Э. О. Берзин

Юго-Восточная Азия в XIII - XVI веках

Глава 7. Кампучия на рубеже XVI—XVII вв. Испано-португальская колониальная авантюра

 

Первые португальцы появились на территории Кампучии вскоре после 1511 г. Но в отличие от Бирмы и Сиама в городах этой страны вплоть до 70-х годов XVI в., по-видимому, не существовало сколько-нибудь значительных общин из числа постоянно проживающих португальцев. Ничего не известно до этого времени и о португальских наемниках в кхмерской армии, хотя единичные случаи использования таких наемников, возможно, имели место.

Первые документально засвидетельствованные португальские наемники, так же как и первые католические миссионеры после Гаспара де Круса, появляются в Кампучии в 1583— 1584 гг. Это был период тяжелых испытаний для страны — голод, эпидемия, неудачная война с Сиамом. Поэтому, видимо, не слишком далеки от истины утверждения португальских миссионеров, что они прибыли в Кампучию по личному приглашению короля Сатхи [140, с. 28]. 

В 1583 (или 1584 г.)1 в Кампучию из Малакки прибыли два доминиканских монаха — Лопо Кардозо и Жуан Мадейра. Их попытка начать христианскую пропаганду вызвала враждебную оеакцию буддийских монахов. Впрочем, как вскоре выяснилось, и король Сатха нуждался не в миссионерских услугах португальских монахов, а в их торговом посредничестве. Лопо Кардозо, едва прибыв, должен был, по просьбе Сатхи, вернуться в Малакку для закупки товаров [140, с. 30] (судя по всему, речь шла о рисе, который поступал в Малакку из разных стран Юго-Восточной Азии; в Кампучии тогда свирепствовал голод). Недолго продержался и Жуан Мадейра. Уже в 1584 г. он отбыл в Малакку, а на его место прибыл доминиканец Сильвестр д'Азеведо, которому суждено было сыграть видную роль в политических событиях этого десятилетия. Вскоре к нему присоединились два собрата по ордену — Рейнальдо де Санта Мария и Гаспар де Сальвадор. Эти двое, испугавшись угроз буддийского духовенства, вскоре бежали. В августе 1585 г. им на смену из Малакки прислали двух доминиканцев и нескольких францисканцев. Часть из них вскоре вернулась в Малакку или в более гостеприимный для миссионеров Сиам. Тем не менее руководство монашеских орденов в Малакке упорно продолжало засылать своих агентов в Кампучию. К португальским миссионерам постепенно стали присоединяться и испанские проповедники (с Филиппин)2[140, с. 33].

Все эти миссионеры не добились ни малейших успехов в деле евангелизации Кампучии. Зато они имели массу неприятностей от ревностных буддистов, которых оскорбляли бестактные выпады против их религии со стороны католических монахов. Король Сатха, как правило, мало чем мог помочь незадачливым проповедникам.

Первым реалистически оценил обстановку в Кампучии и применился к ней Сильвестр д'Азеведо. Избегая столкновений с буддийским духовенством, он сосредоточил свою религиозную деятельность в среде проживающих в Ловеке и Пном-Пене иностранцев (тямов, малайцев, японцев, нескольких португальских купцов). Благодаря своему дипломатическому искусству д'Азеведо к концу 1584 г. сделался доверенным лицом короля Сатхи [140, с. 31]. В деле распространения португальского влияния при кампучийском дворе д'Азеведо тесно сотрудничал с португальским авантюристом Диего Велозу [140, с. 36].

23-летний Диего Велозу приехал в Кампучию в 1583. г. с группой таких же, как и он, искателей приключений, которым надоела низкооплачиваемая служба в португальской армии. Эта группа послужила ядром, на базе которого Диего Велозу создал отряд португальских телохранителей для короля Сатхи. Сатха, все меньше доверявший окружавшим его кхмерским феодалам (особенно своим братьям), придавал этой наемной гвардии огромное значение. Чтобы прочнее привязать к себе Велозу, он выдал за него замуж свою двоюродную сестру, пожаловал ему высокие титулы. Кхмерские хроники сообщают, что он носил даже звание «приемного сына» короля [36, с. 220; 140, с. 36].

Относительно положения при дворе Сатхи д'Азеведо хроники того времени сообщают следующее: «В прошлом раб, он достиг самой высокой степени уважения, какая только существовала в королевстве. Король называл его Пае (отец по-португальски) и следовал его советам во всем... он посылал в качестве милостыни доминиканскому монастырю в Малакке джонки, груженные рисом» [36, с. 221].

«Отец» и «приемный сын» короля совместными усилиями стремились втянуть страну в сферу португальского влияния. По их совету Сатха направлял в Малакку искательные письма с просьбой прислать миссионеров и военную помощь. Но португальская Малакка, сильно ослабленная к этому времени постоянной борьбой с султанатами Джохор, Аче и другими мусульманскими государствами Индонезии, не могла оказать Сатхе реальной военной поддержки. Малаккские власти охотно присылали все новых миссионеров, а в отношении остального отделывались туманными обещаниями [140, с. 31, 36].

В 1589 г. д'Азеведо умер, так и не выполнив ничего из того, что он сулил королю. Вскоре Сатха, потеряв всякую надежду на получение помощи от Малакки, решил переориентироваться и обратиться с аналогичной просьбой к испанскому генерал- губернатору на Филиппинах. Принятие этого решения ускорил тот факт, что с начала 90-х годов европейская колония в Кампучии стала пополняться за счет испанских авантюристов с Филиппин. Один из них, Блас Руис де Эрнан Гонсалес сумел заслужить особое благоволение Сатхи и, так же как Велозу, удостоился звания «приемного сына» короля [140, с. 37].

20 июля 1593 г., когда, по-видимому, уже стало известно, что войска Наресуана перешли кампучийскую границу, король Сатха направил генерал-губернатору Филиппин письмо, написанное по традиции на золотом листе. В этом письме он настоятельно просил о военной помощи, обещая в обмен предоставить испанцам торговые привилегии и разрешение свободно проповедовать христианство. Не доверяя своим придворным, Сатха составил посольство (которому было поручено доставить это письмо) целиком из европейцев — португальцев Диего Велозу и Панталео Карнейру и испанского капитана Грегорио Варгаса. Бласа Руиса он оставил при себе в качестве командира европейской гвардии [140, с. 37].

Корабль с посольством достиг Манилы в исключительно короткий для того времени срок — за одну неделю. Но генерал-губернатор Гомес Перес Дасмариньяс не спешил с ответом, Он был занят подготовкой карательного похода против Молукк, свергнувших испанское господство, и это предприятие требовало напряжения всех военных ресурсов испанской колонии на Филиппинах. Только 27 сентября 1593 г. он составил ответ, в котором предлагал посредничество в переговорах с сиамским королем, не связывая себя никакими другими обещаниями. Не успели послы Сатхи выехать обратно с этим письмом, как в испанской эскадре вспыхнуло восстание азиатской части экипажа. 30 сентября китайские матросы флагманского корабля убили Гомеса Дасмариньяса и увели корабль во Вьетнам. Письмо стало неактуальным [114, с. 66].

Только четыре с половиной месяца спустя новый губернатор (точнее, временно исполняющий эту должность Луис Перес Дасмариньяссын убитого) вручил 8 февраля 1594 г. Велозу и его коллегам новое письмо с разного рода тухманными обещаниями, а по существу мало отличавшееся от прежнего. Для выяснения обстановки в Кампучии Луис Дасмариньяс отправил на том же корабле в Ловек собственное посольство во главе с Диего де Вильянуэва [36, с. 224; 140, с. 38]. Прибыв в страну в конце февраля 1594 г., послы Сатхи и Дасмариньяса узнали, что Сатхи в стране больше нет, а Ловек еще в январе 1594 г. занят Наресуаном. Сиамцы тут же арестовали всю компанию и отправили в Аютию. Туда же еще раньше был отправлен Блас Руис вместе с другими взятыми в плен испано-португальскими гвардейцами и миссионерами, но ему по дороге удалось бежать. 20 июля 1594 г. он добрался до Манилы и первый сообщил генерал-губернатору о постигшей Кампучию катастрофе [114, с. 66; 140, с. 38; 210, с. 79].

Оказавшись в Сиаме, Велозу быстро приспособился к местным условиям. Он завоевал доверие Наресуана, если верить португальским источникам, тем, что поразил его воображение — обещал добыть «философский камень», который якобы хранится в Маниле. На деле Наресуана, конечно, гораздо больше интересовали поставки огнестрельного оружия для нужд продолжающейся войны с Бирмой. Именно с этой целью он в октябре 1594 г. снарядил посольство в Манилу. Во главе посольства был поставлен крупный сиамский чиновник Аконси (Кун Си). В качестве переводчика ему был придан Велозу. На посольский корабль погрузили большое количество шелковых тканей, росный ладан, слоновую кость, двух слонов и другие товары, чтобы было чем расплачиваться за испанское оружие [36, с. 224; 140, с. 39; 210, с. 80].

В устье Менама посольский корабль встретил нескольких сиамцев, бежавших из Кампучии, которые рассказали, что вся страна охвачена восстанием и на престоле вновь утвердился кхмерский король. Послы и Велозу, естественно, решили, что Сатха вновь отвоевал свой трон.

На деле скомпрометированный Сатха продолжал скрываться в Лаосе, где он вскоре умер. Мощное антисиамское восстание возглавил дальний родственник королевской семьи3 Тюнг Прей. Благодаря своим выдающимся военным и дипломатическим способностям он сумел сплотить разрозненные группы сопротивления, в большой тайне собрал значительное войско и всего через 8 месяцев после январской катастрофы внезапно ворвался в Ловек, сиамский гарнизон которого совсем не ожидал нападения. 20 тыс. оккупантов было перебито на улицах Ловека. Сиамский губернатор был схвачен и казнен. После этого Тюнг Прей был провозглашен королем под именем Прах Реама. Он не остался в Ловеке, укрепления которого сильно пострадали от военных действий, а перенес столицу в самую неприступную крепость страны — Срей Сантхор [36, с. 225; 56, с. 67; 114, с. 67].

Между тем посольство Кун Си продолжало плавание и прибыло в Малакку. Здесь стало известно о побеге Блас Руиса и других наемников Сатхи в Манилу. В сочетании с известиями из Кампучии эта новость насторожила сиамского посла. Он не без основания решил, что прием, который ему теперь окажут в Маниле, будет далек от сердечного. Поэтому он приказал выгрузить и продать посольские товары в Малакке. Но Диего Велозу уже принял свои меры. Как деликатно выражаются португальские хроники, Кун Си «внезапно умер»4, а Велозу захватил власть на корабле и повел его в Манилу. По дороге он, видимо, приторговывал, а, может быть, и занимался пиратством, потому что прибыл в Манилу только 10 июня 1595 г. [140, с. 39].

Соединившись с Бласом Руисом и другими беглецами из Сиама, Велозу начал в Маниле усиленную агитацию за посылку военной экспедиции в Кампучию. В этом его активно поддерживало руководство монашеских орденов. Генерал-губернатор Луис Дасмариньяс уже раньше склонялся к тому, чтобы принять это предложение, но его заместитель генерал-лейтенант Антонио де Морга и часть членов губернаторского совета резко возражали, указывая, что новая колониальная авантюра в настоящее время окажется непосильной для испанских военных сил на Филиппинах [210, с. 82]. Тогда Велозу бросил на чашу весов решающий аргумент — письмо, которое он привез из Сиама от Грегорио Руиса, бывшего главой францисканской миссии в Кампучии. В качестве эксперта по Восточному Индокитаю Грегорио Руис представил развернутый план завоевания не только Кампучии, но и Тямпы. План Руиса горячо поддержал в своем письме от 11 апреля 1595 г. епископ Малакки Жуан Рибейро Гайо. Сопротивление скептиков было, таким образом, сломлено [140, с. 40].

3 августа 1595 г. Диего Велозу и капитан Варгас в качестве «полномочных послов» Сатхи подписали с испанским генерал-губернатором договор о подчинении Кампучии Испании, включающий такие пункты, как размещение в стране испанских гарнизонов и обращение в христианство короля и королевы, а затем и всех кхмеров [36, с. 228; 140, с. 40].

Снаряжение экспедиции затянулось из-за нехватки средств в губернаторской казне, но монашеские ордена по такому случаю, в виде исключения, открыли свои сундуки, и 18 января 1596 г. испанская военная эскадра из трех кораблей вышла, наконец, в море. Командовать экспедицией было поручено генералу Жуану Хуаресу Гальинато. На борту эскадры находилось 120 испанских солдат и вспомогательный отряд из японцев и филиппинцев. Кроме Велозу, Бласа Руиса и других кампучийских ветеранов, экспедицию сопровождала группа доминиканских монахов во главе с отцом Хименесом, который исполнял обязанности заместителя Гальинато [114, с. 67; 140, с. 40—41; 210, с. 81].

Почти сразу же после выхода из Манилы испанскую эскадру разметал шторм. Однако корабли под командой Велозу и Руиса в феврале 1596 г. по одиночке достигли берегов Кампучии. Прибыв в Пном-Пень, испанцы увидели, что ситуация в стране совсем не такая, как они ожидали. Тюнг Прей оказал им любезный прием, но не пожелал воспользоваться их военными услугами. В отличие от своего предшественника Тюнг Прей предпочитал опираться на наемную гвардию из малайцев и тямов. Испанцам было предложено поселиться на общих основаниях в иностранном квартале Пном-Пеня. Большую часть иностранного предместья Пном-Пеня занимали зажиточные китайские купцы и ремесленники. Испанцы с алчностью смотрели на их богатства. Китайцы, в свою очередь, весьма неприязненно относились к своим новым соседям, потому что китайское торговое мореходство в XVI в. много страдало от пиратских действий испанцев и португальцев. В апреле 1596 г. в Пном-Пень прибыли шесть китайских джонок, владельцы которых были ограблены на Филиппинах. Это обострило отношения в иностранном предместье до предела, и 12 апреля 1596 г. вспыхнул вооруженный конфликт. Пользуясь своим превосходством в оружии и воинской выучке, испанцы захватили эти шесть джонок со всеми товарами и дочиста разграбили китайский квартал. Более 100 китайских купцов были убиты, а их дома сожжены [36, с, 226; 114, с. 67; 140, с. 41].

Этот дикий акт насилия вызвал определенную реакцию со стороны кхмерского короля. Тюнг Прей, однако, не послал против отряда Велозу войск, так как это означало бы открытую войну с Испанией, а он не чувствовал себя к ней готовым (большая часть кампучийской армии во главе с тямским генералом Канконой и малайским адмиралом Ок Кун Лакшаманой воевала в это время на тямской границе). Он только потребовал, чтобы испанцы полностью возместили все убытки потерпевшим, а также вернули награбленное добро. Велозу и Блас Руис, со своей стороны, предлагали только принести извинения без всякой материальной компенсации. Переговоры затянулись на несколько недель. Видя, что король не решается прибегнуть к силе, испанцы осмелели и решили сами нанести первый удар. Взяв с собой 50 мушкетеров, Велозу, Блас Руис и Хименес 12 мая под покровом ночи ворвались в королевский дворец. Испанцам удалось сразу взорвать пороховые погреба Срей Сант-хора. Это усилило замешательство и принесло успех нападавшим. Доминиканский монах Кирога де Сан Антонио с большим энтузиазмом описывает эту резню, в которой приняли участие его собратья по ордену: «Испанцы, — пишет он, — перешли через две реки и обратили в бегство стражу, стоявшую на одном из мостов. Дойдя до дворца к двум часам ночи, они бросились в атаку, как львы. Испанцы разрушали стены и перегородки, брали приступом башни, ломали двери, убивали людей и продвигались вперед с быстротой молнии. Король с женами бежал, но его настигла пуля и он был убит. Сражение было таким жестоким, что земля дрожала под ногами испанцев. Когда взошло солнце, стали видны следы содеянного: разрушенный дворец, земля, покрытая трупами, улицы, красные от крови, — женщины испускали вопли скорби, одни по своим мужьям, другие по сыновьям и братьям. Город выглядел, как горящий Рим, разрушенная Троя или обращенный в развалины Карфаген. И это не преувеличение, а чистая правда; и это еще не самое страшное, что сделали в ту ночь сорок один испанец» (цит. по [36, с. 226—227]).

После этого испанцы беспрепятственно вернулись в Пном-Пень. Преследовать их было некому. Большая часть армии находилась вдали от столицы. 15 мая 1506 г. в город прибыл, наконец, корабль командующего экспедицией Гальинато. Узнав об этом, некоторые кхмерские феодалы явились в испанский лагерь с предложением восстановить на троне Сатху. Большинство кхмеров, однако, возмущенное убийством короля, не желало вести никаких переговоров с иноземцами. Положение небольшого испанского отряда становилось более опасным. Перед лицом сложившейся ситуации Гальинато решил дезавуировать все действия Велозу и компании. Он заставил их вернуть все добро, награбленное у китайцев и во дворце, уплатил компенсацию за то, что было сожжено, и в июле 1596 г. отплыл из Кампучии, забрав всех участников экспедиции [36, с. 227; 140, с. 42; 210, с. 85—86].

Велозу и Бласа Руиса совсем не устраивала такая развязка. Когда эскадра Гальинато на обратном пути проходила мимо порта Файфо, они высадились на берег и через Вьетнам отправились в Лаос на поиски Сатхи. Когда в октябре 1596 г. они прибыли во Вьентян, оказалось, что и Сатха и его старший сын Чей Четта I уже умерли. В живых остался только 18-летний младший сын Сатхи Понья Тон (Баром Реатеа II) [140, с. 43].

Между тем в Кампучии шла борьба между двумя претендентами на власть — вторым сыном Тюнг Прея — Чао Понья Ну, которого посадила на трон малайская и тямская гвардия при поддержке местных китайцев и японцев, и принцем Чао Понья Кео, которого поддерживала часть кхмерских феодалов. Эта борьба истощала страну, и поэтому в Кампучии вскоре образовалась третья партия, стоявшая за то, чтобы призвать на трон «законного» (коронованного еще в 1584 г.) Понья Тона. Поэтому, когда весной 1597 г. Понья Тон (Баром Реатеа II) в сопровождении выделенного ему королем Тхаммикаратом корпуса лаосских войск начал спускаться вниз по Меконгу, его на полпути встретила делегация виднейших кхмерских феодалов. Два других претендента, потеряв большинство сторонников, сошли с политической сцены и в мае 1597 г. Баром Реатеа II утвердился на троне в Срей Сантхоре [36, с. 227—228; 114, с. 68].

Диего Велозу и Блас Руис заняли при дворе Баром Реатеа II (1597—1599) еще более высокое положение, чем во времена его отца. Он назначил их губернаторами провинций Бапхном и Треанг, контролировавших доступы к Кампучии со стороны дельты Меконга [114, с. 68]. В страну вновь потянулись толпы испанских и португальских авантюристов, привлеченных высоким жалованьем, которое им сулили Велозу и Руис.

Между тем медовый месяц правления Баром Реатеа II быстро подошел к концу. Он оказался совсем неспособным управлять страной в сложных и критических обстоятельствах. Мачеха, тетка и бабка короля образовали придворную партию, которая в союзе с адмиралом Лакшаманой стремилась полностью отстранить Баром Реатеа II от власти. Король чем дальше, тем больше утверждался в мысли, что его единственное спасение в том, чтобы заручиться испано-португальской помощью. Он неоднократно отправлял униженные письма в Малакку, Манилу и даже в Гоа, заверяя, что он с детства привык к опеке католических монахов и не может теперь без нее обойтись [140, с. 46, 51]5.

В августе 1598 г. он направил в Манилу специальное посольство с просьбой о немедленной помощи. В письме, отправленном с этим посольством, шла речь о постройке на территории Кампучии форта и о размещении там испанского гарнизона. Король, однако, признавался, что неспособен построить такую крепость за свой счет [140, с. 52]. Но и казна генерал-губернатора Филиппин Франсиско де Гусмана тоже была пуста. Выход предложил бывший губернатор Луис Перес Дасмариньяс. Он изъявил готовность финансировать военную экспедицию при условии, что ему будет предоставлен за это пост генерал-губернатора Кампучии [140, с. 53].

17 сентября 1598 г. испанская эскадра из трех кораблей вышла из Манилы. Но шторм снова спутал планы испанцев. Один из кораблей утонул, другой потерпел крушение у берегов Китая. Только один корабль под командой капитана Луиса Ортиса (Дасмариньяс после крушения у берегов Китая благоразумно предпочел ожидать развития событий в Маниле) в октябре 1598 г. прибыл в Пном-Пень. На нем находилась также группа доминиканских монахов во главе с отцом Мальдонадо. Силы испанцев были в этот момент слишком незначительны для вооруженного вмешательства в Кампучии. Но когда в декабре 1598 г. в Пном-Пень прибыл еще один корабль из Манилы с подкреплением и боеприпасами для высланной ранее эскадры, а в начале 1599 г. сюда же прибыл японский торгово-пиратский корабль под командой японо-португальского метиса Гувеа, который согласился принять участие в авантюре, положение испанцев значительно укрепилось [140, с. 53—54).

Опираясь на эту силу, Велозу, Руис и Мальдонадо начали переговоры с Баром Реатеа II об установлении испанского протектората над Кампучией. Переговоры затянулись на несколько месяцев. Баром Реатеа II резонно страшился реакции, которую вызовет в стране известие о переходе под власть иностранной и к тому же чуждой по вере державы. Между тем волнения в стране, вызванные бездарным правлением короля и его чрезмерной близостью к испано-португальцам, продолжали нарастать. Вновь появились на сцене сыновья Тюнг Прея с при-тязаниями на престол. Значительная часть населения считала единственным законным претендентом на трон принца Сорьопора, героя обороны Ловека в 1593—1594 гг., который находился в сиамском плену. В разных провинциях стали вспыхивать разрозненные восстания. Велозу и Руис со своими наемниками и частью кхмерских войск, оставшихся верными королю, к началу лета 1599 г. сумели, однако, подавить эти восстания. После этого они снова вернулись в Срей Сантхор, чтобы решительно повлиять на Баром Реатеа II [114, с. 69].

Король, видимо, уже был готов принять испанские требования. Но в это время при дворе окончательно оформился новый заговор во главе с мачехой короля и ее фаворитом Лакшаманой (он же Окнха Дего). Испанцы сами ускорили переворот своим агрессивным поведением в Пном-Пене, где находился их основной лагерь. В июне 1599 г. капитан Луис Ортис поссорился с малайцами из свиты Лакшаманы и в этой стычке был ранен. В качестве санкций за это комендант испанского лагеря Луис Вильяфранка с испанскими и японскими солдатами (в Пном-Пене было много японцев-христиан) напал на малайский квартал иностранного предместья и сжег его. Лакшамана немедленно привел в действие свою малайско-индонезийскую гвардию, к которой присоединились кхмеры Пном-Пеня и окрестностей. Испанский лагерь был осажден. Велозу и Руис, узнав об этом, поспешили с малым эскортом в Пном-Пень, но по дороге были перехвачены войсками Лакшаманы и убиты. Вскоре был взят штурмом и испанский лагерь. Почти все участники неудачной колониальной авантюры были перебиты. Лишь одному испанскому кораблю удалось прорвать блокаду и с небольшим числом беглецов уйти в Сиам. Вскоре после этого король Баром Реатеа II был убит по приказу Лакшаманы [36, с. 234—235; 114, с. 69; 140, с. 54—55].

После смерти короля Барома Реатеа II на трон был избран принц Понья Ят, дядя убитого и младший брат Сатхи и Сорьопора. Он принял имя Баром Реатеа III (1599—1600). Его не устраивало усиление Лакшаманы и его мусульманской гвардии, и он сумел избавиться от них, отправив их на войну против Тямпы, где они почти все погибли. Но это, в свою очередь, подорвало военную опору королевской власти. В стране вспыхнуло новое крестьянское восстание под руководством «чудотворца» Кео, во многом напоминавшее восстание Най Кана. Не в силах справиться с этим восстанием Баром Реатеа III решил продолжить политику своего племянника по отношению к западным державам. В 1600 г. он разыскал единственного спасшегося во время пномпеньской резни испанского солдата Хуана Диаса и отправил его в качестве своего посла в Манилу с просьбой о помощи и присылке миссионеров. Однако пока шли эти переговоры, Баром Реатеа III был убит оскорбленным им кхмерским феодалом [140, с. 55].

Знать королевства снова собралась на совет, но на этот раз решила не выбирать короля, а лишь назначить регента, который будет охранять трон до возвращения из Сиама принца Сорьопора. На роль регента был приглашен третий сын Сатхи принц Ниум. Ему удалось подавить восстание Кео и казнить предводителя. Но стабильность в стране этим не была еще достигнута. К тому же Кео, сам мечтая о короне, решил укрепить свои позиции, возобновив сношения с испанцами и португальцами. В октябре 1602 г. он направил в Малакку францисканца Консейао с письмом — просьбой о помощи. Малакка откликнулась на этот призыв лишь присылкой новых миссионеров, зато из Манилы в апреле 1603 г. прибыл отряд испанских солдат, присланный генерал-губернатором Педро Браво. Во главе отряда стоял Хуан Диас, ранее бывший послом Баром Реатеа III. Ниум оказал испанцам самый горячий прием, построил для них церковь близ Пном-Пеня, постоянно приглашал ко двору Хуана Диаса и других испанских офицеров. Но так как численность присланного из Манилы отряда была недостаточной для осуществления его политических целей, он уже в мае 1603 г. направил к генерал-губернатору Педро Браво испанского миссионера Иньиго де Санта-Мария с просьбой о присылке новых войск [36, с. 238—239; 140, с. 56—57].

Такая политика Ниума привела к резкому падению его популярности. Большинство феодалов объединилось вокруг вдовствующей королевы (жены Баром Реатеа I), которая обратилась к сиамскому королю Наресуану с просьбой отпустить из плена ее сына Сорьопора. Наресуан, рассчитывавший благодаря Сорьопору укрепить сиамское влияние в Кампучии, выразил согласие. Во второй половине 1603 г. Сорьопор в сопровождении экспедиционного корпуса сиамских войск вторгся в страну. Большая часть кхмерской армии перешла на его сторону. Разбитый в нескольких сражениях Ниум был схвачен и казнен. Сорьопор, переждавший правление пяти королей и одного регента, наконец, сам стал монархом под именем Баром Реатеа IV (1603—1618) [26, с. 88; 36, с. 240].

После 1603 г. испанцы больше не прибегали к военному вмешательству в Кампучии. Однако при испанском дворе в Мадриде, куда новости доходили с большим запозданием, долго еще строили планы покорения этой страны. Миссионеры, вернувшиеся из Кампучии и с Филиппин, один за другим подавали разные проекты королю Филиппу III. Но испанская монархия в начале XVII в. была слишком занята отражением натиска новых колониальных хищников — Голландии и Англии, чтобы всерьез заняться Кампучией




1 Согласно датировке, впервые установленной в Б. Гролье. Португальские церковные историки, писавшие в начале XVII в., ошибочно (или преднамеренно) датировали это событие 1565-1570 гг. [140, с. 28-29]
2 С 1580 г. Португалия и Испания были объединены под властью испанского короля Филиппа II и испанцы получили свободный доступ в страны Индокитая.
3 Точнее сказать, свойственник. Он был племянником одной из жен короля Баром Реатеа I, матери принца Сорьопора. Последний в это время находился в плену в Сиаме, и клан Сорьопора, видимо, сделал ставку на Тюнг Прея.
4 Испанский современник событий Антонио де Морга пишет более откровенно: «Однажды утром... Аконси был найден на джонке мертвым, хотя он лег спать живым и здоровым» [210, с. 80].
5 В качестве иллюстрации можно привести письмо, которое Баром Реатеа II в 1597 г. направил францисканскому ордену в Малакке. «Накве Праункар, суверенный король Камбоджи Ордену и Дому Святого Франциска в Малакке. В знак благодарности за многочисленные добрые услуги, которыми пользовались от португальцев короли — мои предшественники и которые я надеюсь получить сейчас, чтобы не могли сказать, что память об этом долге сотрется в моем сердце, я направил это посольство сразу же, как согласился принять королевскую корону, тогда, когда большие войны могли этому помешать и когда мне нужны были люди, из которых это посольство было составлено. Этим я хотел показать, насколько я уважаю дружбу этого города, а также признать то, что я должен, и установить с ним те же отношения, что и мои предки. Я прошу сейчас у этого Ордена и Дома войти в сношения со мной и позаботиться о том, чтобы вверить богу дела моего королевства, как он это сделал во время короля — моего отца и повелителя. Прошу прислать ко мне священников этого ордена, так как именно они первыми стали проповедовать христианство в моем королевстве (первыми миссионерскую работу в Кампучии начали не францисканцы, а доминиканцы, но Баром Реатеа II послал аналогичные письма и доминиканскому и иезуитскому орденам, в которых каждому отдавал первенство в миссионерском проникновении в страну.— Э. Б.). Еще ребенком я поддерживал с ними отношения и очень их уважаю. Следовательно, христианство имеет здесь полное право на существование; и поскольку мои предки пользовались его благами, я хочу получить их тоже; я говорю это с тем большим основанием, поскольку я стал тем, что эти священники из меня сделали. И для меня представляет большой интерес призвать всех их, чтобы они могли заниматься здесь своими делами. Я обещаю построить для них золоченые храмы и дать им охранные грамоты, чтобы они могли принести утешение здешним христианам, которые с большой настойчивостью просили меня призвать их, поскольку к моему несчастью те, кто прибыл сюда, были убиты джаосами (яванцами.— Э. Б.). Я был этим глубоко опечален, тем более, что невозможно было получить от них удовлетворение. Но я обещаю отомстить за обиду сразу же, как только в королевстве будет установлен мир и войны будут окончены. Я глубоко скорблю об этом Печальном событии. Я прошу у Ордена и Дома ходатайствовать, чтобы мое имущество в Малакке было бы переправлено мне. Преподобный отец Кустод, да хранит Вас Бог».
Просмотров: 4233