Эрик Шредер

Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Инквизиция

 

   О необходимости творения добра и препятствования злу рационалисты говорили твердо: это обязанность всех верующих, и принуждать к этому следует даже с помощью меча. И в 218 году халиф (который утверждал, что лучше выигрывать в споре, чем в битве) учредил инквизицию, чтобы заставить людей принять точку зрения сотворенности Корана. Вот его указания правителю Багдада:

   «Правитель правоверных опасается, что толпа неблагоразумных и невежественных людей, не ищущих просвещения разума и способности отличать Бога от его творений, впадает в еретические рассуждения, считая, что Откровение Корана было Началом, а не создано Им в должное время, тогда как Всевышний сказал: «Истинно Мы создали этот Коран на арабском», а все, что Он создал, Он сотворил. И эти люди утверждают, что они – настоящие хранители Заповедей и что они олицетворяют Истинный путь и Веру.

   Нам надлежит усомниться в честности таких людей, и их свидетельства не должны иметь силы.

   Поэтому ты должен собрать всех судей твоих земель, и прочитать им это, и вызнать их убеждения о сотворенности Корана. И все судьи, признающие сотворенность Корана, должны допрашивать приходящих к ним людей и не верить показаниям не признавших сотворенность Книги. У тебя должны быть доклады всех судей. Будут даны соответствующие распоряжения».

* * *
   Судья и его товарищи размышляли за утренней трапезой: а был ли Коран сотворен?

   Мы узнали это от Абу Нуайма, который узнал от Сулеймана ибн Исы, который узнал от Суфьяна Тхаури, который сказал: «Хаммад сказал мне: «Иди скажи Абу Ханифе, что я не буду иметь с ним дела, потому что он многобожник». Суфьян так и сделал, сказал Сулейман, потому что он часто говорил о том, что Коран сотворен.

   Но:

   Всевышний сказал: «Истинно Мы создали этот Коран на арабском». Теперь, что бы Он ни создавал, Он сотворил. Коран следует понимать образно. Когда нет доказательств, мы не можем понимать по-другому. И когда их нет, мы должны понимать его образно. И:

   Всевышний сказал:

   «Мы говорим тебе о пророках».

   И это значит – о том, что уже случилось раньше. Это предполагает, что Он говорит о событиях, следующих за теми, про которые сказано в Коране.

   Но:

   Заповеди, которые мы узнали от Алида Джафара ибн Мухаммеда, о том, что Коран – не Творец и не сотворен, являются истинными и совершенными, потому что он узнал о них от дяди по отцовской линии Зейда ибн Али, который услышал их от своего деда Али ибн Хусейна, праправнука пророка.

   Но:

   Не может быть сомнений в том, что слова Всевышнего «Мы послали Ноя к народу его» если существовали (в вечности) во времена, когда не было ни Ноя, ни его народа, то были словами о том, чего нет, в сущности, обманом.

   И точно так же Его слова «сними свою обувь», обращенные (в вечности) к Моисею, когда Моисей не существовал, были бы обращением к несуществующему, а как можно говорить с тем, чего нет?

   Из этого следует, что все веления, о которых говорится в Коране, должны быть сказаны людям в то время, когда им действительно говорились. Они должны существовать во времени, а не в вечности.

   Но:

   Мухаммед ибн Хусейн говорит нам, что, по словам Амра ибн Кайса, который услышал это от Абу Кайса из Мала, которому сказал Атиуйя, который слышал это от Абу Саида Кудри, которому пророк – да благословит его Аллах и приветствует – сказал: «Слово Всевышнего превосходит другие слова, как Всевышний превосходит Его творения».

   Это не только означает то, что Коран – это Слово Всевышнего, но и предполагает разницу между Словом Всевышнего и Творением Всевышнего.

   Но:

   Всевышний сказал: «Когда приходит смерть, они возвращаются ко Всевышнему, к своему истинному Господину».

   И это доказывает, что Он – не Его создания и Его создания – это не Он!



   Судья и его товарищи продолжают трапезу…

* * *
   Следующее письмо халифа приказывало правителю Багдада прислать семь человек из Ракки для допроса. И прислали, и допрашивали, и, когда они признали сотворенность Корана, вернули в Багдад. Правителю было приказано сообщить всем юристам, шейхам и традиционалистам о том, что признали эти семеро. Некоторые теперь уступили, другие все еще отказывались.

   «Я шел с Аббасом ибн Абд аль-Азимом, – рассказывает Абу Бакр, – к Абу Абдуллаху ибн Ханбалу[135] (великому знатоку основ Закона); у Аббаса были к нему вопросы.

   – Недавно стали говорить, что Коран не сотворен и не несотворен, – начал Аббас. – Я считаю таких людей большей опасностью, чем даже джахмитов, которые не признают символов Всевышнего. Горе тебе: если ты говоришь, что Книга не сотворена, ты должен признать, что она сотворена.

   – Да, эти люди – грешники, – согласился Ибн Ханбал.

   – Но что об этом думаешь ты сам? – спросил Аббас.

   Ибн Ханбал, казалось, был изумлен.

   – А есть какие-то сомнения, – воскликнул он, – если Всевышний сказал: «Не творение и не повеление его», и еще он сказал: «Милосердный научил Корану и создал человека».

   Он указал на разницу между Кораном и Человеком и разницу слов «научить» и «создать». «Научить», «создать», – повторил он несколько раз, доказывая различие. Коран, сказал он, – это Знание Всевышнего, и в нем его Имена и Свойства. Во что верят эти люди? Они не верят в то, что Свойства не созданы, что Всевышний вечно Всемогущий, Знающий, Непоколебимый, Мудрый, Слышащий, Видящий? А мы не сомневаемся, что Его Качества не созданы и Его Знание не создано, и, если Коран – это часть Его Знания и в нем Его Имена, мы не можем сомневаться в том, что и Книга не создана. Это Слово Всевышнего, и Он говорит им вечно.

   – Чем же неверие хуже этого? – кричал он. – Хуже, чем мысль о сотворении Корана? Ведь эти люди также должны думать, что сотворены Имена Всевышнего и Его Знание. Люди слишком просто говорят об этом: только о сотворении Корана, они даже относятся к этому как к шутке. Они не понимают, насколько это серьезно. Потому что это неверие. Я не люблю отвечать на некоторые вопросы, которые задают мне люди. Но об этом я вообще не хочу разговаривать. Я слышал, меня называют не открывающим рта.

   – Тогда, – сказал я, – человека, который считает Коран сотворенным, но не говорит о том, что сотворены Его Свойства и Его Знание, я должен называть неверующим?

   – Да, он неверующий, – ответил Ибн Ханбал. – О Коране у нас не может быть никаких сомнений. Для нас в нем – Имена Всевышнего и часть Его Знания, и для нас каждый, кто говорит о том, что он создан, – неверующий.

   Я чуть было не начал спор, когда вмешался Аббас, внимательно слушавший все, что было сказано.

   – Ты услышал недостаточно?

   – Более чем достаточно, – ответил Ибн Ханбал».



   Затем Мамун приказал правителю собрать всех инакомыслящих для допроса. Когда созванным юристам прочитали письмо халифа, они вели себя нерешительно и отвечали двусмысленно, избегая и согласия, и отрицания.

   – Скажи, – потребовал правитель от Бишра ибн Валида, – Коран сотворен или нет?

   – Я уже говорил об этом, и не только об этом самому правителю правоверных, – отвечал Бишр.

   – А что ты скажешь сейчас?

   – Я считаю так: Коран – это Слово Всевышнего.

   – Разумеется, – сказал правитель. – Но я спрашиваю у тебя: сотворен ли он?

   – Я не могу ответить иначе, чем я ответил, – сказал Бишр, – и, более того, у меня есть особое разрешение правителя правоверных, освобождающее меня от подобных разговоров.

   – А что скажешь ты? – спрашивал правитель, повернувшись к Ибн Аби Мукатилу.

   – Коран – это Слово Всевышнего, – ответил тот. – Но когда правитель правоверных приказывает нам что-то, услышать приказ – значит повиноваться ему.

   Так же ответил и Зияди.

   Тогда правитель спросил Ибн Ханбала.

   – Это Слово Всевышнего.

   – Сотворен ли он? – настаивал правитель.

   – Это Слово Всевышнего, – повторил Ибн Ханбал, – и это все, что я скажу.

   Были спрошены все остальные, и их ответы записывались.

   Ответ Ибн Баки был таков:

   – Я утверждаю, что Коран был создан и явлен в сущее, и об этом говорит открытый нам текст.

   – А что создано, то сотворено? – добивался ответа правитель.

   – Да, – сказал он.

   – Следовательно, – произнес правитель, – Коран сотворен.

   – Я говорю, что он сотворен, – ответил Ибн Бака.

   Отчет обо всех этих свидетельствах был отправлен Мамуну, после чего последовало предписание:

   «Ты должен приостановить работу судебных властей, пока не убедишься в том, что характер мыслей каждого человека заключен в признании положения, что Коран сотворен.

   Что касается Бишра, то он лжец: правитель правоверных не дает ему никакого освобождения, правитель правоверных только слышал его искреннее заявление о том, что Коран сотворен. Вызови его для дальнейшего допроса: если он покается, обнародуй его покаяние, но, если он будет упорствовать в своем неверии, еретически отрицая сотворенность Книги, пришли мне его голову. Также поступи и с Ибрахимом ибн Махди, согласится – хорошо, нет – рубите ему голову. А Ибн Аби Мукатилу напомни, что это он однажды сказал правителю правоверных: несомненно, в твоей власти освобождать и лишать свободы. А Ибн Ханбалу скажи, что правитель правоверных знаком с источниками, на которых он строит свои доводы, но может сделать из них только один вывод: Ибн Ханбал – невежа и лжец. Ибн Ганиму скажи, что правитель правоверных знает, что он делал в Египте и сколько денег получил за один год своей судейской службы. Все упрямые инакомыслящие, чьи имена стоят за Бишром и Ибрахимом ибн Махди в твоем списке, должны быть присланы сюда плененными для допроса, а в случае сопротивления – казнены».

   Услышав это предписание, не уступили только Ибн Ханбал и трое других.

   Закованных в кандалы по приказу правителя, их везли на допрос к самому халифу, когда пришли вести о его смерти. Это было милосердие Всевышнего к ним.

* * *
   Мамун сидел, опустив голову, задумчивый и печальный. Я боялся приблизиться к нему. Но он взглянул на меня и жестом велел подойти. Я повиновался, но его голова снова склонилась, и так он сидел еще некоторое время.

   Потом он поднял глаза еще раз и сказал:

   – Исмаил, усталость – это естественное состояние души, усталость и жажда перемен. И душа так же радуется одиночеству, как и компании.



   – Человеческие измышления, – сказал Мамун, – не в состоянии повернуть вспять то, что продолжает развиваться, и развить то, что отступает в прошлое.



   Вера – вот лекарство от всех человеческих горестей. А скептицизм лишь рождает скорби.



   Мамун умер во время похода против Византии. Он остановился лагерем в Бадандуне на территории Рима, когда его вдруг охватила лихорадка. Слуги укрыли его одеялами, но он дрожал и кричал: «Холодно! Холодно!» Придя в себя через некоторое время, он спросил, что значило название места Бадандун на греческом.

   – Оно означает «протяни ноги», – сказали ему.

   Этот дурной знак поразил его, и он спросил о названии этой земли.

   – Ракка, – ответили ему.

   Гороскопом, составленным в день его рождения, было предсказано, что он умрет в Ракке, поэтому он старался надолго не оставаться в мусульманском городе Ракке на Евфрате. Когда он услышал этот ответ от римлян, он все понял и перестал надеяться.

   – О Ты, Чья власть никогда не исчезнет, – сказал он, – будь милосерден к тому, кто теряет свою власть.

   Когда его брат Мутасим увидел, что он слабеет, он приказал одному из тех, кто находился с ними, произнести Обет Веры. Все было сделано так, как следует, человек стал произносить необходимые формулы повышая голос, в надежде, что халиф сможет повторять за ним.

   – Нет нужды кричать, – сказал лекарь Ибн Масавейх. – Сейчас для него нет разницы между его Господом и Манихеем.

   Мамун открыл глаза, сияющие чудесным светом. Он попытался взять за руку доктора и что-то сказать. Но не смог. Он поднял взгляд к небу, и его глаза наполнились слезами.

Просмотров: 2397