Когда эта книга готовилась к печати, пришло известие о внезапной кончине ее автора. Более полувека отдал Э. Бикерман изучению истории древнего мира, сотрудничал с историками разных стран, в течение последних десятилетий был профессором Колумбийского университета. Диапазон его научных интересов был весьма широк: его перу принадлежат многочисленные труды, посвященные различным аспектам социально-политической и культурной истории древней Греции, Иудеи, эллинистических государств. «Хронология древнего мира» Э. Бикермана была переведена на русский язык и издана в 1976 г.

Особое место среди научного наследия Э. Бикермана занимает его фундаментальное исследование «Государство Селевкидов» («Institutions des Seleucides»), опубликованное в 1938 г. на французском языке. В этой книге впервые был обобщен весь известный к тому времени материал по социально-политической истории державы Селевкидов, дана цельная картина различных институтов, характеризующих специфику этого огромного эллинистического государства. Труд Э. Бикермана давно стал классическим, его выводы и по сей день не потеряли своего значения. Трудно найти работу, касающуюся истории Западной Азии III—I вв. до н. э., где отсутствовали бы ссылки на эту книгу. Автор и после выхода в свет «Государства Селевкидов» не прекращал исследований, посвященных истории этой державы. Одна из последних работ, связанная с политическими институтами Селевкидов, была опубликована в 1973 г.¹⁾

Готовя «Государство Селевкидов» к изданию на русском языке, Э. Бикерман внес дополнения и уточнения (главным образом в обширные примечания), ввел данные новых надписей и научных исследований. К сожалению, ему не пришлось довести эту работу до конца и авторизировать русский перевод.

Характерно, что при доработке книги Э. Бикерман основные свои выводы оставил неизменными: новые источники не опровергли их, напротив, ряд положений, высказанных Бикерманом, оказались подкрепленными, а некоторые его идеи, впервые высказанные там, получили в дальнейшем признание и распространение в научной литературе.

Правда, не все исследования последних лет (прежде всего это относится к работам советских историков) оказались учтенными автором при подготовке русского издания. Я постараюсь показать ниже в связи с характеристикой основных проблем книги, в чем конкретно эти исследования расширяют сведения о державе Селевкидов, содержащиеся в книге Бикермана.

«Государство Селевкидов» интересно и современно не только фактическим материалом, но и подходом к этому материалу. Книга Э. Бикермана представляет собой анализ внутренней структуры державы на разных уровнях — от экономической и правовой ее базы до идеологического оформления, причем автор показывает взаимосвязь всех этих уровней.

Одна из важных проблем, с рассмотрения которой начинается книга, — это проблема эллинистической государственности. Э. Бикерман на основе исследования лексики и фразеологии надписей приходит к выводу, что монархия Селевкидов не воспринималась (греками, во всяком случае) как территориальное [243] государство в современном смысле. Селевкидское государство было, в представлении подданных, властью данного конкретного правителя. Жители страны, подчинявшиеся царскому управлению, считались подданными Селевка, Антиоха и т. п. Совокупность отношений правительства и подданных определялась словом «дела» — τα πράγματα. Автор, таким образом, приходит к существенному выводу, что царская власть Селевкидов носила личный характер; официальным наименованием державы было выражение «такой-то царь и его подданные». Эту особенность державы Селевкидов Э. Бикерман сумел проследить в разных проявлениях политической жизни и политической организации. Так, с нею связана, по его мнению, неопределенность границ царства: автор указывает, что территорией государства Селевкидов можно считать территорию, в пределах которой царь издавал указы и не заключал двусторонних соглашений. Персональный характер власти проявлялся и в институте «друзей царя». Э. Бикерман не считает их обычными чиновниками; он сопоставляет их с приближенными тиранов. «Друзья» не только извлекали определенные выгоды из своего положения, но и помогали царю в непредвиденных расходах. Личный характер связи между царем и его приближенными прослеживается автором в системе подарков (а не регулярного вознаграждения), многочисленные примеры которых приведены в книге.

Э. Бикерман показывает двойственность правовой основы власти эллинистических монархов (следует согласиться с ним, что армия не играла официально признанной роли в провозглашении царя). Первоначально такой основой явилось право завоевания, «право копья». Но затем Селевкиды всеми средствами старались подчеркнуть легитимность своей власти, наследственные права династии (с этим связано, в частности, и установление династических культов царей и цариц, и возведение происхождения Селевкидов к божественным предкам).

Вопрос о правовой и исторической основе эллинистических монархий и восприятии этих монархий их населением (для автора книги речь идет прежде всего о грекоязычном населении, поскольку он использует греческие источники) входит в одну из наиболее обсуждаемых в современной историографии античности проблем — проблему государственности и политической идеологии.²⁾

Нечеткость правовой структуры державы Селевкидов, отсутствие термина, которым применительно к этой державе обозначалось бы понятие государства, связаны с тем, что для грека и в эллинистический период основной формой политической организации продолжала оставаться гражданская община, полис. И здесь мы подходим к другой важнейшей проблеме, рассмотренной в книге Э. Бикермана, — проблеме взаимоотношений полиса и монархии, положения полисов в политической системе, созданной Селевкидами. Эта проблема продолжает оставаться актуальной для всех современных исследователей; полис, по выражению одного советского историка, «стал в XX веке для науки об античности едва ли не центральной темой».³⁾

В своем рассмотрении этой проблемы Э. Бикерман исходит из общего положения о том, что стабильной ячейкой античной (может быть, точнее было бы сказать — древней) политической жизни всегда была некая организационная общность — город, народ, племя. Тем самым Э. Бикерман (и это сближает его точку зрения с позициями многих советских историков, востоко- и антиковедов) воспринимает общину, гражданскую и племенную, как основной структурообразующий элемент древних обществ. Бикерман подчеркивает, что города, основанные Селевкидами, были полисами; симмахии (т. е. города, связанные с царем союзными отношениями) вклинивались в царские земли. Полисы внутри царства Селевкидов Э. Бикерман считает возможным называть государствами: «Непосредственно подчиненные Селевкидам города выступают как государства и воспринимаются как таковые». Отождествление эллинистического полиса с [244] государством в прямом смысле слова представляется мне спорным, но я полагаю, что Э. Бикерман прав относительно восприятия греками полисов как государств, даже если полисы входили в состав крупных держав. Такое восприятие объясняет в известной степени и отношение греков к власти эллинистических монархов как к персональной гегемонии.

О положении полисов в системе монархий III—I вв. до н. э. написано очень много.⁴⁾ Сложность этого положения заключалась в том, что, по выражению Бикермана, города пользовались свободой, но свобода эта основывалась на милости властителя. Из надписей не всегда можно определить степень зависимости города, так как приказы царя выражались, как правило, в косвенной форме. Бикерман считает это «корректностью царской администрации», но, с моей точки зрения, здесь проявлялись нормы полисного мышления, которые были свойственны не только гражданам города, но воздействовали и на царских чиновников, зачастую выходцев из тех же полисов.

Сложность и нечеткость отношений царя и полиса рождала в свое время целый ряд правовых и политических проблем, а в настоящее время служит основанием для многих научных дискуссий. Один из таких вопросов касается отношений собственности на городских и царских землях. Следует отметить, что взгляд Бикермана, который полагал, что вне полисных территорий не существовало права частной собственности на землю и что именно этим объясняется разрешение царя на приписку к городу земель, переданных (или проданных) им частным лицам, до сих пор разделяется большинством ученых.⁵⁾

Дискуссионным продолжает оставаться вопрос о различиях в положении так называемых старых полисов, вошедших в состав государства Селевкидов, и вновь основанных. Э. Бикерман как будто признает некоторую специфику в положении последних; во всяком случае, он называет закон о наследовании из Дура-Европоса, по которому выморочный клер переходил царю, «одним из самых значительных отклонений от полисного права». Однако в примечании, сделанном для русского издания (примеч. 105 к гл. IV), Э. Бикерман определенно высказывается против точки зрения о наличии разницы между статусом новых и старых городов: он основывается на надписях (опубликованных уже после выхода в свет французского издания его книги), где речь идет о вмешательстве центрального правительства в отношения между полисом и храмом как в Аполлонии на Салбаке, так и в «старом» полисе Миласе. Между тем в советской литературе была высказана точка зрения о принципиальном различии в отношении царской власти к новым и старым полисам: Г. А. Кошеленко в специальной монографии «Греческий полис на эллинистическом Востоке» доказывает, что Селевкиды сохранили право верховной собственности на земли основанных ими городов: город выступал как своего рода коллективный клерух. В связи с этим возникает еще один вопрос, по которому ведется полемика: служили ли в царской армии граждане полисов? Бикерман ясно выступает против предположения о военной обязанности граждан в отношении царя. Г. А. Кошеленко, наоборот, на основании анализа значительного количества источников приходит к выводу, что граждане основанных Селевкидами городов обязаны были служить в царской армии, поскольку они получали клеры на городской земле, за которые гражданский коллектив был обязан воинской повинностью.⁶⁾ Я не считаю возможным подробно рассматривать здесь аргументацию Г. А. Кошеленко,⁷⁾ [245] но хочу отметить, что значение книги Бикермана для историографии эллинизма таково, что полемизирующий с ним автор не просто отмечает свое несогласие с ним, но подробно, пункт за пунктом разбирает все соображения Бикермана.

Проблема «полис и монархия» тесно переплетается с общей проблемой существования внутри державы Селевкидов самоуправляющихся гражданских общин, не только греческих, но и созданных различными восточными народностями. Данных источников о негреческих самоуправляющихся коллективах ко времени французского издания книги «Государство Селевкидов» было очень немного. Но автор не прошел мимо этих скудных данных; благодаря своей прекрасной исторической интуиции он понял роль таких коллективов в государственной системе Селевкидов. Он отметил существование автономии не только греческих полисов, но также святилищ и «народов». На Востоке, по словам Бикермана, сохранились традиционные формы жизни; в качестве примера традиционно самоуправляющегося народа он приводит иудеев под властью селевкидских царей и разбирает свидетельства об автономии иерусалимской общины.

Со времени выхода в свет книги Бикермана появились многочисленные исследования (среди них весьма велик удельный вес работ советских историков), в которых подробно рассматриваются внутренняя структура и отношения с центральной властью местных самоуправляющихся общин. Советские ученые показали, что одной из форм местного самоуправления были гражданско-храмовые общины; такими общинами являлись объединения вокруг святилищ в Малой Азии, возникшие задолго до периода эллинизма и продолжавшие развиваться в системе эллинистических государств.⁸⁾ В эллинистический период большинство таких объединений представляло собой группу общин с единым полномочным гражданским коллективом и с сохраняющейся известной их автономностью (в карийских объединениях первичные общины назывались сингениями). Отличительной особенностью храмовых объединений было совпадение общественной и священной земли: последняя находилась в распоряжении всех граждан объединения, а храмовые должностные лица были одновременно должностными лицами гражданского коллектива. Малоазийские храмовые объединения под влиянием соседних греческих полисов принимали внешние полисные формы, расширяя свою территорию и свой коллектив за счет включения соседних более мелких объединений вокруг местных святилищ. В державе Селевкидов цари поддерживали стремление таких полисов включить в свой состав автономные святилища. Характерным примером может служить карийская Миласа — полис, выросший на основе объединения храмовых общин (ее внутренняя структура подробно охарактеризована в исследовании А. Г. Периханян). В научной литературе вопрос об отношении царей к местным храмам широко дискутировался,⁹⁾ новый свет на эту проблему проливают надписи, опубликованные в конце 60-х годов¹⁰⁾ (Э. Бикерман упоминает их в новых примечаниях, однако не разбирает подробно). Надписи представляют собой серию писем по поводу спора между жрецом святилища в Лабраунде (он был также главой сингении, носящей его имя), с одной стороны, и городом Миласой — с другой. Письма посланы от имени Селевка II, Филиппа V и Олимпиха — стратега Селевка, затем полузависимого династа. В письме Селевка излагается жалоба жреца Коррида царю на то, что миласцы претендуют на священную землю Лабраунды, не приносят жертв в храм. Селевк первоначально поддержал жреца. После разъяснений Миласы [246] последовало письмо Олимпиха (тогда селевкидского стратега), в котором ой подтверждал права города на святилище. За Миласой признавалось владение землей и «всем остальным». Жителей святилища Миласа считала своими гражданами; они были распределены но филам. Таким образом, в этом районе цари и их уполномоченные способствовали включению самоуправляющейся храмовой территории в полис. Но политика Селевкидов, как это неоднократно отмечает Бикерман, не была единообразной. В других областях, где не было сильной греческой традиции, цари признавали привилегии местных самоуправляющихся общин. И. Д. Амусин назвал объединение вокруг иерусалимского храма гражданско-храмовой общиной.¹¹⁾ Гражданско-храмовые общины существовали и в селевкидской Вавилонии. Наиболее подробно они исследованы в трудах Г. X. Саркисяна (библиографию см. в примеч. 301 к гл. V). К эллинистическому периоду в вавилонских городах произошло слияние персонала храма с зажиточными слоями населения города («город людей храма»). Гражданско-храмовые общины Вавилонии владели землей; к ним, как к греческим полисам, можно было приписать пожалованную царем землю; они пользовались самоуправлением и, по мнению Г. X. Саркисяна, играли в системе монархии Селевкидов ту же конструктивную роль, что и греческие полисы. Последняя точка зрения не является общепринятой, хотя ее разделяют многие советские историки эллинизма. Г. А. Кошеленко, наоборот, подчеркивает различие в положении греческого города и вавилонской гражданско-храмовой общины: эта последняя имела привилегии в отношении частной собственности (большие, чем вновь основанные полисы), но граждане ее не были включены в политическую структуру государства завоевателей. Среди вавилонян не было функционеров государственного аппарата, вавилоняне не представлены в царской армии — главной опоре государства.¹²⁾ Таким образом, вопрос о типологическом соответствии гражданско-храмовых общин полисам, по-видимому, еще нуждается в дальнейшем исследовании на материале всех негреческих самоуправляющихся коллективов. Ясно, однако, одно: такие общины играли существенную роль в общественной системе державы Селевкидов, они были основной формой организации свободного населения в самых различных областях этой державы, и без изучения их наше представление об институтах Селевкидов будет неполным. Поэтому читатели тех глав и параграфов книги Э. Бикермана, в которых речь идет об автономии «народов», должны иметь в виду важные дополнения, внесенные исследованиями советских историков. Но при этом следует заметить, что эти исследования не опровергли, а, скорее, подтвердили тезис автора об автономности «народов» и племен (т. е. местных самоуправляющихся коллективов), которые были одной из «стабильных политических ячеек» древних обществ.

Важнейшей составной частью державы Селевкидов были собственно царские земли, т. е. земли, находившиеся под контролем царской администрации. Естественно, что Бикерман много внимания уделяет организации царских владений и способам их эксплуатации. Автор приходит к выводу о том, что собственность царя на землю могла осуществляться самыми различными способами, так же как и источники доходов и средства их получения варьировались от области к области. Этот вывод отражает динамику исторического развития, нечеткость правовых отношений, столь свойственные периоду эллинизма с его переплетением восточных и греческих традиций, осложненным к тому же произволом правителей, которые могли принимать решения, исходя не из установившихся норм, а из сиюминутной необходимости (таким, вероятно, и было решение Антиоха II продать землю Лаодике в качестве своего рода компенсации за развод). Переписка Антиоха III с сирийским стратегом Птолемеем (Э. Бикерман упоминает ее в новых примечаниях, дополнительно введенных в русское издание), опубликованная в 1966 г.,¹³⁾ показывает, что компетенция царской [247] администрации в отношении земель, переданных царем крупному вельможе, нуждалась в специальном определении для данного конкретного случая (в переписке указывается, например, что торговля между жителями деревень внутри владений Птолемея находится в ведении его агентов, а торговля этих жителей вне пределов его земель — в ведении царской администрации).

Э. Бикерман рассматривает вопрос о положении земледельцев, обрабатывавших царские земли. Этот вопрос продолжает оставаться одним из самых обсуждаемых в работах по экономической истории эллинизма.¹⁴⁾ Анализ источников, проделанный Бикерманом, и их интерпретация не устарели до сих пор; многие исследователи продолжают разделять его точку зрения.

Правда, следует отметить, что конкретный анализ источников, приводимый Бикерманом, не всегда соответствует его терминологии, в которой он следует распространенным во время создания его книги взглядам западных историков. В частности, восточное общество он называет феодальным; он пишет: «В Верхней Азии Селевкиды не изменили сколько-нибудь существенно феодальную структуру иранского общества». Как показали советские исследования, иранское общество эпохи Ахеменидов не было феодальным, оно типологически примыкало к другим древним обществам Западной и Средней Азии.¹⁵⁾ Сам Бикерман сознает условность термина «крепостные», который широко применялся зарубежными историками эллинизма по отношению к земледельцам, работавшим на царской земле. Он считает возможным употреблять этот термин только с оговоркой о его конкретном смысле в данную эпоху. С точки зрения Бикермана, царские крестьяне (лаой) были прикреплены не к земле, а только к месту их происхождения: перемена местожительства не разрывала их связи с местом происхождения. Эту точку зрения разделяют не все современные историки: некоторые признают личную зависимость лаой (Е. С. Голубцова¹⁶⁾), другие считают, что среди лаой были свободные и рабы (Шифман И. Ш.¹⁷⁾), существует точка зрения, что лаой были прикреплены к земле, а не к общине (Kreissig).¹⁸⁾ Однако многие историки, в том числе и автор этих строк, полагают, что лаой были прежде всего связаны с общиной как с местом своего происхождения, — и в этом отношении их позиция близка позиции Э. Бикермана.

Ссылаясь на более поздний материал Сирии и Месопотамии, Э. Бикерман предполагает, что «уже под властью Селевкидов крестьяне составляли общности οι απο της χώμης (т. е. принадлежащие к деревне)». (Добавим, что широкое распространение общин доказано по материалам римского времени и для Малой Азии.¹⁹⁾) [248]

Э. Бикерман, таким образом, считает, что царские крестьяне были организованы в «общности» — селения; уступка селения частному лицу не означала возникновения личной зависимости крестьян: царь уступал селение так же как дарил город (т. е. передавал право пользоваться доходами с него). Существование общины как формы организации сельского населения в царстве Селевкидов подтверждено надписью, опубликованной в 1975 г.,²⁰⁾ которая представляет собой постановление двух деревень — Неонтейхос и Киддиокоме. Эти деревни находились на земле крупного селевкидского чиновника Ахея. Его агенты, эконом и эклогист, выкупили жителей деревень, попавших в плен во время войны с галетами. Народное собрание деревень постановляет оказать ряд почестей эконому и эклогисту и их потомкам (принесение им жертв, предоставление почетных мест во время общедеревенских празднеств), а также «господину топа» Ахею. Хотя само постановление носит явные черты подражания полисным декретам (дарование права проэдрии эконому и эклогисту), но наличие действенной общинной организации, которая гарантирует регулярное оказание почестей не только самим благодетелям, но и их потомкам, которая ощущает ответственность за каждого своего члена, выступает в этой надписи достаточно определенно.

Положение земледельцев на землях, переданных царем городам и военным колонистам, по мнению Бикермана, вероятно, было неодинаково в различных областях. Я полагаю, что с этим можно согласиться.²¹⁾ Существующие немногочисленные данные о деревнях на городских территориях в эллинистический период позволяют говорить о том, что деревни, зависимые от города, сохраняли свою общинную организацию, их зависимость носила коллективный характер и они не были интегрированы в полисную территорию.²²⁾

Наряду с социальной и политической структурой державы Селевкидов Э. Бикерман рассматривает и некоторые идеологические аспекты их власти, в частности проблему царского культа. Позиция Бикермана в этом вопросе примечательна: он выступил против распространенной в 20—30-х годах точки зрения, согласно которой царские культы периода эллинизма вводились в политических целях для укрепления могущества правителей. Бикерман прямо называет эту точку зрения «господствующей ложной теорией». Проанализировав обширный нумизматический и эпиграфический материал, Бикерман показал, что существовали местные, полисные культы царей, которые не носили общегосударственного характера. Селевкидские цари почитались как боги только в том городе, где они получили соответствующий эпитет (в разных городах они могли иметь разные эпитеты). Обожествление в городах проводилось, по мнению Бикермана, в награду за благодеяния и военные подвиги. «Двусмысленность» такого культа заключалась в том, что можно было обращаться с мольбою к настоящим богам за «обожествленного царя»...

Кроме городских культов царей Бикерман выделяет общегосударственный династический культ, выражавшийся в образовании святилищ, посвященных царям и царицам, в установлении особых жреческих должностей. Подобный культ играл не только политическую роль, утверждая легитимность династии, очень важным представляется замечание Бикермана о том, что этот культ создавал своего рода объединение людей из македонского окружения царя, людей, которые потеряли связь со своими «отеческими богами». Древние религии, по словам Бикермана, были этническими и территориальными. Династические [249] боги создавали для царя и его «друзей» ту общность, которая в полисах и общинах олицетворялась местным пантеоном. Такой подход к царскому культу, учитывающий социально-психологические особенности древних верований, в настоящее время все более распространяется в научной литературе и вытесняет некогда господствовавшую «ложную теорию».²³⁾ Все больше историков говорят о роли веры в «благодать» (харисму), в особую силу, которая якобы присуща царям-победителям.²⁴⁾ Хр. Хабихт, специально исследовавший эллинистические царские культы, подробно характеризует существование двух видов этих культов (которые как раз и выделяет Бикерман) — общегосударственного династического культа и культов внутриполисных, устанавливаемых за отдельные благодеяния городу. Хабихт замечает, что греческая гражданская община классического периода ощущала свое единство, которое было воплощено в богах — покровителях полиса. В условиях эллинистических государств культ правителя как бы замещает культ богов-покровителей, которые уже не «выполняли» своих функций по охране гражданского коллектива.²⁵⁾

Таким образом, точка зрения Бикермана о сущности культа царей, высказанная им еще в конце 30-х годов, получила в современной исторической литературе подтверждение и развитие.

Столь же интересным и обоснованным представляется мне подход Бикермана к проблеме религиозного синкретизма в эллинистический период. Я хочу обратить внимание читателей на примечание 182 к гл. VI, внесенное автором в настоящее издание. На примере интерпретации культа Зевса в Кастабале и культа Афины в Гиерополе автор показывает, что божества, носящие греческие имена, сохраняли свой восточный характер: «То, что в нем появляется греческого, это только оболочка греческого обычая». Бикерман отмечает, что для царской администрации и для греков орел на монетах Кастабалы связывался с Зевсом, но для местных жителей он оставался символом Адада. Другими словами, позиция Бикермана в отношении эллинистических культов заключается в том, что не происходило ни действительной эллинизации, ни полного слияния образов божеств: каждый почитатель наделял эти божества привычными чертами. Замечу, что такое понимание специфики религиозных верований эпохи эллинизма помогает объяснить, почему в дальнейшем в условиях упадка греческих полисных культов в восточных провинциях Римской империи происходит возрождение древних общинных культов.

Мы видели только некоторые, наиболее важные проблемы, которые делают книгу Э. Бикермана актуальной и интересной для читателя 80-х годов. Кроме анализа этих проблем в книге много ценных наблюдений и выводов по более частным вопросам; так, хочется отметить прекрасный анализ понятия «священный», которое применялось по отношению к некоторым городам (выявляя самые разнообразные аспекты этого понятия, Э. Бикерман замечает, что самое главное заключалось в том, что эту привилегию нельзя было отнять); определение разницы между словами κάτοικοι и κατοιχουντες («живущие»), которую не ощущали многие историки 30-х годов, но которая подтверждена всем последующим эпиграфическим материалом, и многое, многое другое, что, без сомнения, отметил внимательный читатель.

В заключение хочется сказать, что русский перевод «Государства Селевкидов», несомненно, будет весьма полезен всем интересующимся историей древнего мира. [250]

¹⁾ E. Bickerman. Der Seleukidische Freibrief für Jerusalem. — «Zur Josephus Forschung». Darmstadt, 1973.

²⁾ См. V. Eherenberg. Der Staat der Griechen. Bd 2. Lpz.. 1953; F. Gschnitzer. Gemeinde und Herrschaft. Graz, 1960; K.-W. Welwei. Könige und Königtum im Urteil des Polybios. Köln, 1963; Ideologie und Herrschaft in der Antike, herausgeg. H. Kloft. Darmstadt, 1979; Г. С. Самохина. Развитие представления о χώρα δορίκτητος в эллинистическую эпоху. — Античный полис. Л., 1978, с. 92-100.

³⁾ Э. Д. Фролов. Тема полиса в новейшей историографии античности. — Античный полис, с. 5.

⁴⁾ Литература, касающаяся эллинистического полиса, подробно разобрана в монографии: Г. А. Кошеленко. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979, с. 23 и сл. См. также: О. М. Зельдина. Города в царстве Селевкидов в свете новой теосской надписи. — ВДИ. 1978, № 2.

⁵⁾ Правда, существуют точки зрения о наличии в пределах царских земель особой категории — собственности частных лиц, не связанной условиями службы, — см.: И. Ш. Шифман. Сирийское общество эпохи принципата. М., 1977, с. 37, — а также независимой частной собственности — H. Kreissig. Wirtschaft und Geselschaft im Seleukindenreich. B., 1978, c. 69-70.

⁶⁾ Г. A. Кошеленко. Греческий полис, с. 232.

⁷⁾ В литературе была высказана точка зрения (которая мне лично кажется наиболее приемлемой), что статус клеров на городской земле зависел от характера основания города; государство сохраняло своего рода верховную собственность, если города возникали на пустом месте (ex nihilo). — Р. Briant. Colonisation hellénistique et population indigènes. La phase d'installation. — «Klio». 60. H. l, 1978, c. 66.

⁸⁾ Эти объединения исследованы в книге: А. Г. Периханян. Храмовые объединения Малой Азии и Армении. М., 1959.

⁹⁾ Т. В. S. Broughton. New Evidence on Temple Estates in Asia Minor. — Studies in Boman Economic and Social History. Princeton, 1957; T. Zawadski. Quelques remarques sur l'étendue et l'accroissement des domaines des grandes temples en Asie Mineure. — «Eos». 46, 1954; И. С. Свенцицкая. Храм и полис в эллинистической Малой Азии. — «Klio». 60. Н. 1, 1978.

¹⁰⁾ J. Crampa. Labraunda. Swedish Excavations and Researches III, 1: The Greek Inscriptions. Lund, 1969. Об этих надписях см.: О. М. Зельдина. Новые надписи из Карии. — ВДИ. 1973, № 3.

¹¹⁾ И. Д. Амусин. Народ «земли». — «Вестник древней истории». 1955, № 2.

¹²⁾ Г. А. Кошеленко. Греческий полис, с. 247. О селевкидской Вавилонии см. также: G. J. P. McEwan. Priest and Temple in Hellenistic Babilonia. Wiesbaden, 1981; B. Funсk. Uruk zur Seleukidenzeit. B., 1984.

¹³⁾ J. H. Landau. A Greek Inscription found near Hefzbah. — «Israel Exploration Journal», 1966, 1.

¹⁴⁾ За последние десять лет эта проблема рассматривалась в работах советских историков: Е. С. Голубцова. Сельская община Малой Азии. М., 1972, с. 46-54; И. Ш. Шифман. Сирийское общество, с. 38-42; I. S. Svеncickaja. Zu den Agrarverhältnissen und zum Status der Ackerbauern im Seleukidenreich und in Pergamon. — Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte, 1979, 1; а также в ряде работ зарубежных историков: К. M. T. Atkinson. A Hellinistic Land Conveyance. The Estate of Mnesimachos in the Plain of Sardes. — «Historia», 1972, Bd 21; P. Briant. Remarques sur les λαοί et esclaves ruraux en Asie Mineure. — Actes du colloque 1971 sur esclavage. Besancon, 1972; H. Kreissig. Wirtschaft und Gesellschaft, c. 89-104.

¹⁵⁾ В книге M. А. Дандамаева и В. Г. Луконина «Культура и экономика древнего Ирана» (М., 1980, с. 162) структура общества определена следующим образом: «На древнем Ближнем Востоке общество состояло из трех больших социальных групп: полноправных граждан городов, свободных, лишенных гражданских прав, и различных групп полусвободного населения и, наконец, рабов». Как мы видим, такая социальная структура не может быть названа феодальной.

¹⁶⁾ Е. С. Голубцова. Сельская община в Малой Азии, с. 53.

¹⁷⁾ И. Ш. Шифман. Сирийское общество, с. 40.

¹⁸⁾ H. Kreissig. Wirtschaft und Geselschaft, с. 96.

¹⁹⁾ См., в частности, работы Е. С. Голубцовой «Очерки социально-политической истории Малой Азии в I—III вв. (независимая сельская община)» (М., 1962) и «Сельская община в Малой Азии» (М., 1972). Правда, сама исследовательница не считает лаой общинниками.

²⁰⁾ M. Wöerlle. Antiochos I, Achaios der Altere und die Galater. Eine neue Inschrift in Denzili. — «Chiron». V, 1975, c. 59-88.

²¹⁾ В частности, отсутствие единого статуса у населения разных областей царства Селевкидов подтверждается надписью с острова Faylakah, где говорится о святилище Зевса Сотера, расположенном на царской земле. Люди, работавшие на земле около святилища, названы неопределенным словом anthropoi (об этой надписи см.: H. Kreissig. Wirtschaft und Gesellschaft, с. 52; сама надпись была опубликована в «Klio», 46, 1965, с. 21-29).

²²⁾ Такова, в частности, точка зрения П. Бриана (см. «Colonisation hellenistique et population indigenes», c. 67). К самоуправляющимся деревням на территории города можно отнести деревню евксинеев из окрестностей Кавна (SEG, XIV, 656), деревню фракиокометов из окрестностей Кизика (JHS, 1904, XXIV, с. 21-24).

²³⁾ Работы, знаменующие изменения в подходе исследователей к сущности царского культа, подобраны в сборнике «Römische Kaiserkult». Darmstadt, 1978. В этом сборнике представлены не только исследования по культу императоров, но и статьи, отражающие основные точки зрения на установление культа Александра и эллинистических правителей. Во введении, написанном А. Влозок, прослеживается эволюция взглядов историков по этому вопросу.

²⁴⁾ Двухтомное исследование Ф. Тегера так и названо — «Харисма» (F. Taeger. Charisma. Studien zur Geschichte des antiken Herrscherkultes. Stutgart, 1958).

²⁵⁾ Chr. Habicht. Die Bedeutung des städtischen Kulten. — Römische Kaiserkult. Darmstadt, 1978, c. 301-302; он же. Gottmenschtum und griechische Städte. B., 1970.