Гордон Чайлд

Арийцы. Основатели европейской цивилизации

Глава 5. К вопросу об азиатской прародине индоевропейцев

 

Гипотеза об азиатском происхождении индоевропейских народов является, пожалуй, самой старшей из всех существующих, но при этом она хуже всех подкреплена доказательствами. Отчасти эта гипотеза основана на антропологической мифологии, корни которой восходят к библейской истории о Вавилонской башне. В том мире донаучных спекуляций было принято считать, что все народы происходят из Азии, которая рассматривалась в качестве их общей прародины, и предполагалось, что все переселения народов следовали за солнцем с востока на запад. До этого момента теория об азиатской колыбели индоевропейцев является только одним из необоснованных обобщений, с которым антропология и археология боролись в течение последних десятилетий. Мы теперь знаем, что отношения между Европой и Азией не были столь односторонними, как полагали наши предшественники, и что культурные достижения и народы перемещались в обоих направлениях.

Но теория об азиатской колыбели индоевропейцев основана не только исключительно на предубеждении. Предполагаемая глубокая древность санскрита и его очевидная лингвистическая чистота были мощными аргументами в руках ориенталистов и даже позволили Шлегелю (1808) утверждать, что праязык появился в Индии и распространился оттуда на запад. Подобные идеи неожиданно возникли и в трудах Сержи; он предполагает, что предки европейских ариев были расой брахицефалов, первоначально населявших область к северу от Гиндукуша. Там они познакомились с языком средиземноморских индийцев и принесли его вместе с собой в Европу. Но современная филология больше не рассматривает санскрит в качестве самого чистого потомка изначальной индоевропейской речи. Хотя, конечно, следует отметить, что он на самом деле не очень далеко от него отстоит, частично благодаря очень ранней фиксации языка в метрической литературе. Но с точки зрения фонетики санскрит отражает родительскую речь менее точно, чем большинство европейских языков; например, при произношении слова «арий» должны различаться такие гласные звуки, как а, e и о , которые в санскрите все сливаются в а. Опять-таки характерный для индоиранских языков переход звука к в s восходит к XV столетию до н.э. и является ранним примером фонетического распада, указывающего на некоторые физиологические изменения его носителей по сравнению с их предками.

Еще более глубокое впечатление производило на филологов старшего поколения упоминание об Airyanam vaejanh, «родине ариев», в Авесте персов. От локализации этого весьма неопределенно указанного центра иранской жизни в Бактрии или Согдиане оставался единственный шаг к идентификации этих областей с колыбелью индоевропейцев. Действительно, для Потта, Ренана, Моммзена и Пиктета основанная на этом утверждении теория кажется вполне вероятной. Конечно, отчасти она явилась следствием неправильного распространения термина «арий» на всех носителей индоевропейских языков. Но хотя мы для удобства в данной книге и использовали это название именно в этом смысле, мы с самого начала сделали оговорку, что его использование в качестве самоназвания ранними индоевропейцами не доказано и вряд ли имело место. В качестве самоназвания оно характерно только для индоиранцев. Эта цитата из Авесты отмечена в ее последних главах, и, скорее всего, в данном случае речь идет о смутных воспоминаниях, связанных с переселением племени, к которому их авторы принадлежали.

Предположение о центральноазиатской прародине индоевропейцев, возникшее на основе анализа иранских источников, таким образом, лишено основания. С другой стороны, было справедливо отмечено, что арийские языки в Азии сегодня находятся в меньшинстве и возвышаются подобно островам в океане семитских, малоазийских, дравидийских, монгольских и китайских языков. Как мы видели, аналогичная картина на Среднем Востоке наблюдалась и на рассвете истории. Даже если в начале нашей эры на индоевропейских языках говорили на обширных территориях, простиравшихся от Средиземноморья до границ Китая, связь между отдельными ее частями была потеряна в результате мусульманских и турецких завоеваний. Эти языки были почти исключительно индоиранскими диалектами, что явно контрастирует с разнообразием укоренившихся индоевропейских языков в Европе. Таким образом, вероятность того, что все индоевропейские языки возникли в Азии, существовала, но она казалась небольшой.

Открытие тохарского языка группы кентум в бассейне Тарима обесценило этот аргумент; оно вызвало из могилы древнего призрака азиатской гипотезы и придало ориенталистам новых сил. Самое простое объяснение присутствия языка группы кентум в Средней Азии заключается в том, что он представляет собой последнего из сохранившихся здесь наследников первоначального языка азиатских ариев. Доказать, что индоевропейцы пересекли по дороге из Европы весь Туркестан в относительно поздний доисторический период, довольно трудно. Если мы были правы в своем предположении, что скифы в этническом плане были монголами, то из этого следует, что тот миграционный путь, по которому в исторические времена проследовали в Европу гунны и турки, существовал уже в VIII столетии до н.э., и по нему народы двигались в западном направлении. Возможно, что он возник даже раньше, — не зря же многие авторы видят «нечто монгольское» в хеттах. В свете всего сказанного было бы легко понять, как этот поток, следовавший несколькими волнами, вынес индоевропейцев из Средней Азии, затем занес их в Европу или же запер их в горных долинах типа бассейна Тарима. Установленный ныне факт, что во внутренних районах Азии периодически бывают засухи, мог послужить причиной массовых миграций кочевников, а также, возможно, способствовал их переходу к чисто кочевому образу жизни. Такая засуха, возможно, инициировала процесс переселения из этих районов индоевропейских народов и их изоляции, а завершило его вторжение монголов. История Средней Азии ранее последних столетий до нашей эры все еще остается для нас чистым листом. Мы не знаем, на каких языках там говорили.

Наконец, старое изречение «Ex oriente lux» — «свет с Востока», которое некогда вдохновляло приверженцев теории азиатской прародины индоевропейцев, начало оправдывать себя.

Предполагаемое вторжение брахицефалов

Более ранние исследователи арийской проблемы при рассмотрении понятия «этнос» трактовали его с точки зрения антропологии, а не в смысле его принадлежности к определенной культуре. Они полагались на чисто физические характеристики для идентификации определенной группы населения, которая, возможно, распространила индоевропейский язык. Конечно, расовые особенности, которые являются наиболее очевидными для дилетанта, — цвет глаз, оттенок кожи, структура волос — при изучении доисторических народов мало чем могут помочь. Для расовой классификации наших отдаленных предшественников этнолог должен полагаться исключительно на анализ более долговечной части тела — скелета, который при благоприятных условиях может сохраняться в течение тысяч лет. По костям, извлекаемым из доисторических могил, можно восстановить рост и другие физические характеристики древних людей. Антропологи придают большое значение реконструкции черепа, по которому можно установить расовые особенности. Наиболее признанным критерием является соотношение между шириной и длиной черепа, которое, переведенное в процентное соотношение, называется cephalic index. Черепа, у которых ширина составляет 80 или более процентов по отношению к их длине, называют брахицефальными, или короткоголовыми; в тех же случаях, когда подобное соотношение составляет 75 или менее процентов, черепа классифицируются как долихоцефальные, или длинноголовые; индексы между 75 и 80 процентами обозначают мезоцефальные черепа. Следует отметить, что в настоящее время антропометристы понимают, что одного черепного индекса недостаточно для определения этноса, и многие из них, такие как Сержи и Шлиц, предпочитают полагаться исключительно на контур или другие детали устройства черепа. В любом случае сам по себе принцип соотношения между шириной и длиной черепа может послужить основой только для очень приблизительной классификации. В областях, которые нас интересуют, более дробное деление долихоцефалов на средиземноморский тип (люди обычно низкорослые и темнокожие) и северный (обычно высокие и светлые) также имеет большое значение.

Мы можем пренебречь мнением более ранних авторов, которые считали, что Европа в конце ледникового периода была полностью лишена населения и что неолитическая цивилизация была принесена на совершенно девственную землю новым населением, прибывшим из Азии. Уже давно было установлено, что потомки населения древнекаменного века составили значительный процент среди населения постледникового периода на нашем континенте. Прибыла ли любая из этих ранних групп населения из Азии, нас в принципе не касается, поскольку индоевропейцев в эпоху палеолита еще просто не существовало, они появились в эпоху энеолита или неолита.

В настоящее время получила широкое признание точка зрения, что своим появлением в Европе неолит обязан населению нового антропологического типа, пришедшего из Азии. Пришельцев можно определить как «неолитических брахицефалов». В неолитический период они фактически вклинились между низкорослыми долихоцефалами средиземноморского типа и высокими долихоцефалами севера. Именно этот пришлый народ и был объявлен индоевропейцами Сержи, де Морганом и некоторыми другими исследователями.

Однако столь упрощенный подход к делу больше не выдерживает критики. Предполагаемые пришельцы в целом не обладали той культурой, которую филологи приписывают индоевропейцам, они все еще находились на более низкой ступени развития, их главными занятиями были охота и лов рыбы, домашних животных они не держали. В нашем распоряжении теперь имеется значительное число черепов брахицефалов из Испании, Франции, Бельгии, Британии и Германии, которые относятся к донеолитической эпохе. Эти брахицефалы, хотя и жили в постледниковый период, все еще занимались только собирательством и охотой и даже не полировали камень или кремень. В свете данных, с которыми мы ознакомились в предыдущей главе, они не могли быть индоевропейцами. При этом их азиатское происхождение не кажется больше бесспорным. Босх Гимпера думает, что они могли прибыть из Северной Африки через Гибралтарский пролив с палеолитической группой населения, известной как капсиане. Этот короткоголовый тип получил особое распространение на западе. Но гораздо важнее то обстоятельство, что брахицефальный череп был недавно найден при раскопках палеолитической стоянки в Солютре (Франция). Таким образом, больше нет необходимости считать неолитических брахицефалов пришельцами или доказывать вероятность их вторжения для того, чтобы объяснять наличие в Европе представителей короткоголового типа. Идея использовать наличие этого типа для доказательства связей между Европой и Азией кажется непродуктивной.

Точно так же необоснованными выглядят и более ранние попытки добавить данные краниологического анализа к результатам исследования материальной и духовной культуры, имея в конечном итоге ту же самую цель. В своей классической работе «Формирование французской нации» де Мортильер отмечал, что первые представители короткоголового типа в Европе были доиндоевропейцами, но при этом предполагал, что новая волна этого же самого азиатского народа, принесшая с собой искусство металлургии и обряд кремации, ввела в обиход индоевропейскую речь в Европе. Но в данном утверждении мы можем сегодня найти сразу три ошибки. Во-первых, нет никакой жесткой взаимосвязи между кремацией и металлургией. В Центральной Европе обряд кремации встречается еще в эпоху неолита, в то время как в эпоху раннего бронзового века в погребениях от Британии до Крита преобладают трупоположения. Во-вторых, нет никаких доказательств того, что обряд кремации возник именно в Азии; даже в Индии самые древние погребения содержат несожженные тела. Еще меньше у нас оснований утверждать, что бронзовый век Европы был простым отражением бронзового века Азии. К 1700 году до н.э., когда использование бронзы в континентальной Европе стало вполне привычным, наши предки изобрели целый ряд форм, которые не имеют аналогов на Востоке. В бассейне Эгейского моря, где следует искать корни бронзового века Европы, различия между Западом и Востоком наметились еще с середины 3-го тысячелетия, а к середине 2-го тысячелетия Запад явно стал одерживать верх[16]. Так что бронзовый век Европы имеет местные корни и не был принесен в готовом виде из Азии. Наконец, не наблюдается значительного увеличения брахицефальных черепов в погребениях бронзового века; в них продолжает преобладать длинноголовый тип, точно так же как и в неолитический период.

Однако в последующую энеолитическую эпоху в Центральной Европе явно брахицефальная раса заложила основы бронзового века. Эта раса, отличная от всех прочих не только строением черепов, но также и своей цивилизацией, известна как культура колоколовидных кубков или под названием «следопыты». Первое из этих названий происходит из отличительного типа сосудов, который всегда помещался в погребения носителей этой культуры, а второе основано на факте, что они повсеместно искали руды и драгоценные металлы; в Центральной Европе первые ценные изделия, изготовленные из золота и янтаря, найдены также в погребениях представителей этой культуры.

Но в континентальную Европу эти пришельцы — они не были очень многочисленными — прибыли не с востока, а с юго-запада. При распределении по территориям погребений выясняется, что большинство из них сосредоточено на юго-западе Германии, имеются они также в Силезии и вокруг Будапешта. Однако восточная граница этой культуры пока не определена, поэтому мы не можем исключить предположение о ее азиатских корнях. В данном вопросе решающую роль играет анализ погребального инвентаря. Самым типичным для носителей этой культуры изделием из металла является очень короткий, плоский, треугольной формы кинжал с расширяющимся лезвием, без ярко выраженного плеча и, вероятно, вставлявшийся в деревянную или костяную рукоятку (рис. 12, 3). Это оружие сразу же обнаруживает несомненные черты различия с азиатским кинжалом, имевшим ярко выраженные плечики и узкое лезвие. Подобные кинжалы все в больших количествах находят от Элама и Анау до Сирии и Трои (рис. 12, 1). С другой стороны, кинжал «следопытов» весьма обычен для Западной Европы и, возможно, попал туда из Египта.

В этом можно усмотреть намек на то, что культура «следопытов» возникла в Восточном Средиземноморье, хотя в Центральную Европу они попали не из этого региона. Как Пик, так и Гуиффриди-Руджиери считают, что тот тип, который, как кажется, был присущ носителям культуры колоколовидных кубков, первоначально появился в Эгеиде, где брахицефалы рано появляются на Кикладах и на Крите. Как предполагается, культура колоколовидных кубков возникла именно здесь, а далее ее носители отправились морским путем на запад через Средиземноморье и Атлантику. Присущий им физический тип и характерные элементы их культуры в очень раннее время появляются на Сицилии, Сардинии и юге Франции. Но наиболее ярко культура колоколовидных кубков проявляется в Центральной Испании. Создается такое впечатление, будто именно отсюда «следопыты» распространяли свои вазы и кинжалы в Бретань, на юг Франции, север Италии и в Центральную Европу. Если это так, то вряд ли можно будет оспорить утверждение, что именно брахицефальные «следопыты» распространили индоевропейские языки по всей Европе.



Однако поначалу они появлялись повсюду на континенте только в небольших количествах; у них не было постоянных поселений, и, подобно арабам в Центральной Африке, они были просто вооруженными торговцами. Несомненно, что они несли с собой мощный цивилизационный импульс, но вряд ли смогли изменить речь аборигенов больше, чем арабы смогли повлиять на языки африканских племен. И во-вторых, главные центры носителей культуры колоколовидных кубков находились в тех частях Европы, где, по мнению филологов и историков, в исторические времена жили носители доиндоевропейских языков, например иберы. Даже сегодня в одном из центров культуры колоколовидных кубков, в Пиренеях, часть населения продолжает разговаривать на языке басков, который относится к числу неиндоевропейских. Брахицефализм, который был присущ этому народу, появляется среди населения Европы уже в энеолитическую эпоху, возможно, хотя бы отчасти благодаря нашим «следопытам». Нельзя не отметить, что баскское слово urraida — «медь» может быть родственно шумерскому термину urudu. На основании этого Пик предположил, что «следопыты» были шумерами.

Мы установили ту роль, которую сыграл в формировании европейской металлургии брахицефальный элемент, и вместе с тем исключили его из числа индоевропейцев. Возможно, здесь самое место упомянуть о мегалитической культуре, так как Пик связывает ее распространение со «следопытами». Рассматриваемые памятники, которые представляют собой огромные каменные гробницы, известные как дольмены, которые могли быть как открытыми, так и закрытыми, а также соединенные между собой монолитные столбы и каменные круги действительно представляют собой одно из самых заметных звеньев, связывавших между собой Европу и Азию, особенно Индию. В Европе мегалитические гробницы разбросаны вдоль берегов Северного моря и Атлантического океана, западной части Средиземного моря, вновь появляясь в Болгарии и на берегах Черного моря, откуда они через Кавказ тянутся в Северный Иран. В это же самое время другая группа мегалитических гробниц появляется в Северной Африке, Сирии и Палестине, а затем — что представляет для нас несомненный интерес — на юге Индии и в Ассаме. Большинство археологов полагает, что идея строить эти громоздкие гробницы распространялась вместе с неким морским народом, который отправился из Восточного Средиземноморья на поиски простых и драгоценных металлов; налицо явное совпадение между распределением памятников и районами их добычи. Предполагается, что эти путешественники древности основали торговые поселения или даже собственные династии там, где они нашли то, что искали, и распространили среди аборигенов присущий им культ мертвых и свои традиции архитектуры. В определенном смысле эта точка зрения кажется мне верной, но ни один из ее защитников не смог доказать, что эти искатели сокровищ и были индоевропейцами. Сирет называет их финикийцами, Пик именует «следопытами» и считает шумерами, Эллиот Смит ведет их происхождение от древних египтян, а Перри, развивая его взгляды, рассматривает их потомками дома фараона, «детьми Солнца». В таком случае приходится признать, что если идея возведения дольменов имеет восточное происхождение, то мореплаватели, которые способствовали ее распространению, никак не могли быть носителями индоевропейской речи.

Однако существует научная школа, которая утверждает, что истоки мегалитической архитектуры следует искать на севере или западе Европы, откуда она и распространялась в восточном направлении. Защитники теории североевропейской прародины индоевропейцев могли бы ухватиться за эту идею, так как она явно играет им на руку. Отмечалось, что мегалитические гробницы Скандинавии и Британии содержат исключительно материал неолитического времени; в Испании и на Кавказе в подобных гробницах находят изделия из меди, в то время как в Северной Африке и Индии среди погребального инвентаря встречаются и железные орудия. Кроме того, некоторые исследователи полагают, что скандинавские гробницы в типологическом плане являются самыми примитивными. На основании этого высказывались предложения полностью пересмотреть пути распространения дольменов и локализовать их первоначальный центр возникновения в Дании. Отсюда, как предполагается, высокие морские пираты с золотыми локонами, предшественники викингов, разместившись в прославленных долбленых лодках, отправлялись в Берберию и Индию. Вильке пытался доказать этот тезис, ссылаясь на близость некоторых типов керамики, а Кристиан, кажется, склонен был связать блондинов Ливии, известных египтянам и Геродоту, со строителями дольменов, прибывшими со скованного льдом севера. К сожалению, те аналогии, на которые указывает Вильке, выбраны произвольно из массы материала, причем без оглядки на их происхождение и датировку, поэтому они не вызывают доверия. Вместе с тем Хаддон отмечает, что дольмены не встречаются там, где светловолосые кабилы сохранились в наиболее чистом виде и где они наиболее многочисленны. В любом случае есть убедительные причины не связывать строителей дольменов — пришли ли они с севера или с юга — с индоевропейцами. Мегалитические памятники в Европе преимущественно располагаются на тех территориях, которые, по всеобщему мнению, оказались в зоне влияния индоевропейцев только в относительно позднее время, — Франция, Британия и Испания. В северо-западной части Африки и в Палестине, как мы знаем, индоевропейцы не жили, и, наконец, в Индии дольмены расположены в тех областях, которые были завоеваны ариями в последнюю очередь; на севере дольмены вообще отсутствуют.

Из предшествующего анализа следует, что происхождение индоевропейцев или появление неолитической цивилизации в Европе с Азией не может быть доказано только на основании исследования форм черепов; брахицефализм не был присущ исключительно азиатам и не был характерной чертой индоевропейцев. В то же время мы познакомились с двумя группами населения, вполне возможно, что восточного (но не обязательно азиатского) происхождения, которые сыграли важную роль в деле распространения цивилизации на территории Европы, — носителями культуры колоколовидных кубков, которые прокладывали торговые маршруты во внутренних областях нашего континента, а также со строителями дольменов, морские предприятия которых, возможно, приобщили коренных обитателей побережья не только к культу мертвых, но и к некоторым другим достижениям цивилизации. Ни один из этих народов не принадлежал к числу индоевропейских и не был выходцем из Средней Азии. Но археологический материал из данной области, который в последнее время быстро накапливается, способен предоставить в наше распоряжение более надежные данные, чем простые измерения черепов. А на их основании можно будет построить и более достоверную теорию.

Вазописцы

На самой заре зарождения производящего хозяйства все еще неясные, но величественные контуры таинственной цивилизации, громадной по охвату территории, сыгравшей неоценимое значение для прогресса человечества, сегодня начинают появляться из тумана, который окутывает место действия, ранее скрытое последними отступившими к северу ледниками. Она возникает на пространствах от Желтого моря до Адриатики как первое проявление человечества, сделавшего большой шаг вперед, перейдя от собирательства и охоты к производящим формам ведения хозяйства. Отличительной чертой, которая объединяет различные варианты этой цивилизации, является искусство вазописи. Кроме него можно отметить лишь немногие, если таковые вообще имеются, общие черты. Вазописцы везде возделывали землю, но пока не ясно, все ли они обладали домашними животными. На поселениях культуры Анау, в Туркестане например, остатки культурных растений обнаружены уже в самых ранних слоях, но кости домашних животных появляются гораздо позднее. Повсеместно на территории распространения их культуры вазописцы полировали камень и почти наверняка были знакомы с медью, но при этом характерные типы изделий, общие для всех ее областей, отсутствуют. У читателя может сложиться впечатление, что искусство расписывать вазы является единой связующей нитью, на которой держатся далекоидущие исторические выводы.

Однако стоит обратить внимание на следующее обстоятельство. Открыть секрет искусства именно так раскрашивать глину стойкой несмываемой краской, что ее не только не мог уничтожить огонь, но под его воздействием она становилась даже еще прочнее, вряд ли можно было дважды. Одна вспышка гениальности в уме неизвестного нам изобретателя позволила сделать открытие, которое впоследствии породило искусство росписи аттических ваз и дултонского фарфора. С самого начала я должен отметить, что интересующая нас расписная керамика на всей территории своего распространения была далеко не однородна. В различных областях ее формы, техника изготовления, орнамент, назначение весьма разнятся между собой. При этом везде искусство росписи керамики появляется перед нами сразу в готовом виде, а затем, с эстетической точки зрения, в нем наблюдается только регресс. Тем не менее распространение этого великолепного искусства, я думаю, связано с распространением определенных культурных традиций, если не самих их носителей. Огромная территория ее охвата подразумевает наличие в этой культуре различных вариантов. Характерный для нее материал распространен вдоль 40° широты от 15° до 120° долготы! Раньше всего мы встречаемся с расписными горшками в кучах раковин и прочего мусора, оставшихся от первобытных собирателей, живших на территории Японии.

Затем мы вновь встречаемся с ними в недавно открытой культуре Янь-Шао, получившей распространение в провинциях Гонань и Чай-Ли (Китай); далее к западу она встречается у истоков Хуанхэ в пограничных районах Каньшу (рис. 13). Далее нам придется пересечь теперь пустынные земли китайского Туркестана для того, чтобы вновь нащупать нашу нить в Прикаспии — на поселениях культуры Анау вблизи Мерва, в Хорасане и на реке Гельмунд в Сеистане. Наконец, преодолев большое белое пятно, мы вновь обнаруживаем целую цепочку центров распространения расписной керамики, которая начинается на Днепре возле Киева и тянется далее в Трансильванию, Болгарию, Фессалию и Южную Италию[17]. В то же самое время к югу от Кавказских гор расписные изделия появляются в Пенджабе, Белуджистане, Эламе, долинах Тигра и Евфрата, Каппадокии, Сирии, Палестине и в долине Нила. Подобное их распространение трудно понять с точки зрения современных природных условий Европы и Азии. Но за шесть или семь тысяч лет, которые прошли с тех пор, площадь





пустынь и морей то сокращалась, то расширялась; то же самое можно сказать и о лесах. Некоторые поселения, например Анау, которое теперь находится в пустыне, или Петрени в бессарабской степи, ранее располагались в лесистой местности, и жившие в них люди охотились на диких кабанов. По всей видимости, создатели нашей культуры предпочитали жить на пустошах, окаймляющих леса, и избегали открытых пространств степи точно так же, как и пустынь.

В изменениях климата может таиться разгадка как причин, так и направлений миграций носителей этой культуры. Периодические засухи в Азии, изученные Элвортом Хантингдоном, были одним из тех факторов, который побудил человеческие коллективы, все еще находившиеся на промежуточном этапе между собирательством и зарождением производящего хозяйства, бродить из одного конца в другой пока еще слабо заселенного мира.

При этом распространение расписной керамики, даже самой ранней, в каждой области более ограничено во временном, чем в пространственном диапазоне. Удается выявить ряд последовательно сменявших друг друга культур, связанных с производством расписных изделий, которые существовали на одном поселении или группе поселений — два поселения в Сузах (Элам), четыре в Анау (Туркестан), два этапа в жизни поселения в Кукутени (Румыния) и на юге России в целом, два периода в Фессалии. Но далее искусство расписной керамики в нескольких областях начинает развиваться самостоятельно, причем в этом развитии не наблюдается никакой синхронности. В Эламе и в Египте сосуды начали раскрашивать примерно с 5000 года до н.э.; в Фессалии и на территории Украины, по всей видимости, не ранее 3000 года; самый ранний материал из Китая и закаспийских областей все еще надежно не датирован. Такие хронологические различия служат надежным предупреждением против поспешного отождествления подобной традиции с какой-нибудь одной этнической группой. За две тысячи лет могли произойти любые смешивания разных групп между собой. Процесс ее распространения, возможно, отчасти имел форму межплеменных заимствований. Все же в те отдаленные времена население земного шара было гораздо малочисленнее, чем сегодня, и еще меньше, чем в наши дни, напоминало единое целое, в котором культурные достижения могли бы свободно пропагандироваться. Известные нам данные о переселениях народов в древности заставляют нас придерживаться теории дисперсии нашего материала. Поэтому нет особой необходимости предполагать, что его распространению способствовала определенная этническая группа или группы. Ответ на интересующий нас вопрос должен существенно помочь в решении проблемы локализации первоначального центра этого искусства. Упомянутые нами поселения удивительным образом группируются вокруг большого горного хребта, протянувшегося с востока на запад, который делит Евразию на две части. В настоящее время антропологи полагают, что тот же самый барьер разделял и области, где развивались две основные человеческие расы: к югу от хребта жили темнокожие евроафриканские долихоцефалы, а к северу от него — евразийские брахицефалы. Тогда решение только что поднятого вопроса должно заключаться в следующем: были ли первые мастера росписи ваз евроафриканцами или евроазиатами? Сторонниками первой точки зрения, наряду со многими другими, являются Эллиот Смит и Перри, а второй — Кристиан и до некоторой степени Пик. На основании доступного для изучения краниологического материала едва ли можно сделать окончательные выводы. Черепа из захоронений, найденные при раскопках в Китае, Индии, Эламе и в Южной Месопотамии, пока еще не опубликованы. Ни одного захоронения взрослого человека рассматриваемого периода не обнаружено в Туркестане, на юге России или в Фессалии, и для этих областей мы должны положиться на случайные находки черепов или же скелетов младенцев, захороненных под полами помещений. Измерения существующего материала дают следующие результаты: младенцы из самого раннего поселения в Анау, жители Египта додинастического периода и мастера росписи ваз из Молфетты в Южной Италии принадлежали к долихоцефальному типу, классифицируемому Сержи как средиземноморский. Один из четырех черепов, найденных при раскопках в Болгарии, принадлежал, возможно, к последней стадии интересующей нас культуры. Вероятно, один из индивидуумов, найденных в Кукутени (Румыния), принадлежал к тому же самому типу. С другой стороны, два черепа из Болгарии, один из Кукутени и один из Левкаса в Западной Греции имеют явно брахицефальные признаки. Наконец, на первых двух из упомянутых поселений и на одном из поселений в Фессалии были найдены мезоцефальные черепа, причем череп из Болгарии принадлежал высокому мужчине, что может указывать на присутствие там неких этнических компонентов с севера.

Эти скудные данные показывают, по крайней мере, что, независимо от того, распространялся ли интересующий нас материал с помощью миграций населения или нет, это происходило не в этнологическом вакууме. Смешение различных групп населения, о возможности которого мы говорили выше, подтверждается материалами из Румынии и Болгарии. Наличие общих черт в скелетных остатках подтверждает ту точку зрения, что центр, из которого распространилось искусство росписи керамики, лежал к югу от цепи евразийских гор и что его носителями были представители евроафриканской расы. Потомки этого народа все еще проживают не только в Индии и Иране, но и в средиземноморских странах. В то же самое время необходимо помнить и о том, что в Эламе в самый ранний период его истории проживал полунегроидный или негроидный народ, и доктор Кристиан склонен приписывать этому элементу ножи изогнутой формы, типа тех, что были найдены в Анау и в культуре Янь-Шао, и до сих пор бытующих в Малайзии и Судане. Тем не менее из этого отнюдь не следует, что именно в долине Нила зародилось искусство вазовой живописи. Египет находится на западном краю области ее распространения, далеко от ее центра. И при этом не обеспечивается тот баланс между производством продовольствия и простой охотой, которая должна была постулироваться, чтобы объяснить распространение искусства. И наконец, большие различия, которые мы можем наблюдать от поселения к поселению в формах керамики, технике ее изготовления, а также в других компонентах материальной культуры, — и особенно отсутствие вне Нильской долины в додинастический период специфических форм керамики, присущей египтянам техники шлифовки кремня или же весьма характерного для них, имеющего форму диска, навершия булавы, — исключают предположение о том, что все ее группы произошли именно оттуда.

Исходя из известных нам данных, мы должны, по всей видимости, искать первоначальный центр ее распространения в Азии. Сузы, вероятно, расположены ближе всего к нему. Профессору Миру удалось раскопать там поселение охотников, только что перешедших к занятиям земледелием. Однако изделия и формы керамики из Суз не могут являться прототипами всех остальных.


Мы должны продолжить поиски в другом месте, и здесь необходимо упомянуть о том, что профессору Обермайеру удалось проследить в Индии типологический ряд, ведущий от грубого «ручного топора», используемого человеком эпохи палеолита, к полированному «неолитическому» кельту.

Теперь мы имеем возможность задаться вопросом, который мог бы оправдать включение этого длинного экскурса в данную работу: было ли связано на первоначальном этапе распространение традиции расписывать керамику полностью или хотя бы частично с индоевропейцами? Несомненно, только что описанная цивилизация, хотя и в самых общих чертах, является одной из связующих нитей между теми территориями, которые индоевропейцы занимали в Азии и Европе. Все же в целом мастера росписи ваз не могли быть индоевропейцами. Так, например, древние египтяне принадлежали к совершенно другой языковой семье. Однако это не окончательный ответ на наш вопрос. Хотя в целом носители традиции расписной керамики не были индоевропейцами, они могли смешаться с индоевропейцами, например в Центральной Азии, и уже оттуда прийти в Европу в качестве таковых.

Азиатские поселения, где появляется расписная керамика, на самом деле находятся вблизи самых ранних центров, где появляются индоевропейцы. На одном из иранских диалектов, согдийском, говорили в Ганьсу в III столетии н.э.; этот же самый китайский район находится не очень далеко от владений тохаров. Мы уже отмечали значение новых открытий в Пенджабе, и теперь мы можем подчеркнуть значение неопубликованных находок с берегов Гельмунда в Сеистане, где могла располагаться Airyanam vaejanh. В Иране и Закаспийском регионе район распространения интересующей нас керамики совпадает с территориями, на которых возникла самая ранняя иранская культура. Наконец, юг России многими исследователями рассматривается как первый центр европейских индоевропейцев. Кроме того, мы пытались доказать, что предков эллинов следует искать в Фессалии.

И не только это; мастера росписи ваз, подобно индоевропейцам, владели искусством обработки меди, а по материалам из Анау выясняется, что этот же самый народ приручил азиатского быка, азиатского уриала (барана таджикского), который станет основной породой овец «неолитической» Европы. И наконец, самый весомый аргумент из всех заключается в том, что пустынная лошадь, которая, согласно Дорсту, была одомашнена первой из скаковых лошадей, стала предком всех лошадей, распространившихся в бронзовом веке на территории Европы и Ближнего Востока. Эти животные были известны первым индоевропейцам, и вполне вероятно, что они появились в юго-восточной части Европы точно так же, как и искусство металлургии и росписи керамики, вместе с переселенцами из Средней Азии. Таким образом, расписная керамика оказывается важным связующим звеном между Европой и теми областями Азии, где некогда звучала индоевропейская речь. Роспись на керамике, по крайней мере в Закаспии и на юге России, изображает животных, характерных для индоевропейцев.

Однако это не означает, что наши поиски можно считать законченными. Устранив из нашего обзора расписную керамику Египта и Ханаана, мы стали немного ближе к единой в своей основе культуре. Эта культура, взятая в целом, оказала влияние на другие группы населения в Азии и Европе. Кроме того, как выясняется, некоторые домашние животные были общими как для Европы, так и для некоторых частей Азии. Как только мы покидаем область абстрактного единства, полученного путем всемерного преувеличения значения художественного оформления керамики, и вместо этого приступаем к рассмотрению конкретных культур, бессмысленность всего построения становится очевидной. При более пристальном рассмотрении целостная картина распадается на ряд составляющих. В то же самое время влияние чужеродных культур, о которых мы упоминали в главе 1, например минойцев Крита или исторических шумеров, не могло не оказать на них своего воздействия. Не вдаваясь в подробности керамического производства, так превосходно изложенные в монографиях Франкфорта, выскажу всего несколько замечаний.

Начнем с территории Европы, а точнее говоря, с области, расположенной между Днепром и Альпами, включая территорию Болгарии, где сложилась единая культурная провинция, к которой с небольшими оговорками можно отнести и южную часть Италии, но при этом древнейшая культура Фессалии не имеет никакого отношения к северобалканской группе. Формы, техника изготовления и орнаментация ранней неолитической керамики Северной Греции и Трансильвании коренным образом различаются между собой. Нетрудно заметить разницу на примере материалов из Фессалии, когда северобалканская культура и характерная для нее керамика проникают в ее восточную часть во второй неолитический период. На севере керамика толстостенная и лишена ручек, тогда как на юге сосуды очень красивы и имеют по нескольку изящных ручек. На севере основными орнаментальными мотивами являются спираль и меандр, обычным является использование нескольких цветов; в Фессалии сосуды украшены орнаментом в виде простых полос и окрашены только в один цвет. Имеется еще несколько общих черт, характерных для обеих областей, помимо росписи сосудов: женские статуэтки из глины изготовлялись по обеим сторонам балканского хребта, общими являются также несколько типов кельтов; высушенные на солнце кирпичи также, возможно, использовались в обеих областях при строительстве. Случайно найденную каменную печать из Фессалии можно сравнить с глиняными печатями из Трансильвании и Болгарии. Но при этом типы статуэток совсем не идентичны, и здания с длинными портиками, характерные для Трансильвании, так и не появились в Греции.

Если предположить наличие связей между любой из этих европейских групп и Азией, исследователь окажется в затруднительном положении. Восточный материал делится на несколько различных культур. Культура Анау не более тесно связана с Сузами, чем с додинастическим Египтом. Культура Сузы I по отношению к ранней расписной керамике, найденной в Бушире на берегу Персидского залива и в Южной Вавилонии (Ур), представляет другую отличную группу, к которой, возможно, следует также отнести Белуджистан и Индию. Культура Сузы II, с другой стороны, по набору присущих ей керамических форм ближе всего связана с Северной Месопотамией и даже с территорией Палестины и Сирии, но существенно отличается от своей предшественницы — культуры Сузы I (ср. рис. 14 и 15).

Связана ли с ними расписная керамика из Китая, до сих пор не ясно. Две европейские группы обнаруживают наличие контактов со всеми этими азиатскими группами, но ни с одной из них они не были связаны теснее, чем с любой другой.

В Анау первые поселенцы действительно жили в кирпичных постройках, аналогии которым можно найти в некоторых европейских поселениях точно так же, как в Сузах и Индии. Кроме того, подобно жителям Фессалии, носителям некоторых ранних палестинских культур и жителям эгейского острова Мелос, они хоронили детей в больших сосудах под полами зданий. Но они не изготовляли никаких статуэток, не использовали штампов или глиняных печатей, не были знакомы со спиральным орнаментом; присущие им приемы изготовления керамики и набор ее форм весьма существенно отличаются от тех, которые получили распространение в Фессалии или в Северобалканско-Украинском регионе. В то же самое время они и все другие азиатские культуры с расписной керамикой, за исключением Китая, использовали полированные грушевидные или сфероидальные каменные навершия булав, которые были неизвестны в Юго-Восточной Европе в интересующий нас период. С другой стороны, если мы обратимся к материалам из третьего поселения в Анау (всего их было четыре в оазисе), то здесь европейские параллели являются более многочисленными; среди них выделим женские статуэтки, а также глиняные и каменные печати. Но к этому времени другие связи, которые объединяли Европу и Закаспийский регион, распались; верблюд в то время был уже одомашнен (он появляется даже на втором поселении Анау), расписная керамика становится редкой, в тот период преобладают одноцветные вазы, сделанные на гончарном круге.

Но женские статуэтки, печати и глиняные штампы появляются в Анау совместно с другими инновациями, которые имеют южное происхождение. Очевидно, именно с южным влиянием связано появление там имевшего форму полумесяца медного серпа с креплением в виде петли, подобного тому, что представлен на рис. 16, 1. Он находит аналогии в Кише, что в Вавилонии, и в Эламе во второй период, причем он изготовлен из того же сплава меди со свинцом, который был характерен для шумеров. Вероятно, распространение гончарного круга также было связано с влиянием этих же областей. Но некоторые находки свидетельствуют о том, что влияния на культуру Анау шли и с юго-запада. Это утверждение, бесспорно, имеет отношение к булавке, заканчивающейся двойной спиралью, — троянско-кикладcкого типа — и к кувшину со сливом в виде изогнутого клюва, который обязан своим появлением если не влиянию Крита, то, по крайней мере, влиянию анатолийских традиций. Печати и статуэтки, возможно, также попали в Анау из тех же самых областей и оттуда же — в Европу. Фактически глиняные печати встречаются не только в Каппадокии, но также и в Трое, где керамику не раскрашивали. Следовательно, отнюдь не обязательно предполагать переселение части населения из Анау на третьей стадии существования этой культуры, чтобы объяснить европейские аналогии. Кроме того, подобные предположения кажутся весьма маловероятными как с точки зрения палеолингвистики, так и хронологии. Если какие-нибудь переселения и связывали Анау с западом, то, скорее всего, они шли в противоположном направлении, поскольку это поселение в целом датируется 2-м тысячелетием до н.э. При его раскопках находили полусферические пуговицы с петлей на внутренней части — это древний европейский тип, который вскоре появится на Кавказе наряду с другими бесспорно европейскими предметами.

Другие отдельные аналогии с европейским материалом можно найти в других азиатских культурах, но они всегда слишком немногочисленны. Спирали можно встретить в Армении, Пенджабе, в Закаспийском регионе и в области Хунань Китая (рис. 13), но ни в одном из этих случаев бегущая спираль не составляет основу орнамента, как в Трансильвании и на Украине. Меандр, который также, наряду со спиралью, встречается в двух последних областях, в Азии пока отмечен только в Ганьсу (Китай). С другой стороны, натуралистические мотивы характеризуют азиатскую керамику из Элама (рис. 15), Сирии и Ганьсу, но в Европе они лишь эпизодически встречаются среди геометрического орнамента во второй культурной фазе на Украине. Наоборот, росписи высоких подставок для сосудов и сосудов на подставках, формы которых восходят к древнейшим образцам Северных Балкан, имеют убедительные аналогии в Месопотамии, но среди культовых изделий, которые могут быть шумерскими и никак не связаны с расписной керамикой. Кроме того, они встречаются без орнамента в Трое. Опять-таки сосуды в виде животных, найденные вместе с расписной керамикой в Европе, встречаются в Сузах и в Пенджабе; вероятно, истоки этой традиции следует искать в восточной части Малой Азии и на Кавказе.

В заключение упомяну о некоторых необъясненных параллелях между Китаем и Юго-Восточной Европой. Некоторые сосуды с ножками в виде треноги из Южной России (возможно, не старше второго периода) находят точные аналогии на китайских поселениях, но при этом не удается найти связующего звена между ними. Кроме того, жители ранних сельских поселений Китая носили бусы из раковин мидий, подобные украшения найдены совместно с расписной керамикой в Белуджистане и в Фессалии, тогда как доисторические каменные браслеты Китая имеют параллели в Египте, Фессалии и Италии.

Как нам представляется, уже достаточно было сказано для того, чтобы продемонстрировать тот очевидный факт, что попытки выкристаллизовать из общего комплекса, в котором встречается и расписная керамика, единственную и специфическую группу, общую для Европы и Азии, ведут в тупик. Мы можем все еще полагать, что искусство росписи керамики попало в Европу из Азии, и, возможно, даже с большей уверенностью, чем прежде, но мы не можем выделить какую-либо одну евроазийскую культуру, к тому же отличную от евроафриканских или афроазиатских культур. Так что мы вновь возвращаемся к тому абстрактному единству, с которого мы и начали наше исследование, и к тем же самым его гипотетическим носителям. В настоящее время у нас нет никаких оснований считать предков этих мигрантов в этническом или культурном плане индоевропейцами. С другой стороны, удается установить, что их наследники в нескольких случаях смешивались с неиндоевропейскими народами.

Это, очевидно, имело место в додинастическом Египте. Хотя их потомки и сохранились в исторические времена, они не оставили никаких следов индоевропейской речи в египетском языке. Относительно самых ранних мастеров росписи ваз из Суз I и Южной Месопотамии мы не можем утверждать то же самое с той же уверенностью. Поттир склонен видеть в последних протоэламитов, в то время как доктор Холл все еще думает, что самым ранним доисторическим народом, населявшим Ур, возможно, были шумеры. Франкфорт не согласен с этими утверждениями, и его аргументы вызывают доверие. Этническая принадлежность жителей поселения Анау I нам неизвестна. Но население Суз II связано многочисленными нитями с древним населением, которое оставило свой след в дошумерских слоях Ашшура, в Каппадокии и в Северной Сирии и чей художественный стиль сохранился в Палестине, как М. Винсент недавно продемонстрировал в так называемом «втором семитском» периоде, который выделяет профессор Макалистер. То есть эта культура и эта расписная керамика принадлежали населению горной области, окружающей Плодородный Полумесяц на севере. Оставим в стороне вопрос о том, должно ли это население назваться «семитским», или же, скорее, это были малоазийские «протохетты» — некоторые представители этого народа носили косички, а подобный атрибут прически, как мы уже знаем, получил распространение среди хеттов. Для нас достаточно констатации того факта, что клинописные тексты не упоминают о присутствии индоевропейцев в этих областях в ранний период распространения расписной керамики или, как в случае с Палестиной, сообщают только как об отдельных пришельцах в эту сугубо семитскую область. Что касается китайской керамики, черепа, найденные вместе с ней, весьма напоминают, по утверждению Дадли Бакстона, «современные черепа населения Северного Китая», а сосуды на треногах, кажется, представляют собой прототипы треног из бронзы, получивших распространение во время ранних китайских династий.

Если большинство из самых ранних народов, расписывавших свою керамику, не были индоевропейцами, то весьма маловероятно, что изобретатели этого искусства, которые жили в Европе или переселились туда, также были индоевропейцами. Этот вывод подкреплен несколькими соображениями. Многочисленные женские статуэтки, найденные в Юго-Восточной Европе, указывают на существование там культа Богини-Матери, от которого в индоевропейской культовой терминологии не сохранилось никаких следов. Основой экономики носителей культур расписной керамики было сельское хозяйство, даже если вызывает сомнение наличие у жителей Суз I домашних животных — для индоевропейцев это был не основной источник пропитания. Важнейшее место среди домашних животных у носителей культур расписной керамики занимали свиньи; факт приручения свиньи индоевропейцами в это же самое время вызывает сомнение.

Идея, что распространение расписной керамики в Евразии было делом рук индоевропейцев, остается весьма привлекательной гипотезой. Однажды она будет опровергнута или подтверждена в ходе дальнейших раскопок в Иране и Средней Азии. Но пока вся совокупность имеющихся у нас данных свидетельствует против нее. Пока же в поисках ответа на интересующий нас вопрос мы обратимся к другим находкам, которые с большой долей вероятности могут быть связаны с индоевропейцами.

Хотя попытка объявить этих переселенцев из Азии индоевропейцами была ранее отклонена, следует отметить их роль в формировании цивилизации в Европе. Во-первых, было ли две волны переселенцев? Это, казалось бы, подразумевается различиями между первой неолитической культурой на территории Фессалии и на севере Балкан. Вместе с тем первая волна не оставила никаких следов своего пребывания ни на западном побережье Анатолии, ни на юге России. Пока еще нельзя исключать вероятности того, что две различные культуры принадлежали различным частям одного и того же народа; особенности более северной группы можно объяснить смешением с другой этнической группой, которую мы будем называть дунайской. Мы должны в любом случае предположить, что переселенцы, которые утвердились на Украине, в Трансильвании и в Болгарии, прибыли туда сухопутным путем из Средней Азии. Это не обязательно подразумевает, что они путешествовали по степям к северу от Каспия и Кавказа. Имеется и другой маршрут из Средней Азии, пролегающий к югу от Кавказского хребта через долины Куры и Риони (древнего Фасиса), а затем вдоль побережья Черного моря. Расписную керамику находили в Крыму, а в долине Аракса встречается керамика, роспись которой больше, чем любая другая из известных автору, напоминает ту, которая получила распространение в Европе и Азии, хотя она, очевидно, относится к более поздней эпохе. Факт признания переселения через эти долины помог бы объяснить близкие аналогии между культурой, принесенной в Европу, и той, что процветала в Северной Месопотамии. Безотносительно к тому, каким маршрутом следовали переселенцы, они только начали оседать на землю, когда достигли чрезвычайно плодородных лессовых земель — теперь пояс «чернозема», раскинувшийся между окраиной леса и западной границей степи (по ней следовали и другие кочевые народы).

Здесь, в долинах Днепра, Буга, Днестра, Прута и их притоков, они основали свои поселения, возделывали исключительно плодородную землю и, вполне вероятно, добавили к тем домашним животным, которых они привели с собой, еще и местную породу дикой свиньи. Они очень рано пересекли Карпаты, чтобы заселить истоки Альта в Трансильвании. И таким образом, они принесли с собой «неолитическую» цивилизацию в Центральную Европу. Однако крайне маловероятно, что они нашли эти области абсолютно пустынными, — есть признаки того, что они очень рано стали смешиваться с представителями других культур. Брахицефалы, наличие которых засвидетельствовано находками вышеупомянутых черепов из Болгарии и Румынии, возможно, преобладали среди первых мигрантов из Азии.



Но некоторые особенности материала с Украины, Трансильвании и Болгарии, среди которых выделяется спиральный орнамент на керамике, позволяют нам предполагать, что эти азиаты смешались там с другими племенами, принадлежавшими к средиземноморской расе и стоявшими на более низкой ступени развития. С ними нам еще предстоит познакомиться ближе. Несколько позднее становятся заметными и признаки северного влияния на носителей культуры расписной керамики. Наконец, в Трансильвании эти земледельцы и скотоводы нашли в земле золото, и, возможно, наличие этого богатства позволило им установить торговые отношения с Эгеидой, Анатолией и даже с Месопотамией и Египтом; эта цивилизация на берегах Альта рано расцвела и почти подошла к этапу возникновения городских центров.

Однако культура носителей расписной керамики в этой области оставалась по сути своей азиатской; даже в бронзовом веке здесь применяли серп, тип которого отличался от других европейских образцов. Его прототипом послужил серп в виде полумесяца с петлеобразной ручкой, который мы встречали в Эламе, Туркестане и Вавилонии (рис. 16). В конечном итоге замечательные цивилизации Юго-Восточной Европы были поглощены более западными культурами.

Кавказ и железный век в Европе

Есть еще одна стадия культурного развития, в которой влияние переселенцев из Средней Азии, по мнению ряда исследователей, не вызывает сомнения, — изобретение выплавки железа. Некоторые из них склонны приписывать внедрение нового металла именно индоевропейцам, другие полагают, что его принесла с собой последняя волна индоевропейских переселенцев из Азии; последних де Морган совершенно конкретно назвал кельтами.

Можно ли на самом деле доказать, что достижения железного века в Европе были принесены индоевропейскими переселенцами из Средней Азии, даже более конкретно — последней волной этой миграции? Общий тезис о его центральноазиатском происхождении будет рассмотрен. В конце концов, только в железном веке присутствие индоевропейских народов в Европе — эллинов, римлян, кельтов — не вызывает сомнения.

Сегодня считается общепризнанным, что самые ранние центры выплавки железа в крупных масштабах находились где-то в царстве хеттов, в северной части Малой Азии. В это же самое время цивилизация раннего железного века Центральной Европы, так называемая галльштатская культура, обнаруживает такие черты сходства с цивилизацией раннего железного века Кавказа, что их можно объяснить только переселением части населения с одного конца дунайско-южнорусской равнины на другой. Теперь установлено, что галльштатская культура принадлежала кельтам и иллирийцам и распространялась ими по территории Европы. Более того, культура геометрической керамики раннего железного века на территории Греции и культура вилланова на севере Италии, как мы уже говорили, по мнению некоторых исследователей, имели очень близкие связи с галльштатской культурой, что связывает их соответственно с эллинами и италиками. Если удастся доказать связи между Кавказом и Центральной Европой, причем зависимость последней из этих областей от первой, то факт восточного влияния на них можно будет считать почти доказанным.

Аналогии между материалом, найденным во время раскопок большого могильника, который исследовали Байерн, Вирхов и Шантре в Кобани, расположенной на дороге через Кавказ от Владикавказа до Тбилиси, и тем, что был обнаружен в некрополе галльштатской культуры в Верхней Австрии и других местах Центральной Европы, являются весьма многочисленными и точными. Но они распадаются на две совершенно отличные друг от друга группы.



На Кавказе мы находим, с одной стороны, предметы, которые встречаются на Западе в галльштатских и других современных им некрополях раннего железного века, а также другие типы вещей, которые в Европе встречаются в более ранний период, в эпоху среднего или даже раннего бронзового века. Такая двойственность едва ли совместима с доктриной односторонней зависимости Запада от Востока.

Сначала рассмотрим первую группу. Носители как кобанской, так и галльштатской культуры были великолепными наездниками; можно найти много примечательных соответствий в конской упряжи, обнаруженных в могильниках обеих культур. Особо хотелось бы обратить внимание на подвески, часто имевшие форму колокольчиков. Воины как кобанской, так и галльштатской культуры использовали особые бронзовые или железные мечи с выделяющейся рукояткой, заканчивавшейся навершием в форме полумесяца (рис. 25, 6).

Археологи называют такое оружие «антенновидными мечами». В отдельных случаях эфесы мечей в обеих областях были снабжены пластинами с рельефными украшениями. Но наиболее характерную общую для них черту следует искать в сфере искусства: в обеих областях поразительный декоративный стиль характеризует глиняную посуду и изделия из металла.

Причудливые животные — лошади, собаки и даже люди — запечатлены на бронзовых пластинках, украшавших ободы колесниц, вырезаны или нанесены краской на сосудах (рис. 19—21). Даже броши (фибулы) изготавливались в виде собаки или лошади (рис. 18).




В то же самое время этому искусству были чужды пустые пространства, свободное место между натуралистическими сценами на пластинках и сосудах заполнялось орнаментом в виде свастик, меандра, спиралей и концентрических кругов. Было бы легко дополнить список аналогий, но достаточно уже и того, что было сказано, чтобы обнаружить близость этих двух культур.



К этому следует добавить, что кобанская культурa имеет несомненные черты сходства — стеклянные бусы, техника работы на бронзовых пластинах, стиль инкрустирования эфесов и пластин пояса цветной эмалью и некоторые типы кинжалов — с культурами Южного Кавказа и хеттов. Последние, очевидно, изобрели технологию выплавки железа, а звериный стиль является наследием более древней местной традиции. Принимая все это во внимание, следует признать, что идея о том, что галльштатская культура проникла в Европу с Кавказа, кажется неопровержимой.

И все же анализ всех фактов опровергает подобный вывод. Во-первых, материалы кобанской культуры объясняют происхождение только части вещей железного века Центральной Европы, оставляя в стороне Грецию и Италию. Например, у носителей галльштатской культуры наиболее типичным оружием был очень длинный меч с лезвием, предназначенным для рубки, в Европе этот тип встречается еще в эпоху среднего бронзового века (XIV—XIII века до н.э.). На Кавказе мечи были, как правило, короткими — в длину не более 60 см — и обычно предназначались для колющих ударов. Опять-таки в Центральной Европе самой распространенной формой топора был «клювообразный кельт», который насаживался на изогнутое топорище. Этот тип отсутствует на Кавказе, где использовались топоры с более широким лезвием. Кроме того, галльштатские броши принадлежат к другим типам или же к более раннему этапу развития тех же самых типов, которые использовали и носители кобанской культуры.

Во-вторых, некоторые из тех явлений, о которых мы упоминали, появляются в Европе не на Дунае, а в Греции, что намного ближе к нему, чем Кавказ, и гораздо раньше, чем в кобанской культуре. Таким образом, железо вошло там в употребление в позднемикенский период совместно с простой фибулой, напоминавшей по виду смычок скрипки (рис. 8, 2—3); в кобанских могилах самый ранний тип фибул имел форму дуги (рис. 8, 4). Те же самые замечания относятся и к некоторым декоративным мотивам — этот список легко можно продолжить.

Но в-третьих, кобанская культура в гораздо большей степени зависела от европейской цивилизации бронзового века, чем железный век Европы, как можно было бы предположить, зависел от нее. То есть в кобанской культуре полностью сформировался целый ряд типов, развитие которых может быть прослежено в Европе, и нигде больше. Например, один тип кобанских кинжалов с бронзовой рукояткой, в месте соединения с которым лезвие имеет полукруглую форму, очевидно, представляет собой подражание «итальянскому» кинжалу (рис. 12, 4). Он получил распространение по всей Центральной Европе, проникая в раннем бронзовом веке (1700—1400 годы до н.э.) на восток вплоть до территории Литвы. Наиболее поразительной является находка бронзового меча этого типа в Муши-Эри, как раз к югу от территории распространения кобанской культуры. Рукоятка меча была составлена из чередующихся бронзовых и костяных колец (рис. 25, 7). Меч точно такого же типа был найден в Дании и относится к эпохе среднего бронзового века (1300 год до н.э.). Опять-таки вся серия украшений из кобанских могил — особенно ручные браслеты с расходящимися концами или заканчивающиеся с двух сторон спиралями или двойными спиралями, широкие нарукавные браслеты из бронзы с четырьмя или пятью горизонтальными полосками на внешней стороне, украшенные орнаментом в виде цилиндров и спиралей, — встречаются в Венгрии, Силезии и Дании в эпоху среднего бронзового века, а некоторые даже и в эпоху раннего бронзового века. Также и булавки кобанской культуры, у которых ствол расширяется кверху, образуя широкую плоскую головку, являются только одним из вариантов того типа, который был известен в Венгрии уже в конце раннего бронзового века (до 1400 года до н.э.).

Все эти типы вещей и еще многие другие появляются на Кавказе в полностью сформированном виде, тогда как в Центральной Европе можно проследить несколько этапов их развития. В то же самое время кавказские находки датируются относительно западных материалов на основании находок фибул. Наиболее простые из них имеют вид полукруглой арки (подобно представленной на рис. 8, 4). Это вторичный тип в Европе, относящийся к эпохе позднего бронзового века, а в Греции к концу ахейского периода, и поэтому его следует датировать периодом времени не ранее 1200 года до н.э. Более древний тип, напоминающий смычок скрипки (рис. 8, 1—3), относящийся к эпохе среднего бронзового века в Европе и к микенскому периоду в Греции (1300 год до н.э.), не представлен среди материалов кобанской культуры. Следовательно, второй класс кавказско-дунайских параллелей представлен типами, которые появляются гораздо раньше в Центральной Европе, чем в кобанской культуре. То есть они попали туда с Запада, а не наоборот. И чтобы в этом отпали уже всякие сомнения, упомянем о том, что немного янтаря (вероятно, балтийского происхождения) было найдено в кобанских могилах.

Но и это еще не все. К югу от территории распространения кобанской культуры в ряде могильников были найдены материалы кобанской культуры более позднего этапа ее развития. Например, фибулы, которые являются дальнейшей эволюцией кобанских типов, иногда напоминая специфический местный вариант, в котором булавка является отдельным элементом и ее надо было просовывать через два отверстия в дужке. На этих более южных памятниках влияние культур Центральной Европы менее очевидно, но все же в ряде случаев ощутимо. Например, именно из этой области сюда попал «датский» меч, а также глиняный кувшин с ярким орнаментом, который весьма напоминает некоторые сосуды эпохи позднего бронзового века из Баварии. Все это позволяет нам предположить, что некоторые элементы попали в кобанскую культуру с северо-запада и впоследствии продвинулись далее в том же самом направлении в сторону Закавказья.

Поэтому нет больше никаких причин предполагать, что кельты или любой другой индоевропейский народ переселились с Кавказа в Центральную Европу. Впрочем, призрак этой идеи все еще посещает Пика. Этот автор соглашается с тем, что кобанская культура в значительной степени сложилась под влиянием традиций, принесенных из Центральной Европы неким населением, которое он считает индоевропейцами. Вместе с тем он полагает, что часть его возвратилась с Кавказа к себе на родину и принесла с собой галльштатскую культуру в долину Дуная. Он наивно считает, что эта часть населения, восхищенная железом, которое показали им аборигены, живущие в долинах Кавказа, бросилась обратно, преодолев 1800 миль по степи, чтобы показать эту диковинку своим «родственникам» в Венгрии. Это трудно доказать. Некоторые народы, например готы, которые достигли Кавказа с Запада, кажется, так и остались там. Население кобанской культуры, очевидно, в конечном итоге переселилось за Кавказский хребет.

Остается выяснить еще один вопрос: предполагает ли наличие аналогий между кобанской и галльштатской культурами существование между ними прямых контактов. Я не думаю, что нужно ставить вопрос о прямом влиянии галльштатской культуры на кобанскую. Большинство европейских типов в области распространения последней появляются еще до эпохи железного века, и некоторые из них отсутствуют в погребениях эпохи железного века на Западе. С другой стороны, поскольку признано, что кобанская культура имеет корни в центральноевропейских культурах бронзового века, становится ясно, что многие типы вещей, общие для кобанской и галльштатской культур, имеют общие прототипы, восходящие к более древнему периоду. Например, любопытный тип тесла с боковыми гранями, найденный в погребениях обеих культур, известен в рудиментарной форме в эпоху раннего бронзового века в долине Заале, а в эпоху энеолита — в Италии. Опять-таки полые полусферические бронзовые пуговицы с петлей на внутренней стороне, которые носили как представители галльштатской, так и кобанской культуры, найдены в Венгрии в слоях, которые барон фон Миске относит к раннему бронзовому веку. Таким образом, подобные черты сходства в значительной степени объяснимы как результат параллельного развития единой в своей основе культуры в разных областях.

Остальные черты сходства можно отчасти объяснить как результат влияний на обе области из общего центра. Искусство выплавки железа, несомненно, попало к населению кобанской культуры через Кавказский хребет из Малой Азии. У нас есть все основания полагать, что оно пришло в Европу из того же самого региона. Мы ранее уже высказывали предположение, что оно попало в Грецию из Анатолии. И так как торговля янтарем в то время уже существовала, сведения о новом металле, возможно, распространились через Адриатику в Центральную Европу благодаря наличию торговых связей. Весьма примечательно, что самые ранние центры производства железа в Европе возникли как раз вдоль «янтарной дороги». Но если это так, то другие общие явления, например выплавка украшений из металла, могли попасть в галльштатскую и кобанскую культуры независимо друг от друга из общего центра в Малой Азии или Ассирии. Влияние этих областей заметно в эпоху раннего железного века как в Греции, так и в Италии, и наиболее компетентные исследователи считают, что галльштатская культура существовала позднее, а не ранее геометрического периода в Греции или первого этапа культуры вилланова в Италии. Типичная галльштатская птица имеется на кубке из «клада» в Тиринфе; возможно, что эта находка отмечает ее место отдыха в ходе перелета из своего восточного гнезда в Центральную Европу.

Так что распространение искусства выплавки железа в Центральной Европе, как и металлургии вообще, произошло благодаря торговле. При этом единственный известный нам этнический поток между Кавказом и долиной Дуная, как предполагается, двигался с Запада на Восток. В этом случае нам необходимо помнить, что пространства Южной России в то время не были необитаемой пустыней. Мы позднее увидим, что они были заняты кочевым населением, которому самой судьбой было уготовлено стать посредниками в передаче культурных достижений между Западом и Востоком.

Возможности Анатолийского плоскогорья

Данные археологии оказались не в состоянии обеспечить ожидаемую поддержку теории о центральноазиатской колыбели индоевропейцев. Но есть другой уголок Азии, который также может претендовать на то, что именно он послужил тем этническим резервуаром, из которого выплеснулась часть неолитического населения Европы, и среди них, возможно, были индоевропейцы. Среди антропологов этой страны недавно наметилась тенденция выделять на плоскогорьях Малой Азии область, населенную брахицефальной альпийской расой. В то же самое время открытие индоевропейских языков групп сатем и кентум на окраине анатолийского плато побудило профессора Сэйса выдвинуть теорию, что колыбель индоевропейских народов находилась не в Средней Азии, а в Малой Азии.

В настоящее время можно предполагать несколько волн переселений из этой области в Центральную Европу. Согласно профессору Майрсу, первые переселенцы в горные области Европы, которые пришли туда из Малой Азии, принесли с собой основы сельского хозяйства и обычай сооружать свайные постройки на берегах озер и болот. Как известно, такие свайные поселения характерны для неолита Швейцарии и Баварии. Профессор Майрс может указать на наличие такого же типа построек в Македонии и на Кавказе в исторические времена. Кроме того, альпийские приозерные жители были брахицефалами. Однако я не могу согласиться с тем, что идея свайных построек была обязательно принесена из Азии, а также с тем, что это подтверждает переселение части населения из Азии, по крайней мере в интересующий нас период.

Специфическое влияние окружающей среды должно было побудить первобытного человека создать такой тип жилья. Необходимые условия для этого сложились в Северной Европе после того, как ледники отступили, оставив после себя мир болот и влажных лесов, которые почти вынудили жителей этих областей строить для себя такие искусственные гнезда. Фактически мы находим, что раньше всего подобные конструкции возникли на берегах Балтийского моря, обитатели которых еще не достигли стадии неолита. Именно от них произошли настоящие свайные постройки. Для этого надо было найти сухое место, причем оно должно было располагаться недалеко от того водоема, где водилась рыба, от которой первобытные люди в значительной степени зависели. Эта донеолитическая балтийская группа населения иногда делала подобие плотов из бревен и устанавливала их на деревьях, на них они и жили. То же самое делали и их прямые потомки в Швеции и Дании в эпоху развитого неолита. Но последние внесли некоторые усовершенствования. Плот из бревен был впервые установлен на понтон, который по углам крепился подпорками. Но такой понтон вскоре оказывался затопленным, и нужно было неоднократно добавлять новые слои бревен, чтобы пол был сухим. Так продолжалось до тех пор, пока не изобрели свайные конструкции, упиравшиеся в дно озера. Такие примитивные конструкции известны в Дании, Швейцарии и Вюртемберге. При основании новых поселений было сделано изобретение, которое значительно сэкономило затраты труда. Вместо того чтобы делать основание поселения из многих горизонтальных слоев бревен, достаточно было соорудить единственную платформу, которая покоилась на сваях, — это требовало гораздо меньшего количества деревьев, с большим трудом срубленных каменными топорами. Возможно, что именно так и возникли классические свайные постройки.

Среди донеолитических строителей плотов на балтийском побережье были брахицефалы, точно так же как и среди неолитических обитателей свайных построек в Альпах. В то же самое время у нас есть основания полагать, что родственные группы охотников и рыболовов широко распространились по лесам и болотам Северной Европы в ранний постледниковый период. Некоторые из них, как мы можем предположить, добрались до Рейна, к горной зоне в поисках мест, богатых пресноводной рыбой и дичью во время, когда соленые воды Северного моря пробились в Балтийскую впадину и климат стал более умеренным. В горных районах они нашли пресноводные озера, на берегах которых и обосновались, пройдя в развитии своей домашней архитектуры те же стадии, что и родственные им группы населения в Скандинавии. Таким образом, появление озерных жилищ в Швейцарии можно объяснить без всяких предположений о переселении туда части населения из Малой Азии в неолитические времена.

Кроме того, есть положительное свидетельство против гипотезы о таком переселении. Во-первых, озерные поселения в южных частях альпийской зоны, Черногории, Боснии и Македонии, вполне вероятно, появились гораздо позже, чем таковые в Швейцарии, Вюртембурге и Скандинавии, — не ранее того момента, как можно было бы ожидать, когда обитатели свайных построек прибыли с юго-востока. Во-вторых, неолитические элементы на альпийских и шведских озерных поселениях совершенно разные; среди их общих черт можно упомянуть только архитектуру и некоторые «палеолитические» пережитки — костяные гарпуны, свистульки из фаланг и так далее. Это означает, что достижения неолита не были занесены совместно с традицией сооружения свайных построек, но были приобретены по отдельности несколькими группами обитателей этих свайных построек у более развитых в культурном отношении народов. Таковыми в Скандинавии могли быть строители мегалитических гробниц вдоль побережья, а в Швейцарии и Вюртембурге — жители долины Дуная, о которых у нас еще пойдет речь. Таким образом, мы видим, что первоначально жители альпийской зоны занимались собирательством и охотой в лесах, болотах и горах, а затем познакомились с достижениями неолита у своих более развитых соседей. Следовательно, если они прибыли из Малой Азии, то они не были индоевропейцами.

Но те жители долины Дуная, о которых мы только что упоминали, могли быть сами по себе переселенцами из Малой Азии. Они враждовали в древности с носителями культуры расписной керамики из Азии и, возможно, смешались с ними в Юго-Восточной Европе. Не вызывает сомнения, что они распространились из долины Дуная по всей Центральной Европе, принеся вместе с собой знания о навыках разведения домашних животных и выращивании культурных растений в Малую Польшу, Силезию, Центральную Германию, Рейнскую область и Бельгию. Некоторые общие черты культуры объединяют этих жителей долины Дуная с Малой Азией; особенно бросаются в глаза их глиняные сосуды, которые, очевидно, подражают форме тыкв. Тыква не растет к северу от Балкан, так что прототипы дунайской глиняной посуды следует искать южнее. Профессор Майрс имеет основания утверждать, что их первичный центр должен был находиться где-нибудь в западной части Малой Азии или в Сирии, где подобные тыквообразные формы существовали в течение долгого времени, а в некоторых случаях используются и сегодня. Конечно, анатолийские и сирийские образцы не идентичны дунайским и не могут рассматриваться в качестве прототипов последних, которые, при наличии богатой фантазии, могли бы навести нас на мысль, что они являются пережитками палеолитического искусства в этой области. Самое большее, что можно отметить, — это сходство дунайской керамики с керамикой из Малой Азии. И в то же время другие специфические черты дунайской культуры являются явно средиземноморскими.

Чтобы разобраться в сути проблемы, желательно было бы выяснить, к какой этнической группе принадлежали жители долины Дуная. Гарольд Пик считает, что они были альпийскими брахицефалами, и его точку зрения разделяют Майрс и Флер. Этот предполагаемый брахицефализм рассматривается в качестве дополнительного свидетельства в пользу анатолийского происхождения этого народа. Но взгляды Пика, как нам представляется, опираются на неправильные представления; я не могу найти никаких свидетельств присутствия короткоголовых на центральноевропейских лессовых землях в эту эпоху. Скелетный материал действительно является скудным; только несколько погребений со скорченными скелетами, которые сопровождались характерными для дунайской культуры керамикой и вещами, были найдены в Сербии, Моравии и Нижней Австрии. Ни один из имеющихся у нас черепов не является брахицефальным; все они сравнительно длинноголовые и больше всего напоминают в этом и в других отношениях гораздо большие серии черепов, найденные с дунайской керамикой в погребениях намного более позднего времени Центральной и Юго-Западной Германии. Поэтому остается выяснить, к какой долихоцефальной расе эти жители долины Дуная принадлежали. Доктор Шлиц отнес их к североевропейской расе, одна из групп которой обосновалась на севере. Не вызывает сомнения, что истинные жители севера на самом деле смешались с жителями Подунавья, но только позднее. Самые ранние черепа, которые в данном случае интересуют нас, здесь принадлежали низкорослым индивидуумам, которые больше напоминают в нескольких отношениях, как и сам Шлиц был вынужден признать, жителей Средиземноморья, чем высокорослых жителей севера.

Правильность последнего предположения подтверждается явно южным характером культурного наследия жителей Подунавья, которое связывает их с другими средиземноморскими народами. Мало того что их керамика подражает южной тыкве, но и характерные для нее черная роспись и выгравированные изображения сразу вызывают ассоциации с критскими и североафриканскими образцами, впрочем, точно так же, как и с анатолийскими. Опять-таки жители долины Дуная изготовляли женские статуэтки из глины, и они обнаруживают тенденцию к передаче полных форм, которые мы видим у ранних статуэток с Крита и Египта, — эта особенность и сегодня считается эталоном красоты у бушменов Южной Африки. Кроме того, этот континентальный народ даже в сердце Центральной Европы продолжал украшать себя раковинами средиземноморской мидии. Наконец, единственным оружием, которое было найдено на поселениях первых жителей долины Дуная, было навершие булавы, сделанное из плоского каменного диска, с просверленным в центре отверстием. В отличие от вытянутых или сферических типов эта форма навершия булавы является достаточно редкой и могла появиться где-нибудь в непосредственной близости от Нильской долины, поскольку этот тип получил распространение в Египте в додинастический и раннединастический периоды. Вероятно, больше нигде на Древнем Востоке он не встречается.

Мы должны рассматривать жителей долины Дуная как представителей ветви евроафриканской расы. Это не исключает возможности того, что они прибыли в Европу непосредственно из Малой Азии, для чего им пришлось пересечь проливы Дарданеллы и Босфор или даже отправиться в путешествие в этот ранний период по сухопутному мосту, на месте которого теперь находится Архипелаг. Некоторым исследователям такая гипотеза позволила объяснить несомненное сходство между дунайской и анатолийской керамикой (это сходство также прослеживается с керамикой, которая получила распространение на Крите и Кикладах) и повторение некоторых долихоцефальных типов по обоим берегам Эгейского моря и к северу от Балкан, которым сербские исследователи дали сомнительное наименование пеласгов. Предполагаемое переселение должно было состояться в очень раннее время — даже еще до появления первой волны азиатских носителей культуры расписной керамики. Вызывает удивление, сколько достижений «неолитической» цивилизации эти протодунайцы принесли с собой. Среди них можно упомянуть сосуды тыквообразной формы, традицию почитания Богини-Матери, изображения которой не обязательно должны были представлять собой фигурки из обожженной глины, они могли изготовляться и из дерева. С ними можно также связать распространение определенного типа раковин и очень архаичного типа оружия. Типичный дунайский кельт из полированного камня получил распространение в южном направлении, по крайней мере до территории Фессалии, где он в первую очередь использовался как орудие труда. Мотыгу и культивирование хлебных злаков также можно добавить к списку их достижений. Нельзя исключать вероятности того, что «дунайцы» заимствовали навыки скотоводства и керамического производства у переселенцев из Азии, обосновавшихся в Трансильвании. В то же самое время орнамент в виде спирали, который получил распространение у последних, вероятно, явился следствием влияния жителей долины Дуная, которые не обязательно первоначально использовали его для орнаментации керамики.

Но следует помнить и о возможности того, что некоторые потомки палеолитических групп населения, которые на протяжении многих веков украшали кости спиралевидным орнаментом, могли все еще сохраниться на равнинах Центральной Европы, а затем смешаться с пришельцами с юга.

Должны ли мы считать индоевропейцами этот народ средиземноморского происхождения, который появляется в Анатолии и в долине Дуная? Для этого нет никаких убедительных оснований. Народ, живший в Средиземноморье, а затем переселившийся на Дунай, не был индоевропейским. При этом он не способствовал установлению прочных связей между Малой Азией и Европой. В первой из этих областей он был, в лучшем случае, лишь транзитным пассажиром. И их культура была слишком примитивной для индоевропейцев. Все, что они принесли с собой, было лишь рудиментами культа — несколько простых орудий труда и оружие, а также несколько злаков. Оснащенные таким образом переселенцы в Центральную Европу создавали свою собственную культуру на плодородных лессовых землях бассейна Дуная, испытывая при этом, возможно, влияние азиатских соседей, и вели торговлю с южными областями, благодаря которой к ним попадали средиземноморские раковины. Превратился ли этот народ в индоевропейцев в Центральной Европе, мы и хотим далее обсудить.

Сношения между Европой и северо-западной частью Малой Азии не прекратились с приходом протодунайцев. Помимо анатолийской культуры, отношения которой с населением Центральной Европы мы только что рассмотрели, там возникла, путем дифференциации и концентрации, более развитая цивилизация, самым известным памятником которой является Троя II (Гиссарлык). Эта цивилизация, бесспорно, оказала влияние на Фракию, Македонию, долину Дуная, Фессалию и через нее на Южную Италию в период, последующий за переселением второй волны носителей культуры расписной керамики в Северную Грецию, — то есть между 2500 и 1800 годами до н.э. Точки соприкосновения между Троей и Фракией были уже перечислены. В Фессалии к числу свидетельств влияния Трои следует отнести, во-первых, несколько типов сосудов, из которых выделяются кубки с высокими ручками. Они известны и в Центральной Европе, но не в самых древних дунайских погребениях, а в погребениях второго периода — от Венгрии до Силезии и Баварии, далее их распространение можно проследить через Иллирийские горы в сторону Италии. Несомненно, что они представляют собой глиняные копии металлических ваз троянского типа. И с ними связаны в Центральной Европе медные украшения в форме двух спиралей, соединенных между собой подобно очкам, — они также находят аналогии в Трое. Другие типы вещей, которые находили при раскопках холма Гиссарлык, но которые не являются специфически троянскими, — сфероидальные навершия булав, полированные каменные и самые примитивные медные топоры — также появляются в Центральной Европе и Фессалии примерно в то же самое время. Несколько позднее новый поток переселенцев с юго-востока принес с собой в долину Дуная некоторые типы булавок, сережек и весьма любопытный кинжал кипрского происхождения с петлей у основания ручки (рис. 12, 2). Все эти типы вещей встречаются и в Трое. Но и это еще не все: Троя II не просто поддерживала односторонние отношения с Востоком. Булавка с головкой в виде двойной спирали, найденная на поселении Анау III, отмечена и в Гиссарлыке. И если она не была специфически троянской, то, по крайней мере, была эгейского, а не месопотамского происхождения.

Наконец, на обоих берегах Эгейского моря около 1800 года до н.э. наблюдаются сходные явления, кажущийся параллелизм которых можно было бы объяснить результатом импульсов, шедших из единого центра в Малой Азии, — я имею в виду плитовые гробницы, сложенные из больших каменных плит и содержащие скорченные скелеты, всегда сопровождаемые высокими сосудами на подставках. Аналогии им найдены среди строений Кархемиша на верхнем Евфрате, а также Орхомен и других городов Греции.

Во всех этих случаях мы наблюдаем черты сходства среди различий. Во Фракии троянские типы находятся в меньшинстве по сравнению со специфическими местными формами. В долине Дуная они появляются наряду с наследием более ранней культуры и влиянием других центров, находившихся вне Малой Азии. Та же самая картина наблюдается и в Греции, прямое происхождение культуры плитовых гробниц из Трои ни в коем случае нельзя считать доказанным; весьма вероятно, что минийская керамика появляется в Трое под влиянием импульсов, шедших с северо-запада. Нельзя считать плитовые гробницы Кархемиша и находимые в них вещи результатом влияния Трои; точно так же техника изготовления керамики, найденной в них, и формы бронзовых изделий отличаются как от троянских, так и от греческих образцов. Наконец, наличие аналогий между Троей и Анау может являться следствием влияния некой промежуточной культуры на оба этих центра.

Тем не менее мы можем проследить в данный момент наличие таких широких культурных связей между обширными областями Европы и Ближнего Востока, которых никогда до этого, ни впоследствии достигнуть не удалось. Кроме того, этнический контекст, в котором эту взаимосвязь удается проследить, в некоторых случаях, весьма вероятно, имел отношение к индоевропейцам. В европейских культурных комплексах некоторые элементы, которые мы определяли как троянские, сохранились и вновь проявляются в итальянских terremare, которые мы склонны считать самыми ранними памятниками индоевропейцев на Апеннинском полуострове. В Греции и Македонии культура, в которой наши троянские аналогии проявляются, синхронна с той, которая, по одной из гипотез, могла принадлежать эллинам. Как мы отмечали выше, следы связей между Западной Анатолией и Фракией, например традиция, утверждающая родство между фригийцами и фракийцами, лучше всего прослеживаются в железном веке, в то время как некоторые типы вещей, уже получившие распространение в северо-западной части Малой Азии, сохраняются там, чтобы появиться снова в курганах Гордиона, который, несомненно, принадлежал фригийцам. Хетты испытывали на себе влияние индоевропейцев в течение некоторого времени во 2-м тысячелетии до н.э., и именно хеттам Вулли приписывает плитовые гробницы вокруг Кархемиша. Наконец, индоиранцы блуждали где-то к северу от Месопотамии приблизительно в это же время и, должно быть, позже включили Анау в состав своих владений.

Таким образом, связи с Западной Анатолией, которые могли быть установлены через Трою, объединяли множество областей, впоследствии занятых индоевропейцами. Вряд ли можно утверждать, что Троя сама по себе была центром протоарийской империи; этому противоречит то обстоятельство, что анатолийская цивилизация, периферийным центром которой и являлась Троя, не была протоиндоевропейской. Чтобы получить ответ на этот вопрос, мы вынуждены полагаться в очень значительной степени на материалы, собранные в самой Трое, добавляя к ним материалы с противоположного края малоазийского плато. Нужно помнить, что Гиссарлык представляет собой холм с остатками девяти последовательно существовавших на этом месте поселений, находки из которых проводивший здесь раскопки доктор Шлиман не очень точно различал между собой.

В слое Троя II, который нас интересует, заметно влияние разнообразных традиций. Мы встречаем сначала типы, напоминающие о неолитических материалах с Крита, сохранившиеся от того раннего периода, о котором мы уже упоминали; вместе с ними встречаются находки, которые явно появились под влиянием минойской цивилизации бронзового века. Вместе с тем связь с Древней Месопотамией засвидетельствована использованием кирпича при строительстве укреплений и целым рядом типов металлических изделий. Но цивилизация Трои в других аспектах, например в керамике, весьма отличается от шумеро-аккадской, а также от промежуточной культуры Каппадокии, где керамику раскрашивали. Анализ керамических изделий свидетельствует скорее о связи Трои с западной культурой, корни которой обнаруживаются на Кипре и в Северной Сирии. Это может быть анатолийская культура в том последнем смысле, который нас интересует.

Но есть убедительные причины отрицать, что она принадлежала индоевропейцам, точно так же как и шумеро-аккадская или каппадокийская цивилизации 3-го тысячелетия до н.э. Во-первых, Анатолия находилась в самом сердце владений Богини-Матери. Разве она не была представлена на самых древних памятниках культа в разных концах плоскогорья, от Трои и Кипра до Ашшура? Разве ее культ не был характерен для этой области во все эпохи? Разве даже фригийцам, которые были индоевропейцами, не пришлось включить ее в свой пантеон? Трудно себе представить, чтобы любой народ, пришедший из Малой Азии, утратил всякие воспоминания о ней. Во-вторых, в исторические времена не только ее восточная часть была населена неарийскими народами, но также и на западном побережье Анатолии проживали остатки родственных народов, лелегов, карийцев, лидийцев и так далее. В то же самое время древнейшие топонимы этой области являются неиндоевропейскими, но включают в себя названия, которые, по мнению Фика, находят параллели среди доэллинских названий в Греции, но также и среди малоазийских названий, которые встречаются уже в 3-м тысячелетии до н.э. в клинописных табличках из Каппадокии. Получается, что малоазийское население занимало все плоскогорье. Анатолийская культура в целом должна быть приписана этому этносу, и мы можем узнать их потомков среди дарданов, сражавшихся против Рамсеса II, которые по своему внешнему облику напоминают хеттов (фото 7, А).

Но хотя эта анатолийская культура не может в целом считаться индоевропейской, мы были, возможно, не правы, называя Трою ее периферийным центром. Европейские аналогии находят соответствия в северо-западной части Анатолии. Возможно, мы должны более внимательно приглядеться к этой области в поисках их корней. По крайней мере, к XIII столетию до н.э. в этой области сформировалась некая политически изолированная от остальной территории Анатолии общность, как мы уже говорили в главе III. Но если мы обратим свой взор к северо-западному углу Троады и прилегающим к нему землям, в противоположность остальной части анатолийского полуострова, нас ожидает удивительный результат.


Когда мы пытаемся выделить элементы, которые, как предполагается, могли быть общими для всей территории полуострова, и сконцентрируем свое внимание на том, что является специфическим для его северо-западного угла, Троя больше не кажется азиатской колыбелью европейской культуры, а скорее форпостом европейской культуры на противоположном берегу проливов. Правители Трои жили в здании типа мегарона — длинная узкая комната с центральным очагом и с портиком, поддерживаемым колоннами; самые ранние датированные примеры строений подобного типа происходят из Трансильвании, и мы встречаем тот же самый тип и в Вюртембурге около 2000 года до н.э. (фото 8, А). Вероятно, еще раньше он появляется в Фессалии. Опять-таки троянские правители в качестве символа своей власти носили тяжелые боевые топоры из полудрагоценных камней, великолепно отполированные и украшенные богатой резьбой (рис. 22). Каменные боевые топоры действительно очень часто встречаются на руинах Трои и напоминают те экземпляры, которые находят в синхронном им некрополе Йортан в Мизии. Довольно странно найти такое неуклюжее оружие в городе бронзового века; в остальной части Эгеиды, в южной части Малой Азии и в Месопотамии такие топоры фактически неизвестны. Но в Европе, от Волги до Рейна, они встречаются в изобилии, и среди них представлены все известные в Трое типы. Эти европейские топоры не могли попасть в Трою (как я когда-то думал) посредством торговли. Почему должен был народ, обладавший богатыми запасами металлов, импортировать такое варварское оружие? Почему они должны были стать символами власти их правителей? Конечно, наличие этих топоров является свидетельством переселения из Европы народа, приученного в более дикой окружающей среде носить такие тяжелые орудия. Весьма примечательно, что этот элемент отличает цивилизацию северо-западной части Малой Азии от общего «малоазийского» культурного фона, с которым она имела много общего. С обладателями этих церемониальных топоров, возможно, следует связать утверждение той верховной власти, которая преобразовала деревню Трою I в город Трою II и в конечном итоге сплотила гетерогенные племена этой области в единую конфедерацию. Вот так Троада и ее внутренние районы стали частью большой европейской области распространения боевых топоров, простирающейся от Балтийского до Черного моря. Если такруи, которые напали на Египет в 1192 году до н.э., были тевкрами из Троады, то именно они засвидетельствовали присутствие людей европейской внешности рядом с арменоидными дарданами (фото 7, Б).

Так что наш поиск теперь принимает совершенно новый аспект. Связано ли с европеизацией Трои или с же с наличием «малоазийского» субстрата то, что фессалийская, балканская, итальянская и дунайская культуры так или иначе были связаны между собой? С одной стороны, в Венгрии погребальный инвентарь имеет явные аналогии с Троей — кубки с высокими ручками, сфероидальные навершия булав и спиралевидный орнамент; отметим, что все они встречаются в погребениях той же самой высокой долихоцефальной расы, которая использовала боевые топоры в Скандинавии, Германии и России, и эта раса была, несомненно, европейской. С другой стороны, анатолийская культура в целом не проникала в Европу. Аналогии в керамике, которые мы перечислили, в действительности ограничены лишь имитациями троянских металлических ваз. Такие имитации, так же как и металлические спирали, булавки и серьги, найденные в Центральной Европе, вполне могли попасть туда в результате торговли. Троянцы использовали олово начиная с 10 процентов, этот металл встречается в составе их изделий из бронзы; они, возможно, сами изобрели этот сплав, воспользовавшись приемами, известными намного раньше шумерам, которые смешивали медь со свинцом в тех же самых пропорциях. Вполне вероятно, что троянцы получали это олово с территории Богемии. Это не означает, что они вторглись в Центральную Европу, точно так же как и наличие янтаря в минойских могилах или же минойских изделий из металла или их имитаций из глины, найденных в Тюрингии, не подразумевает наличие минойской колонии на Эльбе. Точно так же и находки греческих сосудов в Дании не означают существование греческой колонии на берегах Северного моря.

Конечно, отдельные разведчики из Трои, возможно, были первыми, которые обнаружили минеральные богатства Богемии, хотя их могли открыть и наши «следопыты», двигавшиеся с запада, но эксплуатация этих месторождений была целиком в руках местного населения. В любом случае троянские булавки и кипрские кинжалы, которые были найдены в долине Дуная, поступили туда через Трою, и они являются своего рода ориентирами на древнем торговом пути. Мы можем полагать, что торговля текла по этой дороге вплоть до падения Трои II, которая, как кажется, совпадает со смешением торговых путей между Эгеидой и Богемией где-то между 1900 и 1600 годами до н.э. Теперь торговый маршрут начинался в районе Адриатики. Именно наличием торговых связей, а не переселением народов можно объяснить большинство случаев предполагаемого троянского влияния на Южную и Центральную Европу.

Но если согласиться с этим предположением, то теория о том, что возникновение фессало-иллирйско-дунайской культуры стало следствием вторжения из Малой Азии, оказывается несостоятельной. Культурный континуум больше не рассматривается как следствие проникновения азиатских культур в Европу; он может являться следствием взаимодействия европейской культуры с азиатским анклавом: восточные связи были связями с Троадой, отрезанной от анатолийского культурного комплекса в целом. Окончательное решение вопроса перемещается на европейскую почву. С этой точки зрения мы должны рассмотреть в следующей главе вопрос, как глубоко единство, которое охватывает север Греции, Македонию, Верхнюю Италию и долину Дуная, было пронизано теми же самыми элементами, что и европеизированная Троя, и также связано ли это с индоевропейцами.

Вновь к вопросу об азиатской прародине индоевропейцев

Выводы, сделанные в предшествующих разделах, добавляют веса гипотезе об азиатской колыбели индоевропейских народов. Материал, доступный в Европе исследователям первобытного общества, не позволяет, как когда-то ожидалось, утверждать, что волна переселенцев из Азии принесла с собой достижения цивилизаций Древнего Востока. Неолитическое население Европы в основном произошло от населения эпохи палеолита, которое уже включало в свой состав длинно— и короткоголовые типы. Вторжение брахицефалов переносится в более отдаленное прошлое. Если орды азиатов действительно перемещались в западном направлении в течение современной геологической эпохи, то они оставили мало свидетельств своего пребывания там — в отличие от более поздних скифов, сарматов и монголов. В неолитические времена только один поток переселенцев из Азии может быть прослежен методами археологии. Он принес с собой таинственные культуры с расписной керамикой в Фессалию, Трансильванию, Болгарию и на Украину. С тем же самым этническим потоком следует связать распространение некоторых очень важных достижений в Юго-Восточной Европе, особенно внедрение земледелия и разведение домашних животных, известных ранее в Азии. Но область, занятая этими пришельцами, была ограничена теми же территориями, которые занимали пришельцы из Азии и в исторические времена; мы не нашли весомых доказательств того, что распространение новых достижений было связано с азиатами, как таковыми. Сохранившись в нескольких уголках Европы, таких как Болгария, они, кажется, исчезают, в то время как новые достижения получили широкое распространение и были восприняты другими культурами. И при этом у нас нет весомых оснований отождествлять носителей культуры расписной керамики с индоевропейцами.

В то же самое время мы постулировали тезис о вторжении в Центральную Европу группы средиземноморского населения, пришедшего туда, возможно, через Анатолию, точно так же как другие потоки евроафриканских групп населения попадали в Западную Европу через Пиренейский полуостров даже в палеолитические времена. С представителями средиземноморской расы мы связываем развитие неолитической цивилизации в долине Дуная, которому, вероятно, способствовали и контакты с азиатскими культурами. Но опять-таки у нас нет никаких оснований считать протодунайцев, которые были пришельцами в Европе, индоевропейцами.

Третий большой импульс, который затрагивал Северную и Западную Европу и некоторые пункты на побережье Черного моря в период раннего неолита, а именно мегалитическая культура, кажется, еще меньше отвечает требованиям, предъявляемым к культуре индоевропейцев. Все пришлые элементы в ней были евроафриканскими по своей сути. Ее формирование только в незначительной степени явилось следствием этнических перемещений. Идея мегалитических гробниц и связанного с ними культа мертвых была, вполне вероятно, первоначально занесена мореплавателями с южных берегов Восточного Средиземноморья, где получила распространение египетская эсхатология, если не самими египтянами. Но в колонизации побережий, надо думать, строители мегалитов большого участия не принимали; фактически переселенцев было немного, но они обучили аборигенов азам своей религии и некоторым достижениям неолита, среди которых особое место занимало приручение мелкого рогатого скота. Ни пришельцы, которые принесли с собой культ мертвых и мегалитическую погребальную архитектуру, ни евроафриканские аборигены, которые восприняли эти идеи и распространили их на территорию Испании, Франции и Британии, не могут считаться индоевропейцами. Строителями дольменов список переселенцев в Европу, которые проникли на ее территорию в течение раннего неолитического периода, можно считать исчерпанным.

Так что для крупномасштабных переселений больше не остается места, хотя изменения в составе населения в пределах самой Европы были явлением довольно частым. В эту эпоху развитого неолита вторжения из Азии не прослеживаются с полной уверенностью. Хотелось бы обратить внимание на одну группу брахицефалов, которая прибыла не из Азии, а с Пиренейского полуострова, откуда они принесли с собой культуру колоколовидных кубков в Центральную Европу. После этого культуры бронзового века развивались сами по себе, причем достаточно быстро, хотя оружие и украшения попадали из Азии в Европу, но европейские типы также попадали в Азию, как показала наша экскурсия на Кавказ.

Но если наши поиски прародины индоевропейцев пока были неудачными, тем не менее их результат нельзя считать однозначно отрицательным. Мы наблюдали за процессом возникновения новой цивилизации в Европе, мы стали свидетелями смешивания со старыми палеолитическими группами населения новых компонентов, прибывших из Азии и Африки, и оценили культуру вновь прибывших. Они не имели никакого отношения к индоевропейцам. Следовательно, если пришлые элементы сами по себе не становились индоевропейцами в Европе, это не означает, что они не могли воспринять индоевропейскую культуру после их завоевания или ассимиляции индоевропейцами.

Просмотров: 10863