Эрик Шредер

Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Эпизоды из жизни провинциальных служащих

 

 

Не будь жесток ни с кем, в твоей ведь это власти, —

Под сенью мести ходит угнетатель жестокий.

Ты сладко спишь – не спит несчастный

И шлет проклятья на тебя Тому, Кто никогда не спит.

 

   Эту историю мне поведал мой дядя из Ахваза Абу Касим ибн Алан, в прошлом чиновник:

   «Когда я оставил службу в столице и поселился в Ахвазе, у меня сразу не сложились отношения с моим соседом Ибн Кудайдой. Этот самый Ибн Кудайда был ответственным за управление землями Валиде[156], расположенными в нашем районе. Он всячески досаждал мне, где только мог, будь то ирригация наших земель или другие хозяйственные вопросы. Он хотел разорить и унизить меня.

   Долгое время я пытался не обращать внимания на его поведение. Но когда он захватил одного из моих работников и жестоко избил его, я отправил своего управляющего к нему с требованием изменить свое поведение, извиниться и отпустить моего человека домой. Но Ибн Кудайда встретил моего посланника ругательствами и прогнал ни с чем. Когда управляющий вернулся, он рассказал мне, как его приняли, и добавил:

   – С этим человеком бесполезно говорить по-хорошему, и он не остановится, пока не погубит тебя, – попробуй лучше какие-нибудь другие средства.

   Я начал размышлять, но не мог придумать никаких мер ни защиты, ни наступления, кроме как предложить Валиде поручить мне самому управлять ее землями на более выгодных условиях. В этом случае Ибн Кудайда был бы передан в мои руки, и я мог бы делать с ним все, что посчитаю нужным для блага Валиде. Я решился и написал секретарю матери султана письмо, где изложил свои условия: если управление поместьями будет передано мне, я обязуюсь в течение трех лет увеличить их доходность на тридцать тысяч динаров, при условии что мне будет позволено подвергнуть ревизии счета моего предшественника Ибн Кудайды. Все дополнительные и неучтенные доходы, обнаруженные в ходе ревизии, будут отосланы в Багдад, сверх обещанной выше суммы прироста доходов.

   Я запечатал письмо и отослал его в столицу со специальным курьером, но, как только стук копыт моего гонца стих, я пожалел о том, что сделал. Я не имел ни малейшего понятия, сколько можно получить с этих поместий. Это было крайне опрометчивое обещание, лучше мне было бы терпеть издевательства соседа, чем, рискуя своей жизнью, играть с огнем. Испытывая крайнее беспокойство, я прилег на кровать, мои глаза закрылись, и я погрузился в состояние пограничное между сном и явью. Находясь в этом трансе, я увидел, как в мою комнату вошел седовласый старец, одетый в платье судьи. На нем был голубой плащ, высокая персидская шапка и сапоги из красной кожи. Он подошел ко мне и сказал:

   – Что беспокоит тебя в этом деле? В первый год ты получишь прибыль на десять тысяч динаров больше, чем ожидаешь, во второй год ты потеряешь десять тысяч, и в третий год ты получишь ровно столько, сколько обещал. Наградой за твои труды будет месть твоему врагу.

   Потрясенный этими словами, я совершенно проснулся и спросил у привратника, кто сейчас был у меня. Он ответил, что никто не заходил в мои покои. Тем не менее я был в некотором смысле обнадежен этим видением.

   Через двадцать два дня мой курьер прибыл с ответом – мое предложение было принято, он привез также письмо, адресованное главному представителю императорской семьи в Ахвазе, в котором тому предписывалось организовать передачу земель и самого Ибн Кудайды в мое распоряжение. Этому представителю, резиденция которого находилась в Тибе, я переслал это письмо, присовокупив к нему чек на тысячу динаров, а также заверения в моей преданности и приглашение посетить мои владения.

   Через несколько дней, когда я гостил у наместника Ахваза в его дворце на берегу Малого Тигра, мы увидели пышную процессию, двигавшуюся по Мамунской дороге. Наместник, испугавшись, что это чиновники из столицы приехали арестовать его, послал своего слугу выяснить, в чем дело. Слуга вскоре вернулся и сообщил, что это главный представитель государыни по управлению поместьями со своей свитой. Наместник взял меня с собой, и мы поплыли в лодке навстречу этому важному вельможе, чтобы выразить наше почтение. Когда мы все вместе вернулись во дворец наместника, представитель государыни пожелал увидеть Ибн Аби Алана (это мое имя, а мы не были лично знакомы с тем вельможей). Когда ему показали на меня, он заставил меня встать и посадил на самое почетное место в зале.

   – Теперь, – сказал он, – я хочу видеть Ибн Кудайду.

   Когда посыльные привели моего врага, представитель приказал заковать его в цепи и сказал мне:

   – Абу Касим, этот человек отныне находится в твоем распоряжении.

   – Что здесь происходит? – воскликнул изумленный наместник.

   Все присутствующие также выразили свое недоумение и удивление. Тогда мне пришлось объяснить, что Ибн Кудайда сам вынудил меня поступить с ним таким образом.

   Итак, я вернулся домой вместе со своим врагом и представителем императрицы. Первого я посадил под замок, второго развлекал как мог, чтобы заручиться его поддержкой. На третий день после составления контракта я подарил ему дорогие подарки, вручил еще один чек на тысячу динаров и проводил домой. После этого я начал допрашивать Ибн Кудайду и с большой неохотой, должен признаться, вынужден был применить пытки. Эти радикальные меры принесли свои плоды: я получил деньги для императрицы, для ее секретаря и для представителя и мне даже удалось окупить все расходы на приемы и подарки. Через несколько месяцев я отпустил своего пленника домой. Он вынужден был распродать большую часть своего имущества и влез в долги. Он был унижен и раздавлен.

   Я занялся хозяйством и обнаружил в конце года, что прибыль превысила на десять тысяч динаров мои ожидания. Я подумал про себя, что предсказание таинственного старца сбывается, пока по крайней мере. Вместо того чтобы включить дополнительную прибыль в отчет, я доверил эти деньги одному надежному банкиру. Цены в следующем году упали, и я потерял примерно столько же, сколько приобрел в предыдущем году. Потери я компенсировал тем, что было у меня отложено. В третьем году я ничего не приобрел, но ничего и не потерял. Соответственно, я полностью и в положенный срок отчитался за вверенные мне поместья и попросил уволить меня от дальнейшего исполнения моих обязанностей. Я знал, что Ибн Кудайда разорен и не может больше вредить мне – у него нет теперь даже залоговой собственности, необходимой для управления императорскими поместьями.

   Но секретарь Валиде ни под каким видом не желал моей отставки, он требовал продления контракта, и на более жестких условиях. Ибн Кудайда, как ни слаб он был, также использовал все свои связи, чтобы навредить мне. В конце концов секретарь послал государственного уполномоченного с приказом доставить меня в столицу.

   Этот чиновник прибыл на галере с устрашающим эскортом. Мысль о том, что я должен буду отправиться вместе с ним в столицу, вызвала у меня ужас. Мне живо представилось, что я арестован, подвергнут пыткам, заперт в подземелье. Поэтому я встретил его со всем радушием, на какое был способен, одарил его подарками, в том числе дал пять тысяч дирхемов серебром, что произвело на него большое впечатление. Поселив столичного вельможу в своих лучших апартаментах, я попросил у него неделю отсрочки, якобы для того, чтобы привести дела моих обширных владений в должный порядок, прежде чем я поеду с ним в Багдад. Он милостиво согласился. Я немедленно собрал всех своих братьев и прочих родственников и попросил их поочередно приглашать его в гости и развлекать с утра до вечера пирами, танцовщицами, играми – в общем, всем, что придет в голову. Таким образом, внимание чиновника и его свиты было отвлечено, и я получил свободу действий.

   Когда наступила ночь, я оделся в заплатанный халат, взял с собой два чека на пять тысяч динаров каждый, сел на осла и покинул свой дом. Меня сопровождали лишь двое преданных слуг и проводник. Мы успели добраться до Васита, прежде чем слухи о моем бегстве достигли ушей чиновника государыни.

   Когда эти сведения подтвердились, он смертельно испугался и, вместо того чтобы возвращаться в столицу, уплыл вниз по реке в Убулу. Я в это время был уже в Багдаде, где разыскал своего старого друга Абу Мундхира Нумана ибн Абдаллаха. Мы служили вместе с ним на государственной службе, когда он был наместником Ахваза. Абу Мундхир представил меня визирю Али ибн Исе и объяснил ему, в каком положении я оказался. Визирь сказал, что давно хотел встретиться со мной и весьма наслышан о моих исключительных деловых способностях. Он поручил мне составить несколько документов, что я и сделал прямо в его присутствии. Он просмотрел их и выразил свое одобрение и даже восхищение. Я жил несколько дней в доме Али ибн Исы. Секретарь императрицы все еще пребывал в неведении касательно моего местонахождения. Наконец я попросил визиря поговорить о моем деле с самой Валиде. Он исполнил мою просьбу и передал мне, что та ничего не желает решать, пока я лично не приду на прием в ее канцелярию.

   – Тебе лучше сделать, как она велит, – сказал в заключение он, – я буду рядом с тобой, не бойся.

   Как только я пришел во дворец, меня арестовали. Я дал знать моим друзьям, и Абу Мундхир пришел хлопотать за меня. Ему удалось достичь компромиссного соглашения с секретарем, по условиям которого я должен был заплатить три тысячи динаров. Абу Мундхир поручился за меня и дал расписку на требуемую сумму. Ему было позволено забрать меня к себе домой. Я выплатил свой долг, получив деньги по чекам, которые были у меня с собой, и оказался совершенно свободен. Али ибн Иса предложил мне работать в его канцелярии, но я объяснил, что давно уже не занимаюсь государственной службой и управлять поместьями я взялся только потому, что был вынужден наказать своего соседа, – я рассказал ему подробно всю мою историю. Он не стал настаивать, и я вернулся домой в Ахваз.

   Прошло несколько лет. Вражда между мной и Ибн Кудайдой все еще тлела, но разгореться она не могла – мой враг вел сейчас нищенское существование, он мог рычать, но не мог кусаться. Однажды в Ахваз пришло распоряжение о том, что личные владения повелителя правоверных в нашем районе выставлены на продажу».

   О том, что случилось в столице, рассказывает судья Ибн Бухлул-младший:

   «Однажды я прибыл на прием в дворец халифа. Галера, в которой я находился вместе с прочими судьями, чиновниками и принцами, стояла у ступеней причала. Мы ждали, когда нас пригласят. Вдруг пришел слуга и вызвал из всех приглашенных одного меня. Меня провели в приемный зал, и я увидел халифа Муктадира и рядом с ним Ибн Муклу, который в то время был визирем.

   – Твой отец, – обратился ко мне халиф, – был опорой и поддержкой империи, и, хвала Аллаху, он оставил в твоем лице надежную смену. Как меня замучили все эти рабы со своими вечными требованиями денег! Если они лишатся меня, им придется снова посадить меня на трон, чтобы я продолжал набивать их карманы золотом. Я решил продать свое имение Нимрод в Ахвазе. Напиши своему поверенному там – пусть он договорится с Бариди о продаже. Бариди поможет ему (Бариди в то время занимался сбором налогов в Ахвазе).

   – Если это дело имеет особую важность для повелителя правоверных, да продлит Аллах его дни, я лично поеду в Ахваз и устрою все наилучшим образом.

   – Нет, не стоит утруждать себя, просто напиши письмо своему поверенному, – ответил мне халиф.

   Покинув дворец, я немедленно выполнил то, что мне было поручено: написал письмо Али Танухи, который был судьей в том районе, где были расположены поместья Муктадира».

   На этом рассказ Ибн Бухлула заканчивается, и продолжается повествование Ибн Аби Алана:

   «В Ахвазе люди начали скупать земли, выставленные на продажу, по ценам вдвое ниже годового дохода с них, и даже дешевле. Я сам купил столько, сколько мне было нужно, за бесценок. Можно было купить больше, но у меня не было в то время достаточного количества свободных денег. Абу Абдаллах Бариди[157] купил огромные участки для себя, но под чужими именами. Я посоветовал ему как можно тщательней выбирать подставных лиц и скрывать все детали сделок. Кое-что купил даже Ибн Кудайда».

   «Тем временем в Багдаде, – снова рассказывает Ибн Бухлул, – произошли крупные политические перемены. Визирь Ибн Мукла был отправлен в отставку, и его место занял Сулайман. Новый визирь снял с должности Бариди в Ахвазе и назначил вместо него своего друга Ибн Хариса. Ибн Харис пересмотрел недавние сделки по продаже земли, обнаружил, что цены были занижены, и потребовал, чтобы все покупатели доплатили крупные суммы к тому, что уже было заплачено. Проданные земли, как мы помним, принадлежали раньше халифу, но Ибн Харис намеревался большую часть доплат оставить у себя и лишь незначительную сумму отослать в государственную казну».

   «Бариди, – рассказывает Ибн Аби Алан, – обратился ко мне за советом:

   – Подскажи, как собрать недостающие деньги?

   – Покупатели откажутся платить просто так, – ответил я ему, – условия сделок совершенно определенны.

   Бариди не обратил внимания на мои слова, собрал всех покупателей и потребовал с них деньги. Естественно, они отказались платить, и все, чего он добился, – это нажил себе врагов и оскорбил меня.

   Через некоторое время он снова пришел ко мне, стал упрашивать, умолять, он говорил, что только я на всем свете могу помочь ему решить эту проблему, я просто обязан это сделать. Он был так настойчив, что я обещал подумать, при условии что он предоставит мне полную свободу действий. Он с радостью согласился на все мои требования.

   Тогда я взял себе в помощники одного из своих слуг и расписал всю недостающую сумму в виде налога на частные приобретения. Себя и Бариди я вообще исключил из списка, своим друзьям я уменьшил налог, всем прочим, соответственно, увеличил. Налог, причитающийся с Ибн Кудайды, я увеличил в два раза против среднего. Я пригласил всех покупателей на собрание с целью сообщить им о введении нового налога.

   Все заявили, что они категорически отказываются платить, требовали объяснить, на каких основаниях взимается налог. Было много криков и споров. Я позволил им выговориться, потом взял слово сам:

   – Каждый, кто считает налог справедливым, пусть заплатит, кто не согласен – пусть предоставит мне сведения о доходе, полученном им с купленной земли, я вычту этот доход из той суммы, которая была уплачена этим человеком за землю, и остаток верну ему. После этого его земля перейдет в мою собственность, и я буду сам платить государству налог с ее покупки.

   После моего выступления выяснилось, что никто не хочет расставаться со своей землей по многим причинам. Некоторые купили землю, которую долгое время обрабатывали они сами и их предки и которую их род мечтал давно купить. Некоторые, купив землю дешево, произвели с тех пор значительные улучшения. Мысль о том, что я стану владельцем их земли, привела всех в ужас, поэтому собрание согласилось с моими оценками налогов без дальнейших споров».

   «Один раз, – рассказывает судья Ибн Бухлул, – я снова прибыл ко двору и ожидал своей очереди, чтобы вместе с остальными быть принятым в галере. И снова мне оказали предпочтение и вызвали к халифу первым.

   Когда меня ввели в приемный зал, Муктадир вместе с визирем Сулайманом и Али ибн Исой обсуждали государственные дела.

   – Мы вполне удовлетворены, Ибн Бухлул, – сказал халиф, заметив меня, – как твой представитель управился с делом по продаже наших поместий в Ахвазе, но Ибн Харис написал мне, что ему удалось поднять цены и покупатели согласны заплатить дополнительные деньги. Единственное их требование состоит в том, что сделка должна быть окончательной и официально заверенной мною лично, иначе люди отказываются платить. Поэтому я составил контракт о продаже с моей подписью и печатью. Возьми его и отошли своему поверенному в Ахвазе.

   Тут надо заметить, что мы не ладили с Ибн Харисом и, клянусь Аллахом, не я был в этом виноват. Поэтому я решил воспользоваться возможностью и насолить ему, лишив его возможности присвоить себе часть денег с этого дела.

   – Слушаю и повинуюсь, – ответил я, – но необходимо будет в сопроводительном письме указать точную сумму сделки.

   Муктадир вопросительно и гневно посмотрел на Али ибн Ису. Тот, сильно смутившись, как я мог видеть, назвал цифру.

   – Запиши эту цифру и ступай, – отпустил меня халиф.

   Я пожелал ему процветания, простился и направился к выходу, но, так как мне было интересно, что он скажет дальше, я шел очень медленно.

   – Что может быть более унизительным? – донесся до меня возмущенный голос халифа, распекавшего Али ибн Ису. – Почему ты не сказал мне эту цифру вначале и заставил меня спрашивать? Какой позор! Какой ужас! – продолжал повторять он. – Обязанность халифа – знать все подробности дела, каким бы незначительным оно ни было. Человек, с которым разговаривает халиф, не должен спрашивать разъяснений. Если он расскажет теперь об этом случае, это бросит тень не только на меня лично, но и на само звание халифа!

   – Он твой раб, сын раба твоего, – оправдывался Али ибн Иса, – он получает подарки от тебя, он предан династии и вырос при дворе, нет ни малейших подозрений, что осмелится на такую дерзость.

   Больше я ничего не расслышал».

   «Ибн Кудайда, – продолжает свой рассказ Ибн Аби Алан, – не имел средств заплатить большую дополнительную сумму за свои земли, которую я занес на его счет. Однажды вечером он пришел ко мне домой и попросил принять его.

   – Чему я обязан чести видеть тебя, Абу Джафар? – спросил я, вставая ему навстречу.

   Он начал униженно и заискивающе объяснять свое затруднительное финансовое положение.

   – Но что же ты хочешь от меня?

   – Ты должен уменьшить мой налог и дать мне денег взаймы, – ответил он, – иначе я не смогу ничего заплатить.

   Я немного снизил его налог и ссудил ему тридцать тысяч дирхемов, взяв с него расписку, составленную по всем правилам в присутствии свидетелей.

   Прошло несколько лет. Все это время я придумывал всякие ухищрения, чтобы досадить моему врагу. Его дела шли все хуже и хуже. Наконец он совсем разорился. Тогда я потребовал с него свой долг. Он закрылся и не выходил из дому. Тогда я обратился к своему родственнику – судье, тот выписал ордер на арест и послал его начальнику полиции. Узнав об этом, Ибн Кудайда бросил свой дом и скрылся в неизвестном направлении. Судья приказал повесить на двери его дома прокламацию, призывающую его вернуться, но это не принесло результата. Тогда я обратился к Бариди с просьбой помочь мне разыскать своего должника. Бариди послал своих агентов, и Ибн Кудайда был пойман и доставлен в суд. Я предъявил свою расписку и потребовал, чтобы его посадили в тюрьму.

   Судья заявил, что благородного человека нельзя и не обязательно держать в общей тюрьме с чернью, и поместил его в помещении рядом со своим домом. Тогда я снова обратился за помощью к Бариди. Я сказал, что Ибн Кудайда может подкупить стражу и бежать из такой ненадежной тюрьмы в Багдад, где будет иметь возможность затеряться в большом городе и затеять опасную интригу против меня. Бариди поговорил с судьей. В результате было договорено передать должника в мои руки. Я снял дом за свой счет и поселил там Ибн Кудайду, его охраняли мои друзья и специально нанятые мной стражники.

   Так он жил около года, не имея никакой надежды заплатить долг. Единственным его удовольствием были бесплодные мечты отомстить мне. Мне было все равно, когда он заплатит, я был уверен, что он никуда не убежит. Но вскоре он серьезно заболел. Его мать, моя дальняя родственница, пришла ко мне в слезах и попросила отпустить сына домой. Я сначала не хотел ничего слышать, но, когда мне сказали, что он при смерти, я уступил ее мольбам, заставив, правда, ее сначала поручиться за выплату его долгов.

   Через три дня после возвращения домой он умер. Я конфисковал некоторые его владения в качестве компенсации долга».

   – Как так случилось, Абу Касим, что ты разочаровался в государственной службе? – спросил я однажды Ибн Аби Алана. – Что послужило причиной?

   – А причина вот в чем, – ответил мой дядя и начал свой рассказ:

   «Абу Али Джубай[158] (великий богослов-рационалист), приезжая по делам в Ахваз, обычно останавливался у меня в доме. Я работал в администрации Ахваза и был также заместителем управляющего финансами, поэтому все дела проходили через мои руки. Фактически я управлял всей провинцией. Раз в году, когда приходил срок уплаты налогов, Абу Али Джубай приезжал в Ахваз, платил за себя (у него было поместье в Джуббе) и за тех, кто уже много лет пользовался его покровительством и поддержкой. Когда он приезжал в наш город, все относились к нему с большим почтением. Я решал все его дела с наместником. Наместник не был моим близким другом, и он не совсем точно представлял себе, какое положение занимает Абу Али Джубай, но и он обычно снижал налог для этого почтенного человека на треть, а то и на половину.

   Возвращаясь в Джуббу, Абу Али Джубай никогда не забирал себе весь доход от своих земель. Из того, что оставалось после уплаты налогов, десятую часть он раздавал бедным в качестве милостыни, остальное жертвовал членам своей религиозной общины. Единственное, что он требовал от них взамен, – это содержание в течение года одного из бедных студентов, слушавших его лекции. Содержание студентов, впрочем, было не очень обременительным делом, и на это уходило не более пятой части его щедрых пожертвований. Так он поступал каждый год.

   И вот он, как всегда, приехал в наш город, остановился у меня, и я помог ему управиться с делами. Вечером мы сели отдохнуть и побеседовать.

   – Абу Али, – спросил я своего гостя, – как ты думаешь, что будет со мной в будущей жизни, если в этой жизни я останусь верен своей профессии?

   – О чем тут можно думать, Абу Касим? – ответил он. – Будь уверен, что, если ты умрешь, занимаясь тем, чем ты сейчас занимаешься, ты никогда не войдешь в Сад Наслаждений.

   – Но почему? – удивился я его категоричности. – В чем моя вина? Я всего лишь служащий, почти что простой писец. Иногда, конечно, приходит человек и жалуется мне, что его налог сильно завышен. Я исправляю несправедливость – и он от чистого сердца и с радостью дает мне подарок. Иногда я беру себе то, что, возможно, принадлежит повелителю правоверных, но это я считаю частью добычи мусульман, на которую я имею полное право.

   – Абу Касим, – возразил он, – Бога нельзя обмануть. Скажи мне, ведь именно ты назначаешь землемеров и посылаешь их измерять земельные участки? И всегда ли они выполняют свою работу аккуратно? Тебе известно, что они часто завышают цифры на десять – двадцать процентов. Потом на основании этих сфальсифицированных сведений ты рассчитываешь налоги и заполняешь ведомость. Затем ты вручаешь эту ведомость сборщику и говоришь ему: «Если ты не соберешь мне эти деньги сполна и точно в срок, то я прикажу прибить гвоздями твои руки к твоим ногам».

   – Ну, в общем смысле это так, – признался я.

   – И потом твой сборщик выезжает в районы, берет с собой эскорт конных и пеших солдат, а также палачей с плетями и кандалами и начинает выполнять твои приказы. Если ты позволишь ему дать отсрочку какому-либо человеку, он даст, если нет – он будет неумолим и безжалостен, пока человек не заплатит все сполна. Не так ли?

   – Да, это верно, – ответил я.

   – Затем, собрав деньги, ты отправляешь их в казну халифа и пишешь отчет с твоей подписью и печатью?

   – Да, – сказал я.

   – Таким образом, все это дело зависит от тебя и ты отвечаешь за каждый этап сбора денег. Разве нет? Подумай о Боге, иначе ты пропадешь. Оставь государственную службу. Позаботься о своем будущем.

   Так он продолжал наставлять и предостерегать меня, пока, наконец, слезы не потекли у меня по щекам.

   – Ты не более знатен, – сказал он потом, – и занимаешь не такое высокое положение, как Джафар ибн Харб[159]. Он был вторым, после визиря, при дворе, он был также ортодоксальным правоверным и знаменитым ученым, написавшим много книг, которые до сих пор читают мусульмане. И вот этот самый Джафар, находясь в зените своей славы, ехал однажды в блестящей свите повелителя правоверных по улице Багдада и случайно услышал, как какой-то человек читает стих из Корана: «Не наступил ли уже тот час, когда все, кто искренне верит, покаются и смирят свое сердце при одном лишь упоминании имени Бога и откровения истины?»

   «Да, этот час пришел!» – воскликнул Джафар.

   Он продолжал повторять эти слова со слезами на глазах, потом спешился, снял с себя свои роскошные одежды и зашел в реку Тигр. Он приказал своим слугам раздать все свое имущество на благотворительные и религиозные цели. Сам он оставался по шею в воде. Один прохожий заметил его и спросил, что с ним сучилось. Узнав его историю, он дал Джафару рубашку и штаны, чтобы тот мог выйти из реки. Джафар принял этот дар. С тех пор и до конца своей жизни он занимался только служением Богу и изучением Священных Писаний.

   Немного помолчав, Абу Али сказал:

   – Тебе следует поступить так же, Абу Касим, но, если ты не можешь полностью отречься от мира, оставь хотя бы государственную службу.

   То, что сказал этот праведный человек, глубоко запало мне в душу. Долгое время я размышлял, не решаясь так круто изменить свою жизнь, но в конце концов, когда представилась удобная возможность, я подал в отставку и твердо решил никогда больше не заниматься государственной службой».

Просмотров: 3107