Ли Линь, генерал династии Хань, потерпел поражение от хунну, он сдался вместо того, чтобы покончить с собой. Обесчещенный, он окончил свою жизнь среди варваров.
С момента моей сдачи в плен и до этого момента, лишенный всех средств, я сижу здесь один наедине со своей горечью и печалью. Целый день я вижу вокруг себя одних варваров – и никого больше. Шкуры и войлок защищают меня от ветра и дождя. Я утоляю свой голод бараниной, а жажду – сывороткой. У меня нет товарищей, с кем я мог бы коротать время. Здешняя страна – это сплошной черный лед. Я не слышу ничего, кроме завывания осеннего ветра, от которого замерзнут все растения. Я не могу спать ночью. Я ворочаюсь и слушаю отдаленные звуки татарских волынок и ржание татарских коней. Утром я сажусь и все слушаю, а слезы текут по моему лицу.
О, Цзы Цинь, что я сделал, чтобы заслужить такую боль? День твоего отъезда оставил меня безутешным. Я думал о своей престарелой матери, стоящей на пороге могилы. Я думал о своей невинной жене и ребенке, обреченных на такую же безжалостную судьбу.
Как бы я ни заслуживал гнева императора, теперь я только объект жалости для всех. Твое возвращение – это возвращение к славе и известности. А я остаюсь в безвестности и позоре. Таковы повороты судьбы.
Рожденный в атмосфере утонченности и справедливости, я попал в атмосферу вульгарности и невежества. Я отдал свои обязательства перед монархом и семьей за жизнь среди варварских орд; и теперь дети варваров будут продолжать линию моих предков. И все же мои заслуги были велики, а вина незначительна. Меня не выслушали со всей справедливостью; и когда я думаю об этом, я задаю себе вопрос, к какому концу я пришел. Я мог бы одним ударом ножа оправдаться во всех своих грехах; мое перерезанное горло несло бы свидетельство моей решимости; и между мной и моей страной все было бы закончено. Однако самоубийство не принесло бы мне пользы: оно бы лишь добавило мне стыда. Поэтому я предпочел жизнь и оскорбление. Не было желающих неверно истолковать мое отношение как смирение и призвать меня избрать более благородный путь; они не знают, что радости чужой земли только усиливают печаль.
С момента моей сдачи в плен и до этого момента, лишенный всех средств, я сижу здесь один наедине со своей горечью и печалью. Целый день я вижу вокруг себя одних варваров – и никого больше. Шкуры и войлок защищают меня от ветра и дождя. Я утоляю свой голод бараниной, а жажду – сывороткой. У меня нет товарищей, с кем я мог бы коротать время. Здешняя страна – это сплошной черный лед. Я не слышу ничего, кроме завывания осеннего ветра, от которого замерзнут все растения. Я не могу спать ночью. Я ворочаюсь и слушаю отдаленные звуки татарских волынок и ржание татарских коней. Утром я сажусь и все слушаю, а слезы текут по моему лицу.
О, Цзы Цинь, что я сделал, чтобы заслужить такую боль? День твоего отъезда оставил меня безутешным. Я думал о своей престарелой матери, стоящей на пороге могилы. Я думал о своей невинной жене и ребенке, обреченных на такую же безжалостную судьбу.
Как бы я ни заслуживал гнева императора, теперь я только объект жалости для всех. Твое возвращение – это возвращение к славе и известности. А я остаюсь в безвестности и позоре. Таковы повороты судьбы.
Рожденный в атмосфере утонченности и справедливости, я попал в атмосферу вульгарности и невежества. Я отдал свои обязательства перед монархом и семьей за жизнь среди варварских орд; и теперь дети варваров будут продолжать линию моих предков. И все же мои заслуги были велики, а вина незначительна. Меня не выслушали со всей справедливостью; и когда я думаю об этом, я задаю себе вопрос, к какому концу я пришел. Я мог бы одним ударом ножа оправдаться во всех своих грехах; мое перерезанное горло несло бы свидетельство моей решимости; и между мной и моей страной все было бы закончено. Однако самоубийство не принесло бы мне пользы: оно бы лишь добавило мне стыда. Поэтому я предпочел жизнь и оскорбление. Не было желающих неверно истолковать мое отношение как смирение и призвать меня избрать более благородный путь; они не знают, что радости чужой земли только усиливают печаль.