиане заполонили администрацию, воинские части, суды, базары, села, перехватили мореплавание, торговлю, оставив язычникам только храмы. Римское мировоззрение, а вместе с ним и римский этнос уступили место новому этносу, сложившемуся... из кого? Там были все, кто угодно. У нас принято говорить, что христианство – это религия рабов. Это неверно фактически, потому что большое количество христиан принадлежало к верхам римского общества. Это были очень богатые, знатные и культурные люди.
Но тогда что это за явление – христианство? Можно ли сказать, что это был социальный протест? Отчасти да. Но почему этот социальный протест проявился только в восточной части Римской империи, где порядки были совершенно одинаковые с Западом? Он был в Малой Азии, в Египте, в Сирии, в Палестине, гораздо слабее в Греции и совершенно не чувствовался ни в Италии, ни в Испании, ни в Галлии. А порядки были одни и те же, и люди в общем-то были одни и те же.
Кончилось это дело тем, что во время очередной междоусобицы, после отречения Диоклетиана, его преемники – Константин и Максенций – схватились между собой. Константин, чувствуя, что у него войск меньше (он командовал галльскими легионами, а Максенций стоял в Риме), объявил, что обеспечит для христиан веротерпимость, и позволил начертать на своем знамени вместо римского орла крест. Много легенд связано с этим событием, но нас интересуют не легенды, а факты. А факт заключался в следующем: небольшая армия Константина разгромила огромную армию Максенция и заняла Рим. Потом, когда союзник Константина, владевший Востоком, – Лициний с ним поссорился, то небольшая армия Константина разгромила языческую армию Лициния. Лициний сдался с условием, что ему будет сохранена жизнь, Константин его, конечно, казнил, впрочем за дело. Лициний сам убивал доверившихся ему.
В чем тут дело? Я думаю, что тут искать чудесных причин не надо. Дело в том, что те христиане, которые служили в войсках, знали, что это их война, что они идут за свое дело, и сражались с удвоенным рвением, то есть они сражались не только как солдаты, но и как сторонники той партии, которую они защищали. Овладевшая их умами идея толкала на смерть, толкала, естественно, только пассионариев: инертных людей никакая идея никуда не толкает.
Идея защиты язычества никого никуда не толкала, а были очень талантливые люди, которые защищали язычество, – философы Плотин, Порфирий, Ипатия, Прокл, Либаний, Ямвлих. Все они по таланту были ничуть не ниже, чем гностики и отцы церкви.
Но в отличие от их идей новые идеи сплотили пассионарных людей, стали символом пассионарности, пока на них не обращали внимания. Мученики и фанатики, пассионарность которых была в «перегреве», собрали вокруг себя умеренных пассионариев и победили. Константин, не ставший христианином, тем не менее позволил своим детям креститься, и христиане оказались во главе империи.
Удивительно, не правда ли? Победа была одержана через гибель! Однако если мы описываем феномен непредвзято, то мы другого ничего сказать не можем. Вот так и было, наше дело найти этому истолкование. Сколько времени просуществовал этот этнос, сложившийся из христианских общин? Очень долго! Появился он как субэтнос во II в., то есть был тогда исторически зафиксирован, и к IV в. сформировался в этнос, который мы называем византийским, а кончился он с падением Константинополя в 1453 г. Остались маленькие реликты: в самом Константинополе жители квартала Фанар – фанариоты – потомки византийцев, существовали до XIX в.; какие-то островки в горах Греции, в Пелопоннесе, в Малой Азии некоторое время сохранялись. То есть византийцы прошли весь 1200-летний период настоящей этнической истории.
Христиане хоть и состояли из людей самого разного происхождения, но твердо противопоставляли себя всем остальным: мы – христиане, а все остальные – нехристи, язычники. Языцы – это по-старославянски, а греческий аналог – этносы. Так христиане выделили себя из числа всех этносов Ближнего Востока и тем самым образовали свой самостоятельный этнос. Стереотип поведения у них был диаметрально противоположный общераспространенному.
Что делал нормальный классический грек римской эпохи, или римлянин, или сириец? Как он проводил свой день? Утром он вставал с головной болью от вчерашней попойки (и богатые, и люди среднего состояния, и даже бедные, потому что они норовили пристроиться к богатым в виде подхалимов, которых тогда называли «клиенты»). Рано утром он пил легкое вино, разведенное водой, закусывая чем-нибудь, и, пользуясь утренней прохладой, шел на базар, чтобы узнать новости (агора – рынок, а я говорю по-русски – базар). Там, конечно, он узнавал все нужные ему сплетни, пока не становилось жарко; потом он шел к себе домой, устраивался где-нибудь в тени, ел, пил, ложился спать и отдыхал до вечера.
Вечером он вставал снова, купался в своем аквариуме или, если были какие-нибудь бани поблизости, ходил туда, тоже новости узнавать. Взбодренный, он шел развлекаться – а в какой-нибудь Антиохии, Александрии, в Тарсе, уж не говоря о Риме, было где поразвлечься. Там были специальные сады, где танцевали танец осы – это древний стриптиз, и выпить было можно, и после этого танца можно было получить удовольствие за весьма недорогую плату. Потом он сам доползал или его доставляли совершенно расслабленного и пьяного домой, и он отсыпался. А на следующий день что делать? То же самое. И так, пока не надоест.
Может, кто-то и радовался такой жизни, а кому-то и надоедало – сколько можно? И вот те, кому надоедало, искали какого-то занятия, с тем чтобы жизнь приобрела смысл, цель и интерес, а это было очень трудно в эпоху Римской империи во II и особенно в III веке.
Заниматься политикой было слишком рискованно. А чем же еще? Наукой? Философией? – Не все способны. Кто был способен, тот занимался, но надо сказать, что во II–III вв. с наукой было примерно как у нас сейчас: когда делаешь посредственные работы, то тебя все хвалят, даже дают всякие награды, пособия, говорят: «Вот, постарайся, мальчик, вот, хорошо, вот перепиши, вот переведи». Но если человек сделал какие-нибудь открытия, то у него были все неприятности, какие только можно было устроить в древнем мире.
И поэтому с наукой было не так легко. И кроме того, человек, занимавшийся наукой, был в общем одинок, потому что, когда он учился, его обожал учитель, а когда он начинал говорить что-нибудь от себя, то учитель его уже ненавидел, и следующий учитель тоже, то есть он опять оказывался одинок. Что ему было делать? Выпить да сходить стриптиз посмотреть, чтобы утешиться, т. е. вернуться к тому, от чего он ушел.
А тут оказывается, что существуют такие общины, где люди не пьянствуют – это там запрещено, где никакой свободной любви, можно только вступить в брак или хранить целибат, где люди сходились и беседовали. О чем? О том, чего он не знал: о загробной жизни. Боже мой! Да ведь каждому интересно, что после смерти будет. «А вы, оказывается, знаете! Так расскажите!» Рассказать те умели и увлечь своими мнениями тоже умели. В наше время очень трудно кого-нибудь увлечь, тогда тоже трудно было. Но это были настолько опытные, настолько талантливые проповедники – христиане первых веков нашей эры, что они увлекали людей. Но подобные увлечения также приносили неприятности, поскольку римляне действовали согласно закону о том, что тайные общества запрещаются. Траян издал закон, запрещающий все общества, и тайные и явные. Даже общество пожарников было запрещено. И христиане рассматривались как тайные сообщники. Почему? Потому, что они по вечерам собирались, что-то такое делали, говорили, потом ели своего Бога – причастие, а потом расходились и чужих на свои собрания не пускали. Поэтому было приказано их казнить.
А в те времена в Римской империи желающих доносить на своих близких было более чем достаточно. Потек такой поток доносов на всех римских граждан и провинциалов, что Траян, испуганный, запретил принимать доносы на христиан. «Христиан, – сказал император, – конечно, надо казнить, но только по их личному заявлению. Вот приходит человек и заявляет, что он христианин, тогда его можно казнить и следует, а если он не говорит, а на него пишут – выкидывайте все доносы, хоть анонимные, хоть подписанные»[8] .
К удивлению Траяна и римских прокураторов, оказалось огромное количество людей, объявлявших себя христианами и добровольно принимавших казнь. Позже преемники Траяна перестали соблюдать даже этот закон, потому что пришлось бы казнить очень много весьма толковых и нужных государству людей. Церковные христиане и близкие к ним гностики, а также манихеи – все подпадали под этот закон.
Христиане искали смерти, потому что в силу своей пассионарной одержимости так поверили в бессмертие души и загробную жизнь, что считали: мученическая смерть – это прямой путь в рай. Они даже требовали себе смерти[9] .
Менее сильные пассионарии лояльно служили в войсках, в администрации, в правительственных органах, торговали, возделывали землю, и поскольку они не допускали разврата и соблюдали твердую моногамию, то быстро размножались. Женщина-христианка рожала мужу-христианину каждый год по ребенку, потому что считалось, что убивать плод в чреве – грешно, это равносильно убийству. А в это время язычники развлекались так, как принято в больших городах всего мира, и детей почти не имели. К III в. количество христиан выросло невероятно, но принципиальность свою они сохранили.
Случилось, например, в Галлии восстание багаудов (так называли повстанцев, боровшихся против римских латифундиалов), и надо было послать хорошие войска на подавление этого восстания. Восстание было не христианским по существу, но какая-то часть этих багаудов или их вождей были христиане. А может быть, и не были, а про них только слух прошел, что они христиане, которые убивают своих помещиков-язычников, что они действительно делали. Против них направили для подавления один из самых лучших и дисциплинированных легионов империи – десятый Фиванский легион. Те приехали в Галлию и вдруг узнают, что их посылают против единоверцев. Они отказались.
Восстания в римской армии в то время были постоянны, легионы восставали запросто, а в легионе 40 тысяч человек вместе с обслугой. Но эти не восстали. Просто 40 тысяч человек отказались подчиниться начальству, и они знали, что за то полагается казнь через десятого – децимация. Они положили копья, мечи и сказали: «Воевать не будем!» Ну что ж? Через десятого – выйди, выйди, выйди... и отрубают голову. «Пойдете воевать?» – «Не пойдем!» Еще раз через десятого... и еще раз! Весь легион без сопротивления дал себя перебить. Они сохранили воинскую присягу, они дали слово не изменять и сдержали слово, но не против своей совести. Совесть была для них выше долга. Есть такой церковный праздник «Сорок тысяч мучеников» – это в память о десятом Фиванском легионе.
Но все преследования не могли спасти империю от того, что количество людей нового склада, людей-правдоискателей, увеличивалось, и к III.в. христиане заполонили администрацию, воинские части, суды, базары, села, перехватили мореплавание, торговлю, оставив язычникам только храмы. Римское мировоззрение, а вместе с ним и римский этнос уступили место новому этносу, сложившемуся... из кого? Там были все, кто угодно. У нас принято говорить, что христианство – это религия рабов. Это неверно фактически, потому что большое количество христиан принадлежало к верхам римского общества. Это были очень богатые, знатные и культурные люди.
Но тогда что это за явление – христианство? Можно ли сказать, что это был социальный протест? Отчасти да. Но почему этот социальный протест проявился только в восточной части Римской империи, где порядки были совершенно одинаковые с Западом? Он был в Малой Азии, в Египте, в Сирии, в Палестине, гораздо слабее в Греции и совершенно не чувствовался ни в Италии, ни в Испании, ни в Галлии. А порядки были одни и те же, и люди в общем-то были одни и те же.
Кончилось это дело тем, что во время очередной междоусобицы, после отречения Диоклетиана, его преемники – Константин и Максенций – схватились между собой. Константин, чувствуя, что у него войск меньше (он командовал галльскими легионами, а Максенций стоял в Риме), объявил, что обеспечит для христиан веротерпимость, и позволил начертать на своем знамени вместо римского орла крест. Много легенд связано с этим событием, но нас интересуют не легенды, а факты. А факт заключался в следующем: небольшая армия Константина разгромила огромную армию Максенция и заняла Рим. Потом, когда союзник Константина, владевший Востоком, – Лициний с ним поссорился, то небольшая армия Константина разгромила языческую армию Лициния. Лициний сдался с условием, что ему будет сохранена жизнь, Константин его, конечно, казнил, впрочем за дело. Лициний сам убивал доверившихся ему.
В чем тут дело? Я думаю, что тут искать чудесных причин не надо. Дело в том, что те христиане, которые служили в войсках, знали, что это их война, что они идут за свое дело, и сражались с удвоенным рвением, то есть они сражались не только как солдаты, но и как сторонники той партии, которую они защищали. Овладевшая их умами идея толкала на смерть, толкала, естественно, только пассионариев: инертных людей никакая идея никуда не толкает.
Идея защиты язычества никого никуда не толкала, а были очень талантливые люди, которые защищали язычество, – философы Плотин, Порфирий, Ипатия, Прокл, Либаний, Ямвлих. Все они по таланту были ничуть не ниже, чем гностики и отцы церкви.
Но в отличие от их идей новые идеи сплотили пассионарных людей, стали символом пассионарности, пока на них не обращали внимания. Мученики и фанатики, пассионарность которых была в «перегреве», собрали вокруг себя умеренных пассионариев и победили. Константин, не ставший христианином, тем не менее позволил своим детям креститься, и христиане оказались во главе империи.
Удивительно, не правда ли? Победа была одержана через гибель! Однако если мы описываем феномен непредвзято, то мы другого ничего сказать не можем. Вот так и было, наше дело найти этому истолкование. Сколько времени просуществовал этот этнос, сложившийся из христианских общин? Очень долго! Появился он как субэтнос во II в., то есть был тогда исторически зафиксирован, и к IV в. сформировался в этнос, который мы называем византийским, а кончился он с падением Константинополя в 1453 г. Остались маленькие реликты: в самом Константинополе жители квартала Фанар – фанариоты – потомки византийцев, существовали до XIX в.; какие-то островки в горах Греции, в Пелопоннесе, в Малой Азии некоторое время сохранялись. То есть византийцы прошли весь 1200-летний период настоящей этнической истории.