Несколько месяцев спустя после изгнания монголо-китайских войск, 21 ноября 1293 г. состоялась торжественная коронация Виджайи. Он принял тронное имя Кертараджаса Джайявардхана. Хотя в отличие от Кертанагары он был прямым потомком Кен Ангрока, ему все же пришлось подкрепить свои права на трон браком с четырьмя дочерьми Кертанагары. Принятое им тронное имя также подчеркивало преемственность власти от всех правителей Восточной Явы XII—XIII вв. Элемент «Керта» был явно заимствован из имени Кертанагары; элемент «Раджаса» был тронным именем Кен Ангрока (позднее, в 1305 г. Виджайя официально дал имя Раджаса основанной им династии) [249, с. 44]. Элемент «Джайя», по мнению голландского ученого Пижо, означал, что Виджайя по женской линии состоял в родстве с королями Кедири, поскольку в их имена обязательно входил этот элемент [227, т. IV, с. 136]. Элемент «Вардхана» Виджайя, по-видимому, заимствовал из имени Вишнувардханы, соправителя его деда, короля Нарасин-гамурти.
Власть Виджайи отнюдь не была абсолютной и охватывала гораздо меньшую территорию, чем власть Кертанагары. Все владения за пределами Восточной и Центральной Явы, кроме о-ва Мадура, по-видимому, были утрачены. О-в Бали отложился еще во время монголо-китайской агрессии. Западная Индонезия после вывода сингасарских войск была предоставлена сама себе, и, подвергаясь агрессии со стороны государства Су-котаи, вынуждена была обратиться за помощью к Юаньскому Китаю. В 1294 г., согласно китайским хроникам, в Пекин (Хан-балык) прибыли посольства из Нан-вон-ли (Ламури, Аче), Су-му-дула (Самудра, Пасей) и Малайю с данью и признанием императора Хубилая своим сюзереном [221, с. 59].
Прямым результатом эгих посольств была грозная нота, которую Хубилай в 1295 г. направил сукотайскому королю Раме Камхенгу. В ней он запрещал Сукотаи продолжать войну против Малайю (подразумевая под этим всю Суматру) [272, с. 301]. Опасаясь вторжения с севера, из Юннани, монголо-китайских войск, Рама Камхенг был вынужден приостановить свое наступление на Суматру.
Тесные связи суматранских государств с Юаньским Китаем продолжались и в последующие десятилетия. В 1299, 1301 гг. Китай посетили посольства из Малайю; в 1309 г. два китайских посла прибыли в Самудру [221, с. 59, 89].
В конце XIII — начале XIV в. на Северной Суматре начинает распространяться мусульманство. Если в 1292 г. Марко Поло называет мусульманским только одно государство на этом острове, а именно Перлак, то в 1294 г. правитель Самудры Малик-уль-Салех заключает династический союз с правителем Перлака, вступив в брак с его дочерью. Судя по всему, именно этим годом следует датировать переход Самудры в ислам и принятие ее правителем мусульманского титула султан и мусульманского имени Малик-уль-Салех (прежнее его имя до нас не дошло) [221, с.89]. Распространение мусульманства на Суматре именно в эти годы, возможно, также было вызвано сукотайской агрессией, против которой северо-суматранские государства объединялись под знаменем джихада. В то же время распространение ислама на Суматре способствовало культурному отчуждению этого острова от Явы, где в XIV в. еще господствовали буддизм и индуизм.
Власть правителя новорожденного государства Маджапахит по сравнению с предыдущим периодом была ограничена не только территориально. Виджайе пришлось фактически поделиться властью со своими соратниками, которые помогли ему захватить престол. Об этом можно судить по надписям начала его правления (надпись в Кудаду 1294 г. и надпись в Пананг-гунгане 1296 г.). Первым сановником с титулом главного советника короля стал, естественно, Вирараджа. Однако в 1294 г. Виджайя еще не отдал ему обещанные «полцарства». Сын Вирараджи Рангга Лаве получил пост министра государственной безопасности и одновременно удел в области Тубан1. Другой сын Вирараджи — Намби получил еще более высокий пост — первого министра Маджапахита. Шурин Вирараджи и дядя Рангга Лаве — Мпу Сора стал первым министром Дахи (Кедири) [249, с. 46-47].
Но это распределение власти, произведенное Виджайсй недолго удовлетворяло награжденных. Скоро между ними началась борьба за передел добычи. Первым взбунтовался самый активный участник событий 1292—1293 гг. талантливый полководец Рангга Лаве. Сохранившийся в яванских источниках рассказ о его мятеже более напоминает нравы Западной Европы того времени, чем нравы «классической» азиатской деспотии. Недовольный тем, что пост первого министра достался не ему, а его сводному брату Намби, Рангга Лаве явился во дворец и в присутствии всех вельмож потребовал исправить «эту несправедливость». Он высказался без обиняков, заявив, что без поддержки Соры и его, Рангга Лаве, «государство рано или поздно рухнет» [249, с. 74]. Затем в кратких, но сильных выражениях Рангга Лаве охарактеризовал личность Намби: «Ты сам (король) хорошо помнишь, как он вел себя во время нашей борьбы. Он был глуп, слаб, труслив, беспомощен. Он не справился ни с одним делом. Короче говоря, он человек, лишенный храбрости и чувства собственного достоинства. Я уверен, что он погубит добрую репутацию государства и равным образом принизит твою репутацию. Я вызываю его на дуэль в любое время, в любом месте» [249, с. 74].
Придворные по-разному реагировали на эту речь. Глава шиваитской церкви стал уговаривать Рангга Лаве вести себя более благопристойно, а герой суматранской войны Махиса Анабранг попросту предложил ему начать военные действия против короля, тогда, мол, станет ясно, кто чего стоит. Рангга Лаве ничего на это не ответил и, не спросив разрешения у короля, в ярости покинул собрание. Выйдя в сад, он стал ждать, что Намби выйдет к нему на поединок. Между тем во дворце король стал совещаться с Сорой. Виджайя склонялся к тому, чтобы предоставить Рангга Лаве пост первого министра. Сора, однако, неожиданно воспротивился этому решению, хотя Рангга Лаве приходился ему родным племянником (по матери), а Намби ему родней не был. Видимо, бесцветная личность Намби гораздо больше устраивала его на таком важном посту, чем талантливый и честолюбивый Рангга Лаве. Его речь при этом тоже не отличалась большой почтительностью. Он сказал: «Ваше Величество, не делайте этого! Иначе нас, маджапахигских вельмож, обвинят в том, что мы боимся смерти. Не уступайте желаниям Лаве. Иначе вы потеряете наше уважение. Пора покончить с вашей симпатией к Лаве, ибо его поведение перешло всякие границы. Я уверен, что Лаве не одержит победы, пока на вашей стороне я и Махиса Анабранг» [249, с. 75].
Доводы Соры убедили Виджайю, и он послал Сору объявить Рангга Лаве королевское решение — смены министров не будет и поединка тоже. После этого Раигге Лаве беспрепятственно покинул Маджапахит. Виджайя даже не пытался его арестовать, чтобы избежать гражданской войны (как оказалось, у Рангга Лаве было слишком много сторонников в столице).
Получив отказ короля, Рангга Лаве отправился за поддержкой к своему отцу, фактически второму лицу в государстве. Но старого интригана Вирараджу менее всего трогали родственные чувства. Он трезво рассчитал, что если он примкнет к Рангга Лаве, то в случае победы получит максимум почетный, но пустой титул отца нового короля. Если же он сейчас сохранит нейтралитет и победит Виджайя, то последнему, ослабленному борьбой с Рангга Лаве, придется выполнить, наконец,, свое обещание и отдать Рангга Лаве «полцарства». Такое решение, помимо всего прочего, соответствовало всегдашней тактике Вирараджи — загребать жар чужими руками.
Утратив надежду на поддержку отца, Рангга Лаве направился в свои владения в Тубане. Туда же устремились его многочисленные сторонники, жившие в столице и центральных районах государства. Но время уже было потеряно. Правительство успело провести мобилизацию войск и поставить мощный заслон у р. Тамбак Берас, служившей южной границей Тубана. Пытаясь с боем переправиться через эту реку, многие сторонники Рангга Лаве были убиты или пленены войсками Виджайи, другие утонули [249, с. 76].
Между тем Рангга Лаве в Тубане также мобилизовал свои силы. Когда маджапахитская армия, форсировав р. Тамбак Берас, подступила к стенам Тубана, Рангга Лаве сам вышел ей навстречу во главе своих войск. В завязавшейся битве королевская армия под командованием Намби потерпела тяжкое поражение. Сам Намби с немногими уцелевшими воинами бежал на юг и укрылся за рекой Тамбак Берас.
Узнав об этом поражении, король Виджайя решил лично возглавить маджапахнтские войска. Была собрана новая армия численностью в 10 тыс. человек. Сора предложил разделить эту армию на три колонны, чтобы одновременно окружить Тубан с запада, юга и востока. В новом сражении под стенами Тубана Рангга Лаве сначала одержал победу, но потом погиб, преследуя противника. По преданию, он вступил в поединок с Махисой Апабрангом, который прикрывал отступление своей колонны за р. Тамбак Берас. Рукопашная схватка происходила прямо в воде, и Махиса Анабрангу удалось утопить Рангга Лаве. Но при этом погиб и оп сам. Молва приписывала его смерть Соре, в котором при виде гибели племянника внезапно пробудились родственные чувства, и он нанес его убийце удар в спину [249, с. 78].
Но цели Соры, даже если он действительно убил Махису Анабранга в суматохе отступления, внезапно превратившегося в победу, конечно, были другие. Он, видимо, хотел избавиться от ставшего чересчур популярным полководца, который мог преградить ему путь к высшим ступеням власти.
Эти события произошли в 1295 г. Сразу после смерти Рангга Лаве Вирараджа потребовал от короля вознаграждения. Виджайе пришлось уступить ему три восточные провинции Явы с центром в Лумаджанге (будущее королевство Баламбанган), где Вирараджа вскоре стал вести себя как независимый монарх [249, с. 51].
Желая укрепить свои пошатнувшиеся позиции верховного государя Маджапахита и обеспечить преемственность власти, Виджайя в том же, 1295 г. короновал своего сына Джайянагару и сделал его как бы своим соправителем с титулом принца Кедири, хотя тому было всего около двух лет [227, т. III, с. 52— 53] (судя по всему, Виджайя до самой смерти неуверенно чувствовал себя на троне, на который покушались один за другим его бывшие соратники).
В 1298—1300 гг. ему пришлось вести войну со своим самым старым сподвижником — Сорой, бывшим одним из двенадцати человек, сопровождавших его летом 1292 г. при бегстве на Ма- дуру. Это восстание ему удалось подавить с большим трудом [56, ;с. 77; 100, с. 233; 249, с, 52]. В 1302 г. он начал борьбу с мятежом еше одного своего полководца — Джуру Демунга; это восстание было окончательно подавлено только после смерти Виджайи.
Во внутренней политике Виджайя продолжал курс своего предшественника Кертанагары, опираясь в первую очередь на буддийское духовенство, хотя и отказался от замысла Кертана-гары слить обе религии в один культ под своим руководством. После смерти Виджайя был обожествлен и в качестве Будды и в качестве Шивы, но его заупокойный шиваигский храм находился в провинции, а буддийский храм — в столице, на территории королевского кратона [249, с. 52].
На престол взошел пятнадцатилетний сын Виджайи от суматранской принцессы Джайянагара (1309—1328), Первая половина его правления, в котором активно участвовала его мать, Дара Петак, была заполнена борьбой с феодальными мятежами.
После смерти Виджайи Вирараджа прекратил всякие сношения с маджапахитским двором и даже официально стал независимым монархом. В 1311 г., тяжело заболев, он вызвал к себе своего второго сына Намби, все еще занимавшего пост первого министра в Маджапахите, и на смертном ложе передал ему свое вновь образованное королевство. Намби охотно променял кресло министра на трон и стал укрепляться в Лумаджанге, имея дальнейшей своей целью поход на Маджапахит. По свидетельству «Параратона», борьба Джайянагары с Намби носила очень упорный характер, и Намби в ней не раз одерживал победы. Только в 1316 г. войска Намби были наконец разгромлены, сам он убит в бою, а королевство Лумаджанг вновь присоединено к Маджапахиту [45, с. 43—44; 56, с. 77; 100, с. 233]
В 1319 г. вспыхнуло очередное восстание против Джайяна-гары, особенно грозное, потому что оно началось непосредственно в столице. Возглавлял его Кути, последний из крупных сподвижников Виджайи. Джайянагара с пятнадцатью лейб-гвардейцами едва успел выбраться из дворца и бежал в Бадандер. Его сочли убитым. Неделю спустя командир этого маленького отряда Гаджа Мада тайно вернулся в Маджапахит, чтобы изучить сложившуюся там обстановку. Как выяснилось, мелкие и средние феодалы — чиновники Маджапахита не были в восторге от переворота Кути. Они устали от междоусобных войн и понимали, что права нувориша Кути в любой момент могут быть оспорены новым, еще более удачливым полководцем. Поэтому они были заинтересованы в сохранении стабильной легитимной власти. С их помощью Гаджа Мада удалось организовать контрпереворот и уничтожить Кути и его сторонников. Джайянагара торжественно вернулся в свою столицу [45, с. 44—45; 56, с. 78; 100, с. 233].
С этого момента талантливый организатор Гаджа Мада становится пока что негласным, закулисным руководителем политики Маджапахитского государства. Ему удается сплотить мелких и средних феодалов вокруг трона и феодальные мятежи прекращаются на восемь десятилетий — срок небывалый для любого средневекового государства Юго-Восточной Азии. Маджапахит быстро набирает силы.
В 1323 г. Яву посетил итальянский монах Одорико де Порденоне, первый из европейцев, побывавших в империи Маджапахит, который оставил хоть и краткое, но весьма интересное описание этого находившегося в ту пору на подъеме государства. «Неподалеку от этого царства (Самудра. — Э. Б.) лежит большой остров, название которому Ява, и в окружности имеет он добрых три тысячи миль, — пишет Одорико де Порденоне. — Под царем этой Явы ходит семь коронованных государей, и остров густо населен, и он лучший из всех островов. Родится на этом острове кубеба, камфора, кардамон, мускатный орех, и есть там много иных пряностей и всяческой снеди, вот только вина на нем нет.
У царя этого острова удивительнейший дворец. Дворец этот очень велик, и в нем есть громадная лестница, широкая и высокая, со ступенями вперемежку золотыми и серебряными. А пол в том дворце выстлан золотыми и серебряными изразцами, и стены изнутри покрыты золотыми пластинами, на которых выбиты золотые всадники, а вокруг головы у них же золотые нимбы, как у наших святых. И нимбы эти сплошь усеяны драгоценными камнями. И сверх того, крыша этого дворца тоже золотая, и, коротко говоря, нет ныне на свете дворца столь богатого и красивого.
Великий хан Китая много воевал с этим царем, но последний всегда побеждал его и одерживал над ним верх» [47, с. 182— 183].
Несмотря на краткость описания, видно, что автор тонкий и внимательный наблюдатель; так, он сумел уловить клановый характер Маджапахитской монархии, написав о семи коронованных государях, которые «ходят под царем Явы».
Издатель и комментатор русского перевода мемуаров Одорико де Порденоне Я. М. Свет поставил под сомнение сам факт пребывания итальянского путешественника в Маджапахите на том основании, что маджапахитский дворец якобы не мог отличаться такой роскошью. «Одорико, вероятно, побывал на Яве, — пишет Я. М. Свет, — но в столицу могущественного яванского государства Маджапахит... он явно не заходил и царский дворец описал с чужих слов, весьма его приукрасив. Спутник китайского мореплавателя XV в. Чжэн Хэ Ма Хуань отмечал, что царский дворец окружен кирпичными стенами и внутри здания много высоких залов с полами, покрытыми узорными ротанговыми циновками. Ма Хуань ни словом не обмолвился о золотых лестницах и кровлях, но зато указал, что дворцовая крыша сооружена из твердого дерева» [47, с. 192, прим. 22]. Комментатор, однако, не принял во внимание, что между описанием Одорико де Порденоне и описанием Ма Хуаня прошло около 100 лет. И если в первой четверти XIV в. Маджапахит был самым могущественным государством Юго-Восточной Азии, то в первой четверти XV в. он уже находился в состоянии упадка, авторитет центральной власти был сильно подорван, а незадолго до прибытия Ма Хуаня страна пережила многолетнюю гражданскую войну. Наконец, сама детальность описания дворца, особенно отмеченные Одорико характерные черты индуистско-буддийской яванской скульптуры, бесспорно свидетельствуют о том, что описание принадлежит очевидцу. Что же касается того, что он, по-видимому, принял позолоту дворца за литое золото, то это случалось и с более искушенными путешественниками XIX в.
Описание Одорико де Порденоне подтверждает стабильность и прочность Маджапахитского государства в 20-х годах XIV в. и в то же время является первым по времени сообщением о специфической структуре яванского феодального государства, которую оно, по всей видимости, приобрело вскоре после 1319 г. Организатором этой структуры скорее всего был Гаджа Мада, но она надолго пережила этого талантливого государственного деятеля. Суть этой феодальной реформы заключалась в том, что верховная власть в государстве перешла в руки клана прямых потомков правителей Сингасари (как мужчин, так и женщин), который, подобно клану Рюриковичей в Киевской Руси, приобрел исключительное право княжения и царствования в государстве. Потомки же всех остальных феодальных родов (старых и новых) были лишены права когда-либо претендовать на верховную власть в государстве. Члены королевского клана, вместо того чтобы при каждом удобном случае истреблять друг друга (как это не раз имело место в истории Сиама, Бирмы, Лаоса и других стран), тесно поддерживали друг друга и главу клана — короля, который теперь стал только первым среди равных ему князей — родичей, каждый из которых получил за пределами королевского домена свой удел. Причем распределение уделов и даже занятие королевского трона с этого времени происходило не произвольно, а строго по старшинству внутри клана, как это было и на Киевской Руси в XII—XIII вв. Именно в этом смысле, как нам представляется, и следует истолковывать замечание Порденоне о «семи коронованных государях, которые ходят под царем Явы». В 1323 г. численность взрослых членов королевского клана, судя по всему, составляла восемь человек (включая самого Джайянагару); впоследствии она, как мы увидим, постепенно увеличивалась.
1 Турбан был главным портом Явы в то время.