ГОРАЦИЙ И ОДИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ. Оды составляют наиболее весомую часть наследия Горация. Он обратился к ним, уже испытав себя в жанре эподов и сатир. Первая книга од, что существенно, была издана в 23 г. до н. э., т. е. после окончательной победы Октавиана. Сам Гораций называл свои лирические стихотворения «песнями» (carmina); позднее его комментаторы стали называть их одами, имея в виду их вдохновенный, торжественный характер. Оды собраны в четырех книгах: в первой – 38 од, во второй – 20, в третьей – 30, в четвертой – 15. В некоторых одах Гораций продолжает традиции Пиндара. Но более близка ему ранняя греческая лирика таких поэтов, как Архилох, Алкей, Сапфо, Анакреонт. В частности, он использует характерные для них стихотворные размеры.

   В упоминавшемся послании «К Меценату» (19-е послание 1-й книги) он называет своих предшественников:

 

…Первый паросские ямбы

Лазию я показал; Архилоха размер лишь и страстность

Брал я, не темы его, не слова, что травили Ликамба.

 

   Упоминает Гораций и «властную музу Сапфо», и соблюдавшего размер Архилоха Алкея.

 

Музу его, что забыта у нас, я из лириков римских

Первый прославил: несу неизвестное всем и горжусь я —

Держат, читают меня благородные руки и очи.

 

   В знаменитой оде «Памятник» (о которой пойдет речь позднее) он так определяет свою заслугу:

 

Первым я перевел песни Эолии на италийский лад.

 

   Гораций не только взял на вооружение формы и размеры греческих лириков. Он наполнил их новым содержанием. Придал своим стихам классическую законченность.

   ПРОСЛАВЛЕНИЕ ОКТАВИАНА АВГУСТА. Оды Горация – художественное воплощение его политической философии. Со вниманием следит поэт за острой борьбой за власть в Риме после убийства Цезаря. Государство видится кораблем, захваченным бурей (эта метафора впервые была использована еще Алкеем).

 

О корабль, вот опять в море несет тебя

Бурный вал. Удержись! В гавани якорь свой

Брось!

……………………………………………

Снасти страшно трещат – скрепы все сорваны,

И едва уже днище

Может выдержать грозную

Силу волн?

 

   В дальнейшем тема корабля-государства, еще шире – общества, пройдет через мировую поэзию: здесь и Лонгфелло («Постройка корабля»), и Уитмен («О капитан, мой капитан»), и Артур Рембо («Пьяный корабль»).



   ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ ОД. Оды Горация – своеобразное зеркало политических событий в Риме. Последние нередко предстают опосредованно, в форме мифологических образов. В 15-й оде 1-й книги бегство Париса и Елены в Трою сопоставляется с судьбой Антония и Клеопатры, врагов Октавиана, которых ждет недобрая судьба. Победа Октавиана при Акции для Горация – результат воли богов. Во 2-й оде 1-й книги поэт рисует грозные события: разлив Тибра, последовавший за убийством Цезаря. Поэт молит Юпитера, Аполлона, Венеру пощадить Рим, главная надежда поэта – сын «благодатной Майи» – Меркурий. А его земное воплощение – Август. Поэт просит Меркурия, т. е. Августа, зваться «отцом», стать «гражданином первым». И действительно, спустя четыре года, после победы при Акции, принцепс получил титул Августа («божественного»), что фактически приобщало его к сонму богов.

   Гораций обращается к Клио, музе истории, дающей своим любимцам славу в веках. С подлинно «пиндарическим» воодушевлением славит Гораций Отца, т. е. Юпитера, стража людского рода. Ему Рок «поручил охрану Цезаря», т. е. Августа, который правит в качестве второго лица после самого верховного бога. Августу, достойному продолжателю великого рода Юлиев, суждено ведать делами земными. Превознося Августа, Гораций придавал его власти сакраментальную, божественную окраску.



   РИМСКИЕ ОДЫ. Принципиально значимы для понимания Горация как поэта-«государственника» его т. н. «римские оды». Это – шесть первых од 3-й книги. Апофеоз Августа для поэта является апофеозом римского государства, его идеалов. Оды Горация – прямое обращение к Августу, римской молодежи, народу. Особые надежды связывает поэт с молодым поколением, теми, кому суждено выполнить свой гражданский долг, возвысить и укрепить Рим. Молодым римлянам пристали одушевление «военным долгом», готовность к «тяжким лишениям», ибо «честь и радость – пасть за отечество». Но поэт не скрывал и тревоги: среди римской молодежи царили культ наслаждений, изнеженность и эгоизм; теряло свою привлекательность служение государственным интересам (2-я ода 3-я книга). В целом «римские оды» характеризуются как единством проблематики, так и внутренней художественной цельностью. Стихи Горация адресованы единомышленникам. «Ненавижу я непросвещенную чернь», – открыто заявляет Гораций. Эти слова: «Odi profanum vulgus» – Пушкин использовал в качестве эпиграфа к стихотворению «Поэт и чернь». Его лирический герой готов довольствоваться малым:

 

Зачем на зависть людям высокие

Покои мне и двери роскошные?

 

   В четвертой оде, обращенной к Каллиопе, музе эпической поэзии, Гораций в духе идеологии Августа, его внутренней политики утверждает религиозность как нравственный фундамент римской жизни. Залог возвышения Рима – в восстановлении высоких моральных норм, патриотического чувства, решимости к самопожертвованию, всего того, что так возвышало «славных предков». Наконец, заключающая цикл 6-я ода – новое обращение к римскому народу, призыв к восстановлению авторитета богов, жестоко карающих отступников:

 

Вины отцов безвинным ответчиком

Ты будешь, Рим, пока не восставлены

Богов упавшие жилища

И изваяния в черном дыме.

 

   Подлежит искоренению и «обильный грех», которым «оскверняется век». В духе Августовских законов, направленных против прелюбодеяния, Гораций осуждает моральное разложение, проникшее в римскую семью. Разве в таких семьях могут быть воспитаны сыновья, подобные тем, что сразили Пирра и Ганнибала? Предки были славны воинской отвагой и трудолюбием, и поэту горестно оттого, что традиции добрых старых времен Рима преданы забвению. Финал 6-й оды цикла – это горькое предостережение:

 

Ведь хуже дедов наши родители,

Мы хуже их, а наши будут

Дети и внуки еще порочней.

 

   Разве мысль Горация о важности опоры на славное прошлое не звучит сегодня актуально?

   Весьма значима в одах тема, связанная с прославлением дома принцепса, в частности двух его пасынков, полководцев Тиберия (будущего императора) и Друза. Дальним предком этих молодых людей был Клавдий Нерон, разбивший в 203 г. до н. э. Газдрубала, брата Ганнибала. Юные полководцы наследуют его славу.

 

Отважны только отпрыски смелого;

Быки и кони силу родителей

Наследуют; смиренный голубь

Не вырастает в гнезде орлином.

 

   Гораций воспевает победу Друза в Альпах над племенем винделиков. В дальнейшем Друз удачно воевал в Галлии и против германцев. Все это побуждает Горация воскликнуть:

 

Увы, всесильны воины Клавдиев!

Им сам Юпитер грозный сопутствует.

 

   «ПЕСНЬ СТОЛЕТИЯ». Поэтическим апофеозом Августа стала «Песнь столетия» (Carmen saeculare), сочиненная Горацием по прямому заказу принцепса в 17 г. до н. э. Это было, в частности, признание того, что после смерти Вергилия Гораций принял эстафету первого поэта Рима. Произведение было приурочено к торжественному мероприятию, т. н. «вековому празднеству». Оно проводилось раз в 110 лет на государственном уровне. При Августе подобный юбилей был обставлен с ошеломляющей пышностью: считалось, что с приходом к власти принцепса в Риме наступал «Золотой век».

   По указанию Августа празднования были посвящены богу Аполлону и его сестре Диане. Песнь Горация исполнял хор из 27 мальчиков и 27 девочек. Прославлялся основатель Рима Эней, дальний предок Августа, но, прежде всего, боги, хранители могущества державы.

 

Боги! Честный нрав вы внушаете детям.

Боги! Старцев вы успокойте кротких,

Роду римлян дав и приплод и блага

С вечною славой.

 

   ФИЛОСОФИЯ «ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНЫ». Горацию принадлежит термин, выражающий суть его жизненной философии: «золотая середина» (aurea media). В ней – точное выражение его нравственно-этической позиции. Поэт не приемлет крайностей, утверждает здравый смысл, склоняется к среднему пути. Для него умеренность и рассудительность – самая надежная линия. Горацию близки эллинские мудрецы, философы, один из которых – знаменитый афинский государственный деятель и поэт Солон – высказал свой афоризм: «Ничего слишком». Гораций развивает эту мысль в 1-й оде 2-й книги, обращаясь к Луцию Лицинию Мурене, консулу, родственнику Мецената и своему другу:

 

Правильнее жить ты, Лициний, будешь,

Пролагая путь не в открытом море,

Где опасен вихрь; и не слишком близко

К скалам прибрежным.

Выбрав золотой середины меру.

Мудрый избежит обветшалой кровли.

Избежит дворцов, что рождают в людях

Черную зависть.

 

   Гораций призывает своего друга «не возвышаться», быть «закаленным сердцем», не падать духом, уметь «убавить упругий парус» в тот момент, когда «крепчает ветер». Однако адресат оды, видимо, не прислушался к советам Горация. Он вступил в политическую борьбу с Августом, участвовал в заговоре и был казнен.

   Философия «золотой середины» органически сопряжена со стоическим жизнеощущением. В мире одна неотвратимая реальность – смерть, перед ней все равны. Никакая радость не способна отвратить мысль о ней. А потому грядущее небытие надо встретить с достоинством. А последнее всегда отличало поэта.

 

Хранить старайся духа спокойствие

Во дни напасти; в дни же счастливые

Не опьяняйся ликованием,

Смерти подвластный, как все мы. Делий…

 

   ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА. Любовь занимает огромное место в поэзии Горация. Поэту, не обремененному семейными узами, полная свобода позволяла отдавать щедрую дань чувственным наслаждениям. Но и в этой сфере, во всяком случае если не в жизни, то в стихах, он, в духе своей философии, остается приверженным чувству меры. Даже в 27-й оде 1-й книги, оде, обращенной «К пирующим», посреди бесшабашного веселья он сохраняет ясную голову.

 

Кончайте ссору! Тяжкими кубками

Пускай дерутся в варварской Фракии!

Они даны на радость людям —

Вакх ненавидит раздор кровавый.

 

   Среди людей, бездумно веселящихся, он склонен вести взвешенный разговор о любви, что «палит огнем не стыдным».

   Любовная лирика Горация имеет своим адресатом многих женщин. Как правило, они гетеры, игравшие не последнюю роль в личной жизни римской аристократии и художественной богемы.

   В анонимной статье «Горациевы возлюбленные», написанной еще в середине прошлого века, мы читаем: «В славные времена империи прелестница в Риме жила барыней-щеголихой, держала слуг, принимала гостей, давала обеды и ужины, сияла не только красотой, но и умом, грацией, образованностью, нередко пела прекрасно и сочиняла миленькие стихи, всегда могла поддержать разговор о литературе и искусстве. У нес собиралась вся модная аристократия. Нужно было иметь счастье, чтобы быть ей представленным, и обладать на это ясными правами – знатности, ума, славы или богатства… Поэты, артисты, консулы, трибуны, ораторы, сенаторы, эдалы, князья из рода Цезарей, ухаживали за знаменитейшими прелестницами, добиваясь их милости и любви. У Пенелопы со всей ее целомудренностью, конечно, никогда не было столько обожателей. Они разгуливали по городу в щегольских носилках, заменявших карсты, жили в Эсквилии, имели в цирке и амфитеатре свои ложи, принадлежавшие к числу мест весьма порядочных и благородных, ходили в храм приносить жертвы, как все свободные люди, и пользовались даже римским гражданством, получая наследства и честь огромные».

   В светских салонах, где Гораций был завсегдатаем, он встречал будущих героинь своей лирики. В его стихах – калейдоскоп женских имен: Фидиллия, Лика, Лидия, Хлоя, Барина, Филлида…

   Его ода к Лидии исполнена неподдельного чувства: это диалог между поэтом и женщиной, которую он когда-то любил. В переводе А. Фета, достаточно вольном, но несомненно поэтичном, Гораций так обращается к Лидии:

 

Доколе милым я тебе еще казался

И белых плеч твоих, любовию горя,

Никто из юношей рукою не касался,

Я жил блаженнее персидского царя.

 

   Лидия тепло вспоминает пору их любви:

 

Доколь любовь твоя к другой не обратилась

И Хлои Лидия милей тебе была,

Счастливым именем я Лидии гордилась

И римской Илии прославленней была.

 

   Влюбленные расстаются, каждый нашел себе новый предмет увлечения. Гораций «покорился» фракийской Хлое, видимо, наделенной музыкальным даром: «искусна песнь и сладок цитры звон». Лидия же горит «пламенем взаимности» к Калаю, юноше, за которого готова дважды отдать жизнь. И все же и Гораций, и Лидия по-прежнему неравнодушны друг к другу. Поэт желал бы, чтобы воскресла прежняя любовь, соединила их «ярмом незыблемым», а Лидия, отдаваясь новому возлюбленному, похоже, хотела бы вернуть прошлое.

 

Хоть красотою он полночных звезд светлее,

Ты ж споришь в легкости с древесною корой,

И злого Адрия причудливей и злее —

С тобой хотела б жить и умереть с тобой.

 

   Другая возлюбленная Горация – Барина; она обольстительна, но вероломна и ветрена. Для нее в порядке вещей дать клятву и тут же ее нарушить. И поэт был среди тех, кто не устоял перед ее чарами.

 

…Молодые жены

За мужей своих перед твоим трепещут

Жадным дыханием.

 

   Его последнее увлечение – Филлида. Поэту больно оттого, что эта женщина предпочла ему некоего Телефа. Он убеждает Филлиду, что Телеф ей не пара, что он давно в плену у «другой девицы, бойкой, богатой». Поэт надеется склонить сердце прелестницы откровенным признанием:

 

Страстью я к тебе увлечен последней,

Больше не влюблюсь ни в кого! – рассеет

Песня заботу.

 

   ОСОБЕННОСТИ ТРАКТОВКИ ЛЮБОВНОЙ ТЕМЫ. И все же, если сравнить Катулла и Горация, ощущаешь, что на любовной лирике последнего лежит печать известной рассудочности, холодноватости. Академик М. Л. Гаспаров в своем тонком исследовании о Горации пишет: «Любовных од у него больше, чем вакхических, но чувство, которое в них воспевается, – это не любовь, а влюбленность, не всепоглощающая страсть, а легкое увлечение: не любовь властвует над человеком, а человек властвует над любовью. Любовь, способная заставить человека делать глупости, для Горация непонятна и смешна».

   И действительно, даже к своим любовным неудачам Гораций подходит рационально. Потеряв возлюбленную, он спешит «компенсировать» утрату новой дамой сердца. В 15-м эподе, обращенном к Неэре, той, что клялась поэту, обвивая его «гибкими руками» «тесней, чем плющ ствол дуба высокий», а потом изменила, – поэт предупреждает неверную:

 

Ведь есть у Флакка мужество —

Он не потерпит того, что ночи даришь ты другому, —

Найдет себе достойную.

 

   Известным облегчением для поэта становится незавидная перспектива его счастливого соперника. Недолго ему похваляться несчастием предшественника. Как бы ни был он богат и знатен, и ему придется оплакать измену. «Смеяться будет мой черед», – уверяет читателя поэт.