Когда Бог приказал Шайтану: «Склонись перед Адамом», Шайтан ответил:

   – Я не поклонюсь никому, кроме Тебя.

   Из всех небожителей Шайтан был самым строгим поборником Единственности Бога.

   Моисей встретил Шайтана на склоне горы Синай и спросил его:

   – Почему ты не поклонился?

   – Потому что я считаю, что поклоняться следует только одному Богу.

   – И ослушаться веления Бога?

   – Это было испытание, а не веление.

   – Но разве это не было грехом? Твое лицо высохло после этого.

   – Мудрость вечна, – ответил Шайтан, – хотя лицо мудрого может высохнуть и покрыться морщинами из-за нее.

   – Ты вспоминаешь Его?

   – О Моисей, – ответил Шайтан, – чистая мысль не нуждается в памяти; и эта мысль служит мне напоминанием о Нем и Ему обо мне. Сейчас я служу Ему из более чистых побуждений, избавившись от корысти и помня о Его превосходстве и величии. На Небесах я служил Ему ради своего благополучия, но сейчас я служу ради Его Самого. Из-за моей преданности Ему одному Он сделал меня одиноким. Потому что мои глаза были ослеплены Его сиянием, Он уничтожил меня. Потому что Он должен был сделать меня таким, каким я должен быть, согласно Его предвидению, Он низверг меня. Потому что Он предопределил мою страсть к разрушению, Он сделал меня не таким, как все. Но, клянусь Его Истиной, я исполнил все, все до мелочей, что Он повелел, и не роптал на Судьбу, и не жалел о своей утраченной красоте. Через все свои несчастья я прошел с поднятой головой. Пусть он мучает меня в Своем Огне вечно, я не склонюсь ни перед кем другим, ибо я знаю, что Он не имеет ни равного Себе, ни Сына. Моя любовь к Нему чиста.

   Что касается Шайтана, то тут самые красноречивые из мистиков хранят молчание. Потому что Шайтан ближе к Наивысшему Существу, чем они. В своем усердии он пожертвовал намного большим, чем они. Он тверже, чем они, держал свое слово, и преданность и почитание его не имеют себе равных.

   Его крушение произошло, когда кончилась вера, в тот момент, когда он сказал: «Я благородней, чем Адам». Тотчас он оказался за покровом, не зная, что скрыто за формой Адама. И он упал, и распростерся в грязи, и связал, отныне и навеки, свое имя с проклятием.

* * *

   Для тех, кто верит, грех – как только они поняли, против Кого они согрешили, – становится равносилен смерти.

   Если человек желает вкусить Милость Господа, он должен смирить свою душу и пребывать в одном из следующих трех состояний: находиться как бы в утробе матери и существовать, не имея возможности влиять на свое существование, получать питание и даже не знать об этом; пребывать в абсолютном покое, как в могиле; либо быть полностью беспомощным, как в день Последнего Суда.

* * *

   Из Басры Халладж во второй раз отправился в паломничество, оттуда вернулся в Басру, затем пошел в Ахваз, потом, забрав с собой жену, сына и нескольких наиболее преданных учеников, прибыл в Багдад. Там он провел около года, потом, оставив сына на попечение одного из своих последователей, снова пустился в путь.

   Сначала он отправился в Индию, оттуда в Хорасан и Туркестан, вплоть до границы с Китаем, везде, где он побывал, он призывал людей к Богу и писал книги для своих учеников.

   После возвращения в Багдад ему приходили письма из Индии, в которых к нему обращались как к Заступнику, в письмах из Китая и Туркестана его величали Кормильцем Души. Его последователи из Хорасана называли его Провидцем, из Фарса – Абу Абдаллахом, Аскетом, из Хузистана – Шейхом, Чесальщиком хлопка в глубине сердец. Некоторые люди в Багдаде называли его Пребывающим в Экстазе, другие, в Басре, звали его Очарованным. Странные истории стали рассказывать о нем, когда он вернулся из своих странствий.

   Затем он отправился в третье паломничество по святым городам. Из паломничества, по словам его сына, он вернулся совершенно другим человеком. Он купил участок земли в Багдаде и построил дом для своей семьи.

   Халладж желал обратить в свою веру некоего Ибн Харуна, который содержал несколько салонов, где наиболее известные в Багдаде шейхи собирались для обсуждения вопросов богословия. Один раз, когда, как обычно, собрались все гости, Халладж начал беседу с того, что предложил шейхам загадку:

 

Разве не было времени у вас узнать меня?

Тогда поймите истинную сущность мою!

Часть первая моя нежней четвертой,

А пятая длиннее третьей,

Моя вторая часть наиобычнейшая,

Трижды три тройки. Что это за слово?

Отгадайте, и вы увидите меня стоящим твердо

Там, на горе Синай, где Моисей стоял, объятый светом.

 

   Никто не мог ничего сказать в ответ.

   А надо заметить, что сын Ибн Харуна в то время был болен и силы стремительно покидали его. Поэтому хозяин попросил Халладжа о милости:

   – Мой мальчик умирает, не мог бы ты помолиться за него?

   – Он уже выздоровел, – ответил Халладж, – не беспокойся больше о нем.

   Через несколько минут слуги привели ребенка, и он выглядел так, как будто и не болел вовсе. Все присутствовавшие были поражены этим чудом. Ибн Харун достал запечатанный кошель с золотом и отдал его Халладжу со словами:

   – Шейх, возьми эти деньги и поступи с ними как пожелаешь.

   Окно комнаты, где происходило собрание, выходило на реку Тигр. Халладж взял кошель, в котором было три тысячи динаров, и швырнул его в воду.

   – Я думаю, что у вас есть вопросы ко мне, – сказал он, обращаясь к собранию шейхов, – но что вы можете спросить у меня? Я слишком ясно вижу, насколько вы правы и насколько я не прав.

   И с этими словами он покинул собрание.

   На следующий день Ибн Харун посетил нескольких своих знакомых, бывших накануне вечером у него в доме, и показывал им тот самый кошель, который Халладж на их глазах бросил в реку.

   «Вчера, – рассказывал он им, – я не мог избавиться от размышлений о своем подарке. Мне стало жаль денег, которые шейх бросил в воду. Меньше чем через час после того, как эта мысль пришла ко мне в голову, в дверь позвонил один из бедных учеников Халладжа и сказал мне, когда я впустил его в дом:

   – Мой господин приветствует тебя, он приказал мне передать следующее: «Не жалей ни о чем и возьми свои деньги. Тому, кто послушен Ему, Бог дает власть над землей и водой».

   С этими словами он вручил мне мой собственный кошель».

   Знание обо Мне, поскольку Я одновременно слишком велик и необъятен для взгляда и слишком мал и утончен, труднодостижимо для существа, заключенного в телесную оболочку. Я есть Я, этим все сказано. Фактически моими атрибутами стала человечность, и эта моя человечность есть отмена чистой духовности. Я имею одно-единственное качество – Божественность.

   По моему собственному велению Покров скрыл меня от меня самого, и для меня этот Покров является прелюдией к Видению. Когда момент Видения наступает, тогда все мои атрибуты, качества Божественности исчезают.

   Только так Я отделяюсь от меня самого. Я есть субъект Своего существования. Я не Мое Я. Я Метафора (человек, замещающий Бога) и не имею ничего схожего с человеком. Я Призрак и не заключен в материальную оболочку. Мое Появление – это не возвращение в Вечность, а просто Реальность, недоступная ни чувствам, ни аналогиям.

   Ангелы и люди имеют некоторые знания об этой Метафоре и этом Призраке. Они не знают истинной природы этого единственного качества, им знакомы лишь интуиции, данные свыше, каждому в меру его способностей. Всякое племя знает, из какого источника оно должно пить. Для одного человека это наркотик, для другого – чистая вода. Один видит только какую-то человекоподобную форму, другой – несравненный Божественный Образ и ослеплен им. Один человек бродит в безводной пустыне познания, другой тонет в океане мысли – все они далеки от Реальности, поскольку все они выбирают себе определенную цель и, следовательно, двигаются по неверному пути.

   Те, кто близки Богу, вопрошают Его лишь о Пути. Они считают себя ничем, а Он готовит их к славе. Они сделали себя ничем, а Он сотворил их славу реальностью. Они унизили себя, и Он возвысил их в глазах всех.

   Такие люди находятся в поисках истины. Они ни во что не ставят мирскую славу. Именно их Он лишает их человеческих качеств, наделяя их Своим собственным атрибутом – Божественностью.

   Многих обратил Халладж в свою веру, и среди его последователей были люди весьма значительные. Больше всего он желал завоевать симпатии консерваторов, потому что считал их веру лишь первой ступенью его собственного учения, поэтому Халладж послал своего эмиссара к Ибн Навбахту^[153], главе этого направления.

   Ибн Навбахт был умным и осторожным человеком.

   – Чудеса, которые творит твой господин, – ответил он ученику Халладжа, – вполне могут оказаться трюками фокусника. Я, должен признаться, – продолжил он, – являюсь, если так можно выразиться, рабом любви. Больше всего на свете я люблю общество прекрасных девушек. К великому моему сожалению, в последнее время я стал лысеть и вынужден отращивать оставшиеся волосы как можно длиннее, чтобы прикрывать ими лоб, после чего, чтобы они держались, придавливать их тюрбаном. Кроме того, я должен постоянно красить свою седую бороду. Так вот, если твой Халладж заставит мои волосы расти и сделает мою бороду черной без краски, я поверю во все, что он проповедует; я буду называть его божественным наместником халифа, нет! Я назову его пророком, да что там пророком, я назову его Всемогущим!

   Когда Халладжу передали этот ответ, он оставил свои планы в отношении Ибн Навбахта и больше не беспокоил его.



   Человек, который хочет открыть скрытое в Боге посредством Его творений, человек, который желает, чтобы момент экстаза продолжался, испытывает страдания невыносимые для смертного. Страдания потеряли свою остроту для Иова в тот момент, когда Бог воссиял в его сознании.

   – Я больше не надеюсь получить награду за свои страдания и несчастья, – сказал он, – ибо мучение стало привычным для меня состоянием, и боль стала моим единственным блаженством.

   Счастье – это Его дар, но Страдание – это Он Сам.

* * *

   «Однажды ночью, – рассказывает Ибн Фатик, – когда в небе ярко светила луна, я пошел молиться на могилу Ибн Ханбала, которая находится в углу курейшитского кладбища. И там, вдалеке, я увидел человека. Он стоял, обратив лицо в сторону Мекки. Я подошел ближе и увидел, что это Халладж. Он плакал навзрыд и не замечал меня. Я услышал его молитву:

   – О Ты, Кто опоил меня допьяна Твоей Любовью, Ты, Кто пребывает один в Своем вечном уединении! Твое Присутствие – это просто знание о Тебе, хотя Ты и не приходил. Твое Отсутствие – это лишь Занавес имен, хотя Ты и не уходил. Я умоляю Тебя, во имя тех святых откровений, которые Ты иногда посылаешь мне, во имя этих высших моментов моего существования, я прошу Тебя, не отдавай меня обратно моему «я», после того как Ты вырвал меня у него. Не позволяй мне снова увидеть свою душу, после того как Ты однажды спрятал меня от меня самого! Умножь число тех, кто ненавидит меня в Твоих городах, подними на меня тех преданных Тебе, кто требует моей смерти!

   Вдруг, увидев меня, он повернулся и подошел ко мне с улыбкой.

   – Абу Хасан, – сказал он, – ты знаешь, в моих поисках я не продвинулся дальше первой ступени.

   – Как же так? – удивился я. – Первая ступень? Какое же состояние может быть более возвышенным, чем то, что я сейчас видел?

   – Нет, – ответил он, – я ошибся, это даже не первый шаг простого верующего, это первая ступень неверия! – И он, выкрикнув три раза что-то нечленораздельное, упал на землю. Я увидел кровь у него на губах и хотел помочь ему, но он приказал мне жестом удалиться, тогда я оставил его наедине с самим собой.

   На следующее утро я увидел его в мечети Мансура. Он взял меня за руку, склонился к моему уху и тихо сказал:

   – Не говори людям о том, что ты видел вчера.

   Однажды я увидел Халладжа на катийском рынке. Он горько плакал и кричал:

   – Люди, спрячьте меня от Бога! Спрячьте меня от Бога! Спрячьте меня от Бога! Он забрал меня у меня самого и не отдает назад. Я не могу служить, как я должен служить в Его Присутствии, потому что боюсь, что Он снова оставит меня в одиночестве. Он бросит меня, Он покинет меня! Горе человеку, который будет отвержен, после того как узнает радость Его Присутствия!

   Люди плакали, слыша его слова. Халладж замолчал и пошел к воротам в мечеть Аттаба, там остановился и заговорил снова, часть из того, что он говорил, мы поняли, но многое было совершенно непонятно.

   Вот то из его речи, что стало нам понятно:

   – Поистине, если Он создает какое-либо существо, то делает это из благих побуждений по отношению к нему. И если Он по временам является в сиянии перед Своим созданием и по временам скрывается под Покровом, то все это для того, чтобы существо продолжало двигаться вперед. Если бы Свет никогда не появлялся, люди отрицали бы существование Бога. Если бы Он никогда не скрывался за Покровом, все постоянно находились бы под Его воздействием. Поэтому Он не допускает, чтобы эти состояния длились вечно. Для меня сейчас нет Покрова между Ним и мной, ни тени, ни минуты передышки. Все, что было у меня человеческого, умерло в Его Божественности, в то время как мое тело сгорает в огне Его Энергии, так что не остается ни следов, ни воспоминаний, ни лица, ни слова.

   Потом он произнес то, что мы не смогли понять:

   – Вы должны понять следующее: обычные материальные вещи замещают атом за атомом в его Божественном Существе; отдельные, практические решения Он принимает как человек.

   Затем он прочитал следующие стихи:

 

Пророчество – Светильник мирового света;

Как и восторг – они одной природы.

Дыхание Духа исходит из меня;

И мысль моя трубит в трубу Судьбы.

Видение обмолвилось об этом.

И Моисей стоит перед глазами моими на горе Синай».