НОВАТОР. Задавшись целью поэтически освоить сложнейший материал, Лукреций шел неведомым в словесном искусстве путем.

 

…с бодрою мыслью

По бездорожным полям Пиэрид я иду, по которым

Раньше ничья не ступала нога.

 

   В первой части Лукреций, так определяет свое кредо:

 

…Во-первых, учу я великому знанью, стараясь

Дух человека извлечь из тесных тенет суеверий,

А во-вторых, излагаю туманный предмет совершенно

Ясным стихом, усладив его Муз обаянием всюду.

 

   Объясняя, в чем притягательность стихотворной формы изложения, Лукреций прибегает к развернутому сравнению, этому надежному приему, построенному по принципу аналогии.

 

… Коль ребенку врачи противной вкусом полыни

Выпить дают, то всегда предварительно сладкою влагой

Желтого меда кругом они мажут края у сосуда:

И, соблазненные губ ощущением, тогда легковерно

Малые дети до дна выпивают полынную горечь.

Хотел я представить

Это ученье тебе в сладкозвучных стихах пиэрейских,

Как бы приправив его поэзии сладостным медом.

 

   ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИИ ПОЭМЫ. В чем же этот поэтический «мед» Лукреция? Прежде всего, поэт тонко почувствовал, что однообразие, однотонность, казалось бы, изначально «запрограммированные» в сочинении дидактической направленности, – пагубны для искусства. Композиция поэмы такова, что в ней сочетаются различные жанровые элементы. Зачин поэмы выстроен как своеобразный гимн в честь Венеры, которая была не только богиней созидания, но и богиней любви. А любовь, как не мог не чувствовать Лукреций, источник творческой энергии для ученых, поэтов, людей искусства. В 5-й части одно из развернутых сравнений – это микроновелла о Фаэтоне, герое мифологии. О нем пишет Гомер: сын бога Солнца Гелиоса Фаэтон упросил своего отца доверить ему править солнечной колесницей, но не совладал с конями. Колесница промчалась близко от Земли, что вызвало многочисленные пожары.

 

Но всемогущий отец, распалившийся гневом жестоким,

Многоотважного сверг Фаэтона внезапною молньей

Наземь с коней, и к нему, ниспадавшему, вышло навстречу

Солнце, успев подхватить извечный светильник вселенной.

 

   «Всемогущий отец» – это Зевс. Сраженный его молнией, Фаэтон упал в реку и погиб в ее водах. Под пером Лукреция этот сюжет вылился в эпиллий, небольшую поэму, один, как мы уже отмечали, из излюбленных жанров эллинистической поэзии. Позднее Овидий, поклонник Лукреция, включил этот мифологический сюжет в свои «Метаморфозы».

   В первой части Лукреций воссоздает сцену жертвоприношения Ифигении, которую ее отец решился отдать на заклание, чтобы его войско могло наконец отплыть под стены Трои. Этот эпизод имеет параллель в трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». В четвертой части Лукреций с сожалением отзывается о тех, кто ослеплен любовью к корыстным и ничтожным женщинам. С иронией перечисляет он досадные заблуждения наивных влюбленных:

 

Черная кажется им медуницей, «грязнуха – простушкой»,

Коль сероглаза она – то «Паллада сама», а худая —

«Козочка». Карлица то – «грациозная кошечка», «искра».

Дылду они назовут «величавой», «достоинства полной»;

«Мило щебечет» – зайка для них, немая – «стыдлива»;

Та, что несносно трещит беспрестанно, – «огонь настоящий»,

«Неги изящной полна» – тщедушная им и больная.

 

   Подобные описания вызывают в памяти персонажи бытовой комедии.

   Как и в других классических образцах литературной дидактики, например, у Гесиода, теоретические положения и выводы выливаются в афористические сентенции:

 

Мы видим, отнюдь не в ничто превращаются вещи,

Но разлагаются все на тела основные обратно.

 

   Закон сохранения материи формулируется следующим образом:

 

Словом, не гибнет ничто, как будто совсем погибая,

Так как природа всегда возрождает одно из другого

И потому не дает без смерти другого родиться.

 

   АНАЛОГИИ И РАЗВЕРНУТЫЕ СРАВНЕНИЯ. Теоретические положения Лукреций обычно подкрепляет ссылками на разного рода природные и жизненные явления природы. Его метод, как уже говорилось, – аналогия. При этом он прибегает не просто к сравнениям, а сравнениям развернутым. Мы их встречали еще у Гомера. Последние вырастают в наглядные картины.

   Доказывая существование атомов, невидимых для глаза, Лукреций упоминает о трех невидимых телах. Это, прежде всего, ветер, который

 

…неистово волны бичует,

Рушит громады судов и небесные тучи разносит,

Или же, мчась по полям, стремительным кружится вихрем,

Мощные валит стволы, неприступные горные выси,

Лес, низвергая, трясет порывисто.

 

   Доказывая, что атомы разнятся друг от друга, Лукреций ссылается на животных одного вида, между которыми существуют различия. В противном случае мать не сумела бы распознать своих детей. Эту мысль поэт дополняет описанием коровы, потерявшей теленка:

 

Так у святилищ богов, разукрашенных, часто теленок

Падает пред алтарем, в дыму фимиама заколот,

Крови горячей поток испуская с последним дыханием.

Сирая мать, между тем, по зеленым долинам блуждая,

Ищет напрасно следы на земле от копыт раздвоенных,

Всю озирая кругом окрестность, в надежде увидеть

Свой потерявшийся плод…

 

   РИТОРИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ. Лукреций покоряет субъективностью, эмоциональностью. Он страстно привержен выбранной им просветительской миссии. Хочет донести до читателя свои идеи. Ведет с ним доверительный разговор, озабоченный высотой стоящей перед ним задачи.

 

Кто в состоянии найти в своем сердце столь мощную силу,

Чтоб достойно воспеть все величье открытий?

 

   Риторические вопросы, восклицания, другие поэтические фигуры буквально «пропитывают» словесную ткань поэмы. Горечь человеческого удела не раз вызывает у него неподдельное сострадание:

 

О вы, ничтожные мысли людей! О чувства слепые!

В скольких опасностях жизнь, в каких протекает потемках

Этого века ничтожнейший срок!

 

   В другом месте он горячо осуждает суеверия:

 

О человеческий род несчастный! Какие явления

Мог он богам приписать и присвоить им гнев беспощадный!

 

   ЯЗЫК ПОЭМЫ. Сложность поэтически освоенного материала потребовала от Лукреция немалых усилий в языковой сфере. Прежде всего, надо было по-латыни передать сложные, непривычные философские понятия и термины. Знакомые грекам, они не имели эквивалентов в латинском языке. Подсчитано, например, что для понятия «атом» Лукреций использовал более полусотни различных слов и выражений. Значительность содержания обусловил тот высокий слог, которого еще не было в современной Лукрецию эпической поэзии. Лукреций в этом плане ориентировался на римского поэта Квинта Энния, который, как уже говорилось, пытался создать римский эпос, огромную поэму «Анналы», от которой сохранились лишь фрагменты, около 600 строк. В ней, подражая Гомеру, Энний использовал латинский дактилический гекзаметр. Стих и язык Энния подняты у Лукреция на новую, более высокую ступень. Он, в частности, воспроизводил взятый у Энния прием аллитерации.



   ЛУКРЕЦИЙ В ВЕКАХ. Поэма Лукреция была исключительно популярна в Риме. На стенах Помпеи, как показали раскопки разрушенного землетрясением города, были начертаны отдельные строки из этого сочинения. Вергилий, имея в виду Лукреция, в поэме «Георгики» писал:

 

Счастлив тот, кто сумел вещей постигнуть причины,

Кто своею пятой попрал все страхи людские,

Неумолимый рок и жадного шум Ахеронта!

 

   По словам Овидия, стихи Лукреция «погибнут тогда, когда погибнет весь мир». Вместе с другими римскими классиками автор поэмы «О природе вещей» приобрел широкую известность в эпоху Возрождения. В XVIII столетии он обрел горячих поклонников в лице французских философов-просветителей, таких, как Гельвеций, Гольбах, Дидро. В России в числе его ценителей были Ломоносов, Радищев, Герцен.

   Ломоносов перевел полтора десятка строк из пятой части поэмы. Герцен, вообще горячий поклонник искусства античности, отдал дань восхищения поэме: «…Древний мир умел даже лучше нашего любить и ценить космос, великое все, природу…»

   Когда после Великой Отечественной войны под эгидой Академии наук стала выходить широко известная ныне серия «Литературные памятники», отмеченная высоким научным филологическим уровнем, одной из первых ее книг стала поэма Лукреция «О природе вещей». Она была приурочена к отмечавшемуся в 1945 г. 2000-летию со дня смерти Лукреция. В предисловии к поэме тогдашний президент Академии наук академик С. И. Вавилов, выдающийся физик, писал: «Нет никакого сомнения, что великая идея атомизма проникала до Галилея, Ньютона и Ломоносова не посредством разбросанных фрагментов Демокрита и Эпикура, а через гекзаметры поэмы Лукреция».

   Одна из примет словесного искусства XX столетия – становление научно-художественной литературы. Она раскрывает человеческий, гуманитарный аспект научных знаний, личность ученых, психологию творческого труда. Свидетельство тому книги К. Паустовского («Кара Бугаз»), Д. Данина («Неизбежность странного мира»), Д. Гранина («Зубр») и др. Отдаленным предтечей этого направления можно считать и поэму Лукреция.