Среди знаменитых людей, которые умерли во времена Хишама, был Абу Туфайл Амир, сын Ватхилы, последний из всех соратников пророка Аллаха. Смерть Хишама положила конец мудрому правлению, так как среди Омейядов было только три государственных деятеля: Муавия, Абд аль-Малик и он сам.

   Его преемник Валид был одним из самых красивых и сильных мужчин. Цинизм Валида хорошо виден в стихах, которые он сымпровизировал на смерть Хишама. Когда посланец возвестил об этом и приветствовал Валида титулом халифа, тот сочинил:

 

Я слышу из Русафы плач

Некоторых женщин, которых знаю!

И для того, чтоб соболезнования нанести визит,

В волочащейся мантии иду.

Дочери последнего Хишама сожалеют и чахнут от тоски,

Пребывая в убивающем их горе

О его смерти.

Действительно горестны их судьбы; вполне возможно,

Что раздавлены они и плачут оттого;

Так назовут меня бессильным, не мужчиной, если

Не изнасилую одну я за другой!

 

   Валид страстно любил лошадей; и его лошадь Синди была лучшей в свое время. Однажды во время скачек, устроенных по его приказу, в которых участвовало более тысячи лошадей четырех-и пятилетнего возраста, лидировала лошадь по имени Слепящий; но недалеко от финиша наездник упал. Валид пришпорил своего коня в галоп, догнал Слепящего, перескочил в пустое седло и пришел первым. Он был первым, кто так поступил; и его пример сделал подобные действия правомерными.

   Одно из первых его деяний в качестве халифа состояло в том, что он послал в Мекку за певцом Маабадом. Его привели в огромный зал с двойным мраморным бассейном посередине, один был с водой, а другой – с вином. За ними висела легкая прозрачная завеса прямо через зал, и позади сидел халиф. Маабаду было приказано сидеть рядом с бассейном и петь. Он начал с песни о любви.

   Эта песня так взволновала Валида, что он, отбросив завесу в сторону и сорвав свои благоухающие одежды, нырял в бассейн с водой и пил из него. Рабы принесли ему новое белье; и Валид, одевшись, снова сел и приказывал Маабаду продолжать петь. Взяв лютню, музыкант продолжал:

 

Скажите моей боли, о пустые стены!

Как сомневается ваш странник бледный;

И призову я облака весны,

Чтоб они лили свои хладные потоки

До той поры, когда увижу я, что твоей печали камни

Укрылись глубоко в цветах.

 

   – Принесите кошелек с пятнадцатью тысячами динаров! – приказал халиф, когда песня закончилась. Как только ему вручили кошелек, он всыпал монеты за пазуху Маабада. – Не говори нигде о том, что здесь видел! – предупредил халиф.

   «Однажды, – говорил придворный, – я услышал, что Ибн Аиша поет Валиду такую песню:

 

Я видел Дев Небес на Жертвоприношении:

Заглянуть в глаза те целомудрие не могло,

Ясные, как звезды, сияющие в оправе ночи,

В ожидании света лунного, когда взойдет луна.

Паломничество мое, награда за стремление к победе,

Завершилось строительством шатающегося дома с грузом Греха.

 

   – O Аллах! Какой ты красивый! – воскликнул Валид. – Клянусь верой Абд Шамса (его неверующего предка), спой это еще раз!

   – Клянусь Богом и верой Омейи (другого неверующего) еще раз! – кричал он, когда песня заканчивалась.

   Много раз он просил во имя предков, одного за другим, петь одно и то же, пока, уже будучи вне себя, не вскричал:

   – Клянусь моей собственной душой, еще раз!

   В конце концов Валид сбегал с престола и преклонял колени перед Ибн Аишей, покрывая все части его тела поцелуями. Когда он переходил к половым органам, певец скрещивал ноги, не желая, чтобы его целовали в то место; но халиф кричал:

   – Там тоже, клянусь Богом! Я должен! – И, опуская свое лицо, он восклицал: – O вознесение! Вознесение!

   Затем, срывая одежды, он надевал их на музыканта и стоял обнаженный, пока ему не приносили новые вещи. Наконец он приказал выдать тысячу динаров и в придачу подарил певцу своего собственного мула.

   – Садись верхом в мое седло и убирайся! – сказал он. – Ибо ты заставил меня гореть огнем более горячим, чем угли тамариска!»



   Сам Валид был одним из самых утонченных поэтов; и этот стих принадлежит его перу:

 

Налей и дай услышать мне насмешку плоти;

Украли лютни души наши, которые считали мы своими,

Так налей! Грехи мои подобно вину вспенились в чаше.

Ничто уж не искупит их теперь.

 

   Люди ненавидели его за разврат. Наконец они восстали против него под предводительством его дяди Язида Терпеливого; и Валид был убит. Когда его голову принесли к Язиду, он приказал, чтобы ее насадили на острие копья.

   – Убери! – сказал брат Валида, когда увидел это. – Я свидетельствую, что он был пьяницей и развратником, который также совратил и меня.

   – Остерегайтесь музыки, вы, Омейяды, – сказал однажды Язид Терпеливый, – она ослабляет скромность и усиливает вожделение;

   и она лишает мужества. Она подобна вину и делает то же, что и крепкий напиток. Если вы нуждаетесь в музыке, то, по крайней мере, держите для этого женщин, так как пение побуждает к разврату.