Не остался в стороне от схожих процессов и Китай. Впрочем, о Поднебесной придется сказать отдельно. Мировосприятие китайцев отличается рядом особенностей. Они, к примеру, крайне неохотно признают чье бы то ни было позитивное влияние на развитие своей самобытной цивилизации, полагая все ее достижения плодами гения местного населения, действительно талантливых и трудолюбивых аборигенов долин Янцзы и Хуанхэ. Китайская историография, как в старину, так и ныне, видит в своих соседях лишь вечную угрозу собственному прогрессу, воспринимает их традиционно враждебно и склонна недооценивать потенциал «северных варваров». Образно выражаясь, большинство представителей этой нации убеждено, что их предки уже изобрели бумагу и порох в те века, когда «белые» праевропейцы только-только слезли с деревьев. Иначе говоря, чему могли учиться «цивилизованные» древние китайцы у подобных дикарей? К сожалению, подобную предвзятую точку зрения некритически воспринимают порой и некоторые российские историки.
На самом деле никаких достоверных данных о ранних периодах китайской цивилизации нет, они не более чем научная легенда. Первые полумифические династии возникнут в этом регионе лишь тогда, когда трипольская культура уже погибнет, Египет станет клониться к упадку, шумеры потеряют независимость, а греки и хетты овладеют всей Малой Азией. Китай столь же молод, как и современная Европа, и в ряды древнейших человеческих культур попал явно по недоразумению.
Отсутствие достоверных известий о прошлом этой страны в старинных трактатах и хрониках ученые-китаеведы часто объясняют тем, что великое множество этих документов, якобы существовавших, было уничтожено в годы правления Цинь Ши-хуанди (III век до нашей эры), который объявил себя первым императором в истории Китая и постарался уничтожить всю информацию о предыдущих династиях. Вздорность подобной версии очевидна — один человек, как бы он не был велик, не может перечеркнуть память всех предыдущих поколений. Например, дошли же до нас отголоски сведений о том, что в древности на территории Среднекитайской возвышенности жили не только «черноголовые» (так этнические китайцы сами себя называли), но и некие племена европеоидов.
Одним из первых обнаружил следы представителей иного расового типа в регионе известный российский востоковед и географ Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло, разработавший так называемую «динлинскую гипотезу». Он предположил, что в старину на Западе Китая жил и длительное время соседствовал с этническими китайцами белокурый и голубоглазый народ ди или динлины [50].
Эти люди, по мнению отечественного историка, выделялись «следующими признаками: рост средний, часто высокий, плотное и крепкое телосложение, продолговатое лицо, цвет кожи белый с румянцем на щеках, белокурые волосы, нос выдающийся вперед, прямой, часто орлиный, светлые глаза». Кроме того, «психический склад их отличался воинственностью и столь развитым индивидуализмом, что динлинам никогда не удавалось создать своего государства. Они жили мелкими общинами, занимались охотой и рыбной ловлей и охотно продавали свои мечи, поставляя наемников китайским князьям. Формой брака была моногамия, религией — культ героев».
Судьба европеоидного элемента в Китае была, со слов Григория Грумм-Гржимайло, трагична: «За три тысячи лет часть динлинов была истреблена, часть бежала, часть смешалась с китайцами. Смешение произошло в эпоху Чжоу, причем чжоуские племена состояли в большей мере из ди. Этим объясняется наличие у древних китайцев высоких носов и пышных бород» [48].
Догадка российского ученого, вне всякого сомнения, оказалась гениальной. Но ограниченность материалов, имевшихся в распоряжении науки к началу прошлого века, не позволила исследователю избежать некоторых ошибок. Например, он полагал, что по языку ди, или динлины (в китайских летописях этот народ именуют и так и эдак), «приближались к народам индокитайской группы».
Вместе с тем на вопрос «возможно ли допустить существование двух рас, различных по происхождению, но одаренных одинаковыми физическими признаками и психическими особенностями» Грумм-Гржимайло отвечал решительное «нет» [48]. То есть он вполне справедливо считал китайских европеоидов близкими родственниками нынешних европейцев.
В конце прошлого века развивать «динлинскую гипотезу» активно принялся великий историк современности Лев Гумилев. И как это часто у него водится, решительным образом все запутал. Во-первых, европеоидных «китайцев» этот историк считает только народом «ди» или «жунами», а «динлинами» полагает уже знакомых нам афанасьевцев, жителей Алтая и Минусинской котловины. Последних, ссылаясь на мнение антрополога Дебеца, он относил к отдельному, самостоятельному очагу образования «белой» расы. Таким образом, на вопрос своего предшественника Гумилев отвечал положительно — с его точки зрения, существовало два разных центра формирования европеоидного населения и один из них находился в предгорьях Алтая. Афанасьевцы — «динлины», по его мнению, не оставили после себя каких-либо наследников, за исключением енисейских киргизов, они как народ якобы исчезли во II веке нашей эры.
Гумилев подвергает сомнению ключевой тезис Грумм-Гржимайло «о тысячелетней борьбе "черноволосых" китайцев с "рыжими дьяволами"» [50]. И делает это с помощью весьма оригинального аргумента. Лев Николаевич замечает, что европеоидные черты внешности среди китайцев, на наличие которых в качестве одного из обоснований своей теории ссылался дореволюционный исследователь, действительно имели место. Однако исключительно среди высших слоев Поднебесной. «Но ведь это же китайская аристократия, а когда аристократия комплектуется из числа побежденных? Если борьба имела место, то надо считать, что победили «ди», а этого не было» [55].
Логику Гумилева вполне можно понять — в китайских архивах действительно отсутствуют сведения о завоевании этого государства представителями европеоидной расы. Вот только исключает ли это обстоятельство само по себе вероятность подобного развития событий?
Давайте внимательно посмотрим, что науке известно о княжестве Чжоу. Во втором тысячелетии до нашей эры оно возникает на Северо-Западе страны, а уже в XII столетии его владыки подчиняют себе все земли в долинах Янцзы и Хуанхэ. Воевали они, по сведениям древних летописей, силами «белокурых и черноголовых варваров» [57]. Именно с эпохи Чжоу в Китае знают колесницы. Причем, по мнению китайского же историка Ли Чи, появляется это грозное оружие в Поднебесной именно с XII века «внезапно и неподготовленно», что в переводе на русский означает — никаких предпосылок для ее изобретения в тогдашнем Китае не было. Российский ученый Павел Кожин специально предпринял исследование первых китайских изображений колесницы, а также иероглифов того периода, его обозначающих, и убедительно доказал, что особенности данного вида боевого транспорта выдают его северное степное происхождение. Напротив, заимствование из Передней Азии исключается [109].
На тоже самое обстоятельство весьма прозрачно намекает памятник древней китайской литературы «Шань Хай цзин», предположительно датируемый VII веком до нашей эры, в переводе — «Каталог гор и морей». Вот отрывок из этого географического трактата: «Царство Мастеров Колесниц находится близ горы Крайнего предела. Самые недолговечные живут в нем по восемьсот лет. Оно расположено к Северу от Царства Женщин» [100]. Несмотря на то, что «черноголовые» обитатели Китая довольно туманно представляли себе, откуда именно прикатили в их страну «танки бронзового века», несомненно, они отдавали себе отчет, что пришло это изобретение извне, с территории Великой степи.
После того как чжоусцы завоевывают Поднебесную, наступает период феодальной раздробленности: первый и единственный раз в своей истории эта страна оказывается разделенной на тысячу восемьсот с лишним независимых княжеств-уделов, лишь номинально признающих власть царя. Мудрый советник Ли Сы императора Цинь Ши-хуанди так охарактеризовал этот период: «Чжоуские Вэнь-ван и У-ван жаловали владения во множестве сыновьям, младшим братьям и членам своей фамилии, но впоследствии их потомки стали отчужденными и сражались друг с другом, как заклятые враги, владетельные князья все чаще нападали и убивали друг друга, а чжоуский Сын Неба не был в состоянии прекратить эти усобицы» [192]. Иначе говоря, один-единственный раз в истории древнего и средневекового Китая наступает период типично европейского «феодализма», в принципе глубоко чуждого мировосприятию этой восточной нации.
Кроме того, победители полностью изменяют религиозную систему страны, а это обычно происходит, когда появляется этнос иной культуры. «Чжоусцы, затемнив представление о Шан-ди, высшем боге-мироправителе, внесли в обновленную религию натурализм и культ героев», — писал еще Грумм-Гржимайло [48]. Между тем культ героических предков имел самое широкое распространение у большинства потомков культур боевых топоров — кельтов, этрусков, италийцев, включая древних римлян.
С этого же времени в Китае упраздняются популярные до этого массовые человеческие жертвоприношения. Вместо рабов и пленников отныне в дар богу Земли китайский Сын Неба приносит быка, овцу и свинью. Интересно, что данный чжоуский обряд практически в точности совпал в этом отношении с римской традицией, так называемой suovetarilia — подношением богу Марсу тех же трех животных. И, наконец, еще один любопытный факт — правители нового государства носят титул «Ванов», что у некоторых индоевропейских племен означало «господин», «повелитель».
Тем не менее, игнорируя все эти доказательства чужеродного влияния, китайские историки предпочитают не замечать следов западного нашествия. Зарубежные исследователи, включая россиян, деликатно данную точку зрения разделяют. Держава Чжоу и ее достижения до сих пор полагаются результатом естественного развития китайской цивилизации, практически полностью изолированной в древности от остального мира. Гипотеза Грумм-Гржимайло не получила поддержки среди ученых.
Что ж, попробуем при помощи лингвистов зайти с другой стороны. Если индоевропейцы долго обитали в Поднебесной, наследие их речи должно обнаружиться, как у народов, некогда живших рядом, так и в современной китайской лексике.
В конце XIX века российский консул Николай Петровский обнаружил в городе Кашгаре, который, как мы помним, находится в долине реки Тарим, на Западе Китая, древний манускрипт, написанный индийским письмом «брахми» и содержащий буддийские тексты на неизвестном науке того времени языке. В дальнейшем усилиями немецкой и французской экспедиции начала прошлого века удалось обнаружить и другие памятники письменности некого народа, когда-то обитавшего в тех краях. Там же, в древних пещерных буддистских монастырях археологи нашли изображения светловолосых людей с глазами небесного цвета.
Так человечество узнало о существовании народа тохаров. Впрочем, тохарами эти племена были названы по ошибке. Их перепутали с ираноязычными обитателями Средней Азии, которых соседи-тибетцы прозвали «та-хар» — «белая голова». Видимо, позже этот этноним распространился на всех европеоидов в тамошних краях. Сами себя эти люди именовали «арси» в одном из оазисов и «кучан» в другом. Их языки, таковых оказалось целых два, принадлежали, согласно изысканиям ученых, к индоевропейским и родственны в наибольшей степени кельтским и италийским наречиям [37]. Иначе говоря, это был этнос, вне всякого сомнения, происходивший из круга археологических культур шнуровиков или боевых топоров, принадлежавший к установленному лингвистами ареалу «А». Это открытие оказалось настоящей сенсацией. Полагалось, что данная группа индоевропейских народов осталась на Западе — в Европе и Малой Азии, а на Востоке жили исключительно ираноязычные арийские племена. Теперь же выяснилось, что картина миграций представителей «белой» расы была гораздо сложнее. Индоевропейцы-тохары обитали на Западе Китая, по меньшей мере, до VI—VIII веков нашей эры.
Изучение китайского языка также показало, что в нем имеются заимствования из индоевропейских наречий, но не арийской группы, как можно было подумать, а именно той самой зоны «А», принадлежали к которой тохары, кельты и хетты. Вот что пишет, к примеру, исследователь Лев Клейн: «Лингвисты установили ранний вклад индоевропейцев в формирование китайской культурной лексики, преимущественно терминов скотоводства... Один пласт состоит из названий лошади, гуся, кисломолочного продукта или масла. Эти названия не имеют соответствий в тохарской терминологии, но происходят из речи западных окраин индоевропейского ареала. Второй пласт содержит названия собаки, меда и имеет источник в тохарских терминах... Историки культуры установили, что коневодство, колесницы, мифы и ритуалы, связанные с конем, заимствованы китайцами в бронзовом веке с Запада, в частности, представления о колеснице Солнца, влекомой конями, о созвездии Большой Медведицы как Повозке и другое. Это источник индоевропейский и, судя по языковым контактам, не арийский, тогда как тохарская его принадлежность не исключается» [106].
Хотя прошло почти столетие с момента обнаружения письменности данной цивилизации, ученые не слишком продвинулись в изучении ее прошлого. И это весьма удивительно. Тем более что лингвистические тохары, судя по всему, очень долго жили в здешних местах. Древнейшие их тексты датируются VI веком до Рождества Христова, позднейшие — V—VIII веками уже нашей эры. Это было время, когда китайцы активно вели свои исторические хроники и тщательно фиксировали не только внутренние события, но и то, что происходило у соседей. Не замечать тохаров они не могли — слишком близко те располагались к сердцу Поднебесной. И пространства они занимали обширнейшие. Лингвистические контакты этого народа достоверно установлены, помимо китайского, в отношении тюркских, монгольских, тибетских, корейских и даже какого-то из австроазиатских языков. Речь древних тюрок — бывших алтайских плавильщиков, оказалась переполнена заимствованиями из лексики «белоголовых». Числительные, включая цифры первого десятка, названия металлов, такие слова, как «солнце», «левый», «дверь» — все это тохарское наследие будущих владык Великой степи.
Люди, научившие своих соседей считать и обрабатывать металлы, явно играли в этом регионе далеко не последнюю роль. Именно они первыми принесли буддизм в Китай и Тибет. Отчего же тогда мы не знаем даже их настоящего имени? Или знаем, но не соотносим с теми историческими свидетельствами, которые о них имеются?
Безусловно, в начальные века истории дальневосточного региона европеоидное население, появившееся на территории Западного Китая, получило от своих черноголовых соперников прозвище «ди», «жуны» или просто «рыжие дьяволы». Затем они утвердились на северо-западе Поднебесной и создали свое государство — Чжоу, после чего стали именоваться «чжоусцами». В этот период времени пришельцы активно смешиваются с местными китайскими племенами, образуя метисный в антропологическом плане расовый тип. Но Чжоу с XII века клонится к упадку, а с VIII столетия до нашей эры и вовсе исчезает, а тохары лингвистические в это время как раз возникают и после этого существуют еще почти тысячу лет. Не могли же китайцы в течение подобного гигантского промежутка времени «не замечать» или игнорировать своих ближайших соседей, никоим образом с ними не контактировать и никак их не именовать?
Наверняка, наиболее сообразительные из числа наших следопытов уже догадались, о каком собственно народе идет здесь речь. Остальным советую запастись капелькой терпения — истина находится рядом.
Если историческое будущее тохаров для современной науки покрыто непроницаемым мраком, попробуем разобраться хотя бы с их дальним, докитайским прошлым. Начнем с того, что все народы археологической культуры шнуровиков или боевых топоров некогда обитали на просторах Восточной и Центральной Европы. Следовательно, предков «рыжих дьяволов» тоже надо искать в тех местах. Помимо сходства с кельтскими, италийскими и хеттскими наречиями, лингвисты выявили у «тохаров» множество параллелей с прагерманским и балто-славянским языком. Но и это не все. Дело в том, что в индоевропейской лексике этого загадочного этноса языковеды обнаружили также серьезный финно-угорский пласт. Причем, связанный не только с многочисленными лексическими заимствованиями, но и изменениями самого строя языка. У тохаров, как много позже у славян и балтов, под влиянием финской речи произошло «оглушение» некоторых согласных. Появилось слово «лицо», составленное по финскому способу из двух терминов — «глаза» плюс «нос». Словом, данный вклад был настолько значителен, что объяснить его можно лишь тем обстоятельством, что тохары в какой-то период своей истории впитали в себя некие финноязычные племена. И, наоборот, в языках финно-угорских народов Восточной Европы засвидетельствованы следы «тохарского» влияния. Это значит, что некогда эти этносы проживали рядом, на одной территории.
Историк Лев Клейн, отталкиваясь от этих фактов, пишет: «Такая ситуация имеет только одно археологическое соответствие: фатьяновскую культуру второй половины II тысячелетия до нашей эры» [106]. Это была одна из общностей круга «боевых топоров», пожалуй, более прочих продвинувшаяся на Восток. Она занимала земли от верховьев Волги в районе Ярославля до Чудского озера и нынешней Эстонии включительно. И на всей полосе пребывания активно взаимодействовала с племенами ямно-гребенчатой керамики — будущими финнами и угорцами. В середине того же тысячелетия данная культура исчезает, по предположению некоторых историков, она растворились в местных народах. Но возможно, фатьяновцы просто покинули прародину в поисках новых земель. И, появившись на Западе Китая, стали там «жунами» и «ди» китайских летописей и «тохарами» у современных лингвистов.
Подводя итог тому, что мы узнали, сделаем необходимый и неизбежный вывод. Исследования лингвистов и культурологов, таким образом, вполне подтверждают то, о чем мы догадались, изучая эпоху Чжоу: Китай не был исключением из общего правила и подобно прочим странам Востока пережил нашествие индоевропейцев. Причем, данная миграционная волна оказалась настолько мощной, что ее отголоски докатились до нас сквозь тысячелетия презрительного и высокомерного отношения обитателей Поднебесной к своим расово непохожим соседям. Несмотря на все попытки вычеркнуть из истории этой страны страницу о «рыжих дьяволах» не удается.
С высоты уже имеющихся знаний не мешает вернуться к небрежному пассажу Льва Гумилева о европеоидном элементе, встречающемся среди китайской аристократии. Как он там формулировал: «Если борьба имела место, то надо считать, что победили "ди", а этого не было»? [55] А может, все же было?
Историю Китая эпохи Чжоу невозможно понять и объяснить, если не сделать рискованный, с точки зрения догматов современной науки, но единственно верный вывод, исходящий из имеющихся фактов, — данная держава была создана вторгшимися в регион индоевропейскими племенами, близкими родственниками кельтов и италийцев. Именно они принесли в долины рек Янцзы и Хуанхэ свои навыки коневодства и умение строить колесницы.
В Китае эти осложненные финской примесью индоевропейцы создают государство Чжоу, на территории которого начиная с XII века их потомки интенсивно смешиваются с этническими китайцами. Какой же народ образовался в результате этого слияния? Кем же были в китайских хрониках эти загадочные «тохары»? Если позволите, то об этом мы поговорим чуть-чуть позже.