Али и другие друзья пророка, когда их расспрашивали о Мухаммеде, говорили: «Он был человек среднего роста, со светло-розовым цветом лица и черными глазами. У него были прекрасные густые, блестящие волосы, борода также была густая и покрывала большую часть лица. Волосы он отпускал до плеч; иногда они заплетались в две или четыре косички, иногда были распущены. Его шея была белой. От груди до пупка спускалась полоса волос, такая тонкая, что казалась нарисованной пером. Больше волос на теле у него почти не было. Голова его была округлой, спина – крепкой и мускулистой. Между лопатками у него был нарост, размером с серебряный дирхем, вокруг которого росли волосы. Походка его была настолько энергичной, что трудно было угнаться за ним, и в то же время настолько легкой, что казалось, он все время бежит под гору. Лицо его было столь приятным, что человек, попав в его компанию, с трудом мог уйти».

   Люди часто спрашивали Аишу, как жил пророк дома.

   – Как обычный человек, – отвечала она, – он подметал дом, зашивал свою одежду, чинил свои сандалии, поил верблюдов, доил коз, помогал слугам по хозяйству и ходил на рынок.

   Он посещал больных, всегда принимал участие в похоронной процессии, если встречал дроги на улице. Если раб предлагал ему разделить с ним обед, он не отказывался.

   Его внук Хусейн, сын Али, рассказывал:

   – Когда я спрашивал своего отца, как вел себя пророк в общественной жизни, он отвечал: «Он всегда оказывал людям должное уважение, никогда не пренебрегал приличиями, всегда вежливо здоровался со своими друзьями и интересовался их здоровьем. Если он приходил куда-либо, то садился туда, где было место. Когда он держал совет, то никто не осмеливался кричать, если кто-либо из присутствующих был виновен в чем бы то ни было, он никогда не указывал на его, а, наоборот, старался скрыть его вину. Никогда не прерывал он говорившего. Если что-то в собеседнике вызывало у него отвращение, это можно было заметить по его лицу, но он никогда не высказывал свои мысли вслух.

   Ел он сидя и есть любил в большой компании, при этом он говорил: «Человек, который ест один, – несчастнейший из людей». Мясо было его любимой пищей, и он часто говорил, что оно полезно для слуха. Но чаще всего ему приходилось питаться финиками. Он любил мед, свежее масло и особенно молоко. Если кто-либо угощал его молоком, он говорил: «Господи! Благослови этот напиток и пошли нам еще!»

   – Я служил пророку десять лет, и за все это время я не услышал от него ничего, кроме возгласа «Ба!», – рассказывал слуга Мухаммеда Анас.

   Как-то во время паломничества Абу Бакр, разозлившись на погонщика, который сбился с дороги, стал бить его. Пророк ничего не сделал, а лишь сказал с легкой улыбкой: «Посмотрите, что делает этот праведник».

   Он любил веселье. Когда он шутил, говорила Аиша, то добавлял, что Бог не наказывает за добрую шутку. Один из мухаджиров, Хават, сын Джабира, рассказывал такую историю:

   «Однажды я путешествовал вместе с пророком и его людьми, и мы остановились на привал и поставили палатки. Через некоторое время я заметил группу женщин, очень симпатичных, сидящих и разговаривающих друг с другом, напротив моей палатки. Я вернулся к себе, надел лучшие свои одежды и пошел и сел в компании женщин. Внезапно пророк вышел из своей палатки и увидел меня.

   – Абу Абдаллах, что ты делаешь здесь, среди женщин?

   Я испугался и поспешно ответил:

   – Пророк, у меня есть большой пьяный верблюд, и я пришел к женщинам с просьбой сплести путы для него.

   Пророк прошел чуть дальше, потом повернулся и сказал:

   – Абу Абдаллах, как именно ведет себя пьяный верблюд?

   Я не нашелся что сказать в ответ, и он ушел. После этого всякий раз, когда мы встречались, он после приветствия спрашивал меня:

   – А как же все-таки ведет себя пьяный верблюд?

   Поэтому, когда мы вернулись в Медину, я не решался зайти в мечеть помолиться из опасения, что пророк опять задаст мне тот же вопрос и приведет меня в смущение; и я ждал, когда он выйдет.

   Наконец такая возможность мне представилась, и я зашел в мечеть и начал молитву. Вскоре, однако, Мухаммед вышел из своей комнаты и, совершив короткую молитву, в два поклона, остался сидеть возле меня. Тогда я решил как можно дольше молиться, в надежде, что ему надоест ждать и он уйдет опять. Но он разгадал мою уловку и сказал:

   – Абу Абдаллах, ты можешь молиться так долго, как тебе угодно, но я не уйду и дождусь, пока ты закончишь.

   «Вот как! – подумал я. – Теперь мне обязательно надо придумать какой-нибудь достойный ответ, который придется ему по душе».

   Я закончил свои поклоны и приветствовал пророка. Он приветствовал меня в ответ и спросил, как всегда:

   – Абу Абдаллах, как ведет себя пьяный верблюд?

   – О пророк! Клянусь Тем, Кто сотворил тебя как милость для нас, что верблюд бросил свою дурную привычку, с тех пор как я стал правоверным, – ответил я.

   Тогда пророк три раза торжественно произнес:

   – Бог явил Свою милость тебе!

   После этого он никогда больше не задавал мне тот коварный вопрос.

   «Глаза наши – прелюбодеи», – говорил часто пророк, и еще: «Если человек сможет поручиться мне за то, что болтается у него между щек и между ног, то я поручусь, что он попадет в рай».



   – Эти двое – продолжатели моего рода, – говорил Мухаммед, имея в виду своих внуков, Хасана и Хусейна.

   Однажды один человек встретил пророка, несущего на шее своего внука Хасана.

   – Какой великий конь у тебя, сынок! – сказал тот человек.

   – Наездник тоже великий, – ответил Мухаммед.



   Из всех родственников, рассказывал Абдаллах, сын Зубайра, больше всего похож на пророка был Хасан. Однажды он видел, как Хасан пришел, когда Мухаммед совершал молитвенный поклон, и взобрался ему на спину. Пророк не стал принуждать его слезть и дождался, пока он сделал это сам. Еще рассказывали, что пророк иногда показывал Хасану свой язык. Язык был красный, мальчик смеялся, и им обоим было очень весело.