Несмотря на разрушения, о которых говорилось выше, Фивы неизменно пользовались среди греков широкой известностью как великая сокровищница древнейшей египетской мудрости. Считалось, что фиванские жрецы владеют многими науками, в том числе и черной магией. Об этом очень интересно рассказывается во вступлении к одному медицинскому трактату. Его автор, некий Фессал, жил — если верить вводным словам — во времена императора Августа, следовательно, он мог помнить Клеопатру. Возможно, что это небольшое сочинение возникло несколько позднее. Впрочем, это не столь существенно. Важно другое — рассказ Фессала живо и непосредственно знакомит с тогдашними верованиями, проистекавшими из глубокого убеждения, что бог может открыть человеку нечто необычайное и даже дать ключ к чудотворству. Путь же к богу известен жрецам египетских храмов.

Но предоставим слово Фессалу.

«В Азии я тщательно изучил грамматику; я овладел ею лучше тамошних учителей. Поэтому я решил использовать свои знания. Я поплыл в город, который очаровывает и привлекает всех, — в Александрию. Денег у меня было достаточно, и я посещал лекции знаменитых философов, и все они хвалили мою страсть к учению и способности в овладении науками.

С особым старанием я занимался диалектической [68] медициной; мной овладела необыкновенная жажда проникнуть в тайны этой науки. Когда стало приближаться время возвращения на родину, я занялся поисками в библиотеках; медициной я уже овладел хорошо. Наконец мне попалась книжка, написанная фараоном Нехепсо; в ней говорилось о двадцати четырех способах лечения тела от всяких болезней при помощи камней и растений, но с учетом знаков зодиака. Величие этой мысли меня просто ошеломило. Но вскоре я обнаружил, что эту книгу следовало бы назвать обманом или плодом невежества. Сколько я ни испытывал рецепты, которые так расхваливал автор, каждый раз я терпел неудачу.

Это было для меня хуже смерти. Я был в отчаянии. Слепо поверив книге Нехепсо, я в письме к родителям похвалился знанием необыкновенных рецептов; я сообщил им также, что вернусь, когда испытаю их действие. И получилось так: в Александрии я не мог больше находиться из-за насмешек товарищей (естественно, что любое смелое начинание вызывает зависть); с другой стороны, я не спешил домой, ибо видел, что не смогу выполнить свои обещания.

В таком состоянии я отправился в путешествие по Египту, подгоняемый ранящим душу жалом. Я искал способа осуществить надежды, которые так легкомысленно стал питать в связи с трактатом фараона; в случае неудачи я готов был совершить самоубийство. Я слышал внутренний голос, который говорил мне, что я встречусь с богами. Поэтому я без устали воздевал руки к небу, смиренно прося бессмертных богов оказать мне милость — явиться во сне или наяву или послать озарение, — чтобы я мог гордиться, вернувшись в Александрию и на родину.

Наконец я прибыл в Фивы, древнейшую столицу Египта, в которой очень много храмов. Там я задержался надолго, главным образом, из-за ученых жрецов, владеющих многими науками. Время шло, и моя дружба со жрецами крепла. Однажды я осмелился обратиться к ним с вопросом — известны ли им какие-либо приемы магии. Большинство возмутилось. Но один, возбуждавший особое доверие достоинством поведения и преклонным возрастом, не обманул моих ожиданий. Он сказал, что умеет вызывать богов при помощи миски с водой.

Однажды я попросил этого жреца отправиться со [69] мной на прогулку по самой безлюдной части города. Мы дошли до рощицы, в которой царила глубокая тишина. Там я с горькими слезами кинулся на землю перед моим спутником и обхватил руками его ноги. Он с изумлением спросил, что у меня на сердце. И я ответил:

— Моя жизнь в твоих руках. Я должен говорить с богом! Если мое желание не исполнится, я убью себя!

Жрец поднял меня с земли и дружески успокоил. Он обещал выполнить мою просьбу и велел мне поститься три дня начиная с этого момента. Взволнованный до глубины души, я целовал ему руки и благодарил его; слезы струились из моих глаз. Таков закон природы — внезапная радость вызывает больше слез, чем горе.

Из-за нетерпения три дня поста показались мне тремя годами. Наконец настал срок. Я вышел из дома на рассвете и поспешил приветствовать жреца; он уже приготовил чистую комнату и все, что нужно для опыта. Я же предусмотрительно принес папирус и краски, чтобы записать то, что услышу; но сохранил это в тайне.

Жрец спросил, с кем бы я предпочел говорить: с тенью умершего человека или с богом.

— С богом Асклепием, — ответил я и добавил, что он увенчал бы свою доброту, если бы позволил мне остаться наедине с богом.

Жрец согласился, хотя был очень недоволен; это было видно по его лицу.

Затем он велел мне сесть лицом к возвышению, на котором должен был появиться бог. Силой таинственных заклинаний он вызвал Асклепия и вышел, закрыв двери на ключ. А я остался почти уничтоженный душой и телом — столь дивное я увидел зрелище. Никакими человеческими словами нельзя описать черты лица и сияние бога.

Асклепий поднял правую руку, приветствуя меня, и сказал:

— Счастливый Фессал! Сейчас бог оказывает тебе милость, а вскоре, узнав о твоей победе, люди будут чтить тебя как бога. Спрашивай, что тебе нужно. Я на все отвечу тебе от чистого сердца.

Я почти не мог говорить, ибо не владел собой, ослепленный красотой бога. Наконец я спросил:

— Почему меня постигла неудача, когда я применял рецепты царя Нехепсо? [70]

Асклепий ответил:

— Нехепсо был мудрецом. Он владел всеми тайнами магии. Но он не слышал из уст бога ни одного из тех секретов, которые я тебе открою. Благодаря прирожденной проницательности Нехепсо постиг родство камней и растений со звездами, но он не мог определить ни времени, ни мест, в которых следует собирать травы. А ведь рост и движение всех плодов зависят от влияния звезд».⁵⁰⁾

⁵⁰⁾ Парафраза текста, приведенного в Catalogue Codicum Astrologorum Graecorum, VIII, 3, 115.