Протославянские и арийские племена, вероятно, переселялись, так сказать, рядышком, будучи наиболее восточными группами всего формирующегося индоевропейского массива. «Группы людей, переносивших индоевропейский язык в новые страны либо путем завоевания, либо путем колонизации, должны были составляться, как это обыкновенно бывает, из членов различных родов, живших в разных местах и имевших вследствие этого несколько различные говоры», – так писал ученый-лингвист А. Мейе
Наскальное изображение колесницы арьев. Северная Индия
И добавлял: «Нет такого известного в настоящее время языка, древнего или нового, который мог бы быть присоединен к индоевропейской группе… С течением времени индоевропейские языки стали все менее и менее походить друг на друга; это произошло отчасти от их независимого развития, но также и от различия исторических влияний, которые они на себе испытывали».
Выявление наукой замечательного свойства языка – изменяясь, оставаться самим собой – помогает раздвинуть рамки познаваемой истории! «Свидетельства языка неоценимы и в области изучения прошлого славян», – так пишет один из «Веду» щих наших лингвистов О.Н. Трубачев. Следует добавить – не просто прошлого, а глубокого прошлого. Язык сохраняет в себе слова, зарождавшиеся на заре человеческой речи, и несет их сквозь века, как и новые формы, накапливая свой золотой фонд для всех грядущих поколений. Это – бесценное наследие минувшего, и на нем можно обнаружить отпечатки всего, что пережил народ за долгие века своего развития, всего, что он помнит, и то, что уже активно не осознает, но что существовало в далеком прошлом и сохраняется в языке. И в том числе сохраняются следы его встреч с другими этносами, повествующие иногда о неожиданных для наших современников и слабо изученных явлениях истории.
Встречи и контакты порождали общность или сходство многих понятий и соответственно слов, отражавших эти понятия, и грамматических форм, которые показывали изменяемость понятий, представлений и действий.
Языковеды, изучая эти процессы, открывают порой такие факты, в которые трудно поверить, находят древнюю близость тех народов, которые история развела в разные стороны земли. Эти народы попали в различные климатические условия, стали вести совсем разные формы хозяйства, изменилась и их внешность, и обычаи, и вера, а их языки продолжают хранить память о далеком прошлом, общие или сходные слова, некогда бывшие в их употреблении.
Иногда эту память можно выявить лишь путем тщательных и сложных научных исследований, проводя в языках буквально «археологические» раскопки, а иногда нужно только внимательно вглядываться и вслушиваться в современную живую речь, чтобы обнаружить эти сходные или даже общие слова. Тем, кто изучает чужие языки, часто просто бросается в глаза такая близость и одинаковость, причем это, конечно, не относится к поздним заимствованиям, вроде технических или медицинских терминов.
Нас здесь интересует удивительное, почти до полной неотличимости, сходство между славянскими и индоарийскими языками, как современными, так и, главное, древнейшим из них – санскритом.
Языковедами подсчитано, что наибольший процент таких близких слов приходится именно на славянские языки, а затем, так сказать, во вторую и третью очередь, – на другие европейские, тоже входящие в семью индоевропейских языков.
В иранских языках, отделявшихся, возможно, в более поздний период истории от взаимно близкой массы древнеарийских диалектов, тоже обнаруживается много общего со славянскими языками. Можно ли возводить эти схождения к самой древней эпохе общеарийских диалектов, или они являются результатом контактов с уже выделявшейся из этой общности иранской ветвью, мы не знаем. Контакты эти были тоже достаточно долгими и тесными на восточных окраинах формирующегося славянского мира, и ряд ученых связывает их с андроновцами. Уже упоминалось о том, что немало очагов этой культуры обнаруживается в области к западу от территории ее основного распространения, т. е. к юго-западу от Урала.
Скифы, которых многие ученые считают потомками ираноязычных арьев, поддерживали близкие связи со славянами. Открыто и их физическое сходство: антропологи пишут, что поляне, т. е. группы поднепровских славян, обнаруживают значительное сходство со скифами, судя по промерам костяков, найденных в соответствующих погребениях. А эти скифы по своим антропологическим особенностям восходят к местному населению эпохи бронзы – ко II тысячелетию до н. э. Это говорит о том, что скифы – прямые потомки ираноязычной ветви арьев – представляли собой часть местного славяно-арийского теснейшего соседства, имели во многом общие интересы и издревле поддерживали брачные контакты со славянами.
Это подтверждается и исследованиями нашего выдающегося лингвиста В.А. Абаева, который пришел к выводу, что: «…по количеству и весу скифо-славянские изоглоссы далеко превосходят сепаратные связи скифского с любым другим европейским языком или языковой группой».
В этой же работе говорится, что срубная культура (датируемая большинством ученых II–I тысячелетиями до н. э.) являлась «протоскифской», с которой во второй половине II тысячелетия до н. э. непосредственно соприкасалась местная праславянская культура.
О чем это говорит? Ни одна культура, т. е. сложный комплекс хозяйственных навыков, общего языка, обычаев, веропредставлений, народного искусства, не может возникнуть из ничего и за короткий срок. Значит, и та культура, которую именуют праславянской, складывалась в течение тысячелетий.
Для нас не менее важно и указание археолога А.И. Тереножкина, что к западу от Днепра в I тысячелетии до н. э. селились земледельцы, которых греческие авторы именовали скифами-пахарями, не будучи в силах отличить скотоводов-скифов от родственных им земледельцев-славян. Культура пахарей-славян часто называется в книгах скифообразной славянской культурой. Этот ученый относит уже сложившуюся славянскую культуру к началу I тысячелетия до н. э.
Не только по его убеждению, но и по мнению других ученых, на время вычленения славянской общности указывает обнаруженная археологами среднеднепровская культура. Во II тысячелетии до н. э. завершался отход арьев на восток: индоязычная ветвь, путь которой, занявший не одно тысячелетие, пролегал по Восточной Европе и Южному Приуралью на Индию, прошла, видимо, раньше, ираноязычная же ушла у Ирану позже, но потомки арьев – скифы – оставались на землях Северного Причерноморья до первых веков н. э. Как мы видим, некоторые их группы были неотличимы от славян до такой степени, что греки их путали.
Одним из самых выдающихся научных открытий последних десятилетий было доказательное утверждение лингвиста О.Н. Трубачева о том, что индоиранцы (арьи) заселяли вплоть до середины II тыс. до н. э. обширные области северночерноморского побережья, Восточное Приазовье и, главное, весь полуостров Крым. Эти земли до наших дней сохранили множество индоязычных названий мест (топонимов) и водных источников (гидронимов), несмотря на то, что в течение многих последующих веков эти названия вытеснялись иранскими, скифскими или греческими, а затем переводились и на русский и тюркский языки (следует сказать, что благодаря этим переводам сохранялся смысл многих древнейших наименований).
В своей поразившей современников книге автор доказывает, что наиболее древний пласт населения Крыма – тавры, о которых Геродот писал, что они не были скифами.
О.Н. Трубачев доказал, что и синды Восточного Причерноморья, и их соседи, а возможно, и соплеменники меоты были индоязычны, а родственными им по языку были крымские тавры.
В этой работе автор приводит список из 150 названий местных топонимов и гидронимов, безошибочно связывая основную их часть с древнеиндийским языком, и пишет: «Индоарийско-иранские отношения Северного Причерноморья еще предстоит изучать. Индоарийская принадлежность языка определенного слоя северопонтийского населения положительно свидетельствует о прежнем пребывании праиндийцев в этих краях. Значительная их часть осталась и была перекрыта близкородственными иранцами (скифами, сарматами)…»
Мы имеем основания полагать, что эта оставшаяся часть смешивалась и с теми группами предков славян (которых мы позволяем себе называть авангардными волнами продвигавшихся с севера племен), которые, видимо, появились на землях Юго-Восточной Европы вместе с арьями, пришедшими сюда по близким или одинаковым с ними путям. (Причем здесь речь может идти именно об индоязычной ветви арьев, что и подтверждается работами О.Н. Трубачева.) Все более очевидным делается тот факт, что древнейшая индоиранская (арийская) общность разделилась на две ветви все же на севере и эти ветви в основной своей массе «обтекали» Урал с двух сторон, и, в частности, индоязычная ветвь двигалась по территории Восточной Европы в направлении Черного моря. Эти арьи, видимо, раньше славян пришли на море, заселили его берег, Крым, Прикубанье и Приазовье, где обнаружены учеными многочисленные следы их пребывания.
О.Н. Трубачев приводит цитату из труда русского историка И. Штриттера (СПб., 1771): «Не бесполезно также и для любителей российской истории знать похождение того народа, который в древние времена имел жительство в соседстве, или паче в пределах России, хотя бы после того и совсем в другую часть света он переселился». (Нравоучительность высказывания этого пытливого мыслителя, жившего за 200 лет до наших дней, разъяснять, мы полагаем, не требуется.)
Автор подчеркивает, что давно устарела мысль об отсутствии связей древних славян с античным миром, как и «об отсутствии самих славян в античном Северном Причерноморье». Более того, он считает, что «названные связи, по крайней мере отчасти, относятся к индоарийскому компоненту северопонтийского населения. Наши наблюдения над реликтами этого рода касаются: 1) этнонимов, 2) культурной лексики и 3) сведений о берегах Черного моря».
Интереснейшие соображения О.Н. Трубачева относятся к вечно живому и вечно спорному названию «Русь». Он пишет: «Сознавая всю ответственность шага, мы хотели бы коснуться здесь некоторых новых возможных аспектов происхождения этнического названия Русь в ряду рассматриваемых проблем». Автор напоминает о том, что этой проблеме посвящена уже обширная литература и что доминирующее место занимает теория о скандинавском происхождении термина «Русь», хотя многие сторонники этой теории многократно подчеркивают, что все же он постоянно встречается именно на юге, в Причерноморье и Приазовье, и признают факт «существования азовско-черноморской Руси и раннего освоения восточными славянами Приазовья».
Автор приводит ряд примеров из греческих и иранских источников и указывает на местные топонимы, в которых содержится как составной элемент слово «россо» (как в непосредственной, так и измененной форме), означающее «белый, светлый», сопоставляя его с древнеиндийским словом «рукша» – «белый, светлый». Он усматривает в таких старых названиях в Крыму, как Россо Тар, Россатар, переводимых как «Светлый (Белый) берег», аналогию с русским названием низовьев Днепра – Белобережье. Многие древние названия в описываемых областях несут в себе частицу «светлый» в более поздних формах, в частности, в форме «ак» в переводах на тюркские (татарские) диалекты, так что, видно, такие топонимы еще будут открыты исследователями.
Не будем здесь углубляться в дальнейшие доказательства родства славян со скифами – для цели данной работы сказано об этом уже достаточно. Здесь нам следует уделить внимание пластам славянского языка, в том числе древнейшим его пластам, восходящим, по всей видимости, к периоду до разделения далеких предков арьев на две ветви, то есть к изначально возможной (хотя, по нашему убеждению, вероятной) эпохе близости (или единства?) индоираноязычных прапредков арьев с прапредками славян на далеком нашем севере.
Историю славян пытались в течение довольно долгого периода описывать некоторые западные ученые, не владевшие славянскими языками и не имевшие четких представлений о славянской культуре, что привело к тому, что Гегель, например, назвал славян «неисторическим народом». Историк Сергей Лесной задает в своей книге «Откуда ты, Русь?» правомерный вопрос: «А кому же придет в голову писать историю неисторического народа?» Поэтому русский ученый Н.П. Загоскин в конце XIX в. так энергично восстал против господствовавшей в науке теории о норманнском происхождении русских, что четко написал: «Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманнской школы было господствующим, и авторитет корифеев ее – Шлёцера – со стороны немецких ученых, Карамзина – со стороны русских писателей представлялось настолько подавляющим, что поднимать голос против этого учения считалось дерзостью, признаком невежественности и отсутствия эрудиции, объявлялось почти святотатством» («История права русского народа», 1899).
С. Лесной пишет: «Огромная площадь Европы, занятая славянами к моменту появления их на страницах писаной истории, является неопровержимым доказательством их древности… образование славян, несомненно, уходит в глубину тысячелетий».
Остановимся на некоторых примерах сходства слов, договорившись сразу, что это будут русские слова, взятые к тому же, так сказать, с поверхности современного языка без углубления в исторические его формы.
Это-то как раз и поражает – разница во времени, прошедшем с эпохи последнего расставания славянских и арийских племен, составляет около 4 тысячелетий, а оба языка хранят в себе близкие и общие слова и формы, возникшие еще в незапамятные времена, но легко воспринимаемые на слух и во многом понимаемые даже неспециалистами, как славянами, так и индийцами.
Автору этой книги довелось услышать слова индийца, профессора Д.П. Шастри: «Вы все здесь разговариваете на какой-то древней форме санскрита, и мне многое понятно без перевода» и что «схожи не только синтаксис и порядок слов, сама выразительность и дух сохранены в этих языках в неизменненом начальном виде».
Надо сказать, что «предок» арийских языков, санскрит, продолжает в Индии играть роль «языка индийской культуры» – его изучают в колледжах и многих школах, на нем проводят диспуты, издают книги и даже газеты и журналы. К нему восходят 60–80 % слов ряда современных языков Индии. По конституции Индии он признается одним из официальных языков страны.
Предметом особого интереса являются те слова, которые зарождались в древнейший период формирования семьи и рода. К их числу в разбираемых здесь языках относится ряд сохранившихся доныне терминов родства, что и приведем как первый ряд примеров:
матерь матрь
брат бхратар
праматерь праматрь
братство бхратрьтва
сын суну, суна
деверь деврь
сноха снуша
зять джата
свояк свака
свойство джати
тата, тятя тата
жена сватва
шурин швашурья
отец, покровитель джани, папу
старший родич дада
(В санскритском словаре есть буква, означающая звук, именуемый полугласным «р». В работах на европейских языках его транскрибируют как «ри», и это заимствовали наши исследователи. Поскольку в русской азбуке есть мягкий знак, то мы здесь, в виде опыта, предлагаем более точную передачу указанного звука через «рь».)
Букву «дж» в Индии произносят и как «з», обозначая этот звук точкой под буквой. Славянскому «з» соответствует в санскрите и звук «h». В русской транскрипции обычно – «х»: хима – зима. Этот звук следует произносить как «h» (и в отдельном положении в слове и в сочетании с предшествующим согласным в качестве придыхательного звука: напр., слово «убха» должно читаться как «yбha», слово «стха» как «стhа», т. е. произносить этот звук «х» как украинское «г» (после звонких согласных) или как «х» (после глухих).
К древним формам относятся и местоимения, от которых в санскрите и славянском образуется много сходных производных слов:
самый сама
тот самый татсама
свой сва
твой тва
Вспомним и о том, что числительные тоже вошли в речь в очень давние времена, так как счет был необходим людям при самых даже примитивных формах хозяйства. Немало общего мы увидим и в этих формах слов:
первый пурва (т. е. древний, начальный)
два, две, двое два, дви, двая
тройка трика
четвертый чатуртха
Если же взглянуть на глаголы, их корни и формы, произведенные от них, то здесь обнаружится великое множество близких и общих форм, потому что глаголом, как известно, обозначается действие или состояние, а эти категории существовали с момента зарождения человечества и издревле нашли свое выражение в языке.
Интересно то, что приставки как в славянских языках, так и в санскрите тоже отличаются взаимным подобием и сообщают глаголу одинаковые по смыслу новые значения. Остановимся лишь на немногих иллюстрациях этого: переплыть – пераплу, проплыть – праплу, прознать – праджна, передать – парада, ниспадать – нишпад, налепить – анулип, отчатить – утчал, полюбить – упалубх, отпадать – утпад, противостоять – пратистха и др. Аналогичную роль играют и суффиксы, придающие словам новое и, опять же, аналогичное значение. Возьмем для примера такие суффиксы, как – к-, -т-, -н-, -тель-(в санскрите – тар): чашка – чашака, носик – насика, открытый – уткрита, отдание – утдана, раненный – вранин, (по) датель – датар, отец (питатель) – питар и т. п.
Не менее наглядны, а главное, очень многочисленны, примеры из имен существительных, т. е. слов, обозначающих предметы, явления природы, ощущения и пр. Эти слова обозначают все, с чем человек соприкасается в окружающей его действительности, определяют его реакции на мир, на себя и себе подобных, на предметы и их качества. Если бы был составлен полный русско-санскритский словарь (а это, несомненно, должно быть сделано, и чем скорее, тем лучше), то мы увидели бы, какое большое место занимают в обоих языках сходные слова именно этого разряда. Хочется напомнить читателю, что русскому «с» в санскрите часто соответствует «ш»; «л» чередуется с «р», «е» в транскрипции произносится как «э»):
крестьянин крышик гать, путь гати
дева дэви
шея (загривок) грива
небо набха
небеса набхаса
дверь двар
тьма тама (с)
роса, сок раса
простор прастара
Для русского и санскрита характерно сходство процесса, называемого именным отглагольным словообразованием. Например, следует уделить внимание тому обширному кругу слов в русском и санскрите, который сложился на основе глагола «пи, па» и соотносится с его исходным смыслом, с той глубочайшей древностью, когда он обозначал два представления – о питье и о пище, то есть определял весь процесс поглощения человеком и жидких и густых продуктов, да и сам процесс такого поглощения, то есть питание:
Русск. Санскр.
пить, питье пи
напиток; питание питу
питатель; отец; небо питар
(было) пито пита
пьющий пити
пивший питва
вода, напиток пива
жир пивас
полный; сильный пиван
Если же углубляться в научный лингвистический анализ, предполагающий и прослеживающий исторические изменения в строении и звучании слов, то найдется многое, что не сохраняется «на поверхности» языка, но таится в его глубинах. Многое сохранено в поговорках, неосознаваемых словосочетаниях и т. п. Мы все употребляем выражение «трын-трава», не подозревая даже, что «трьна» в санскрите как раз и значит трава. Или говорим детям «бука придет, тебя забодает», а слово «букка» в санскрите означает «коза». Мы знаем слова «куток», «закуток», но не знаем, что в санскрите слово «куга» имеет это же самое значение. Равным образом слово «сарпа» – «змея» сохранилось в форме «сапа» (тихой сапой), а слово «карна» – ухо – в форме «карнаухий», восклицание «эва!» («вот же!») так и будет в санскрите: «эва!»; «ну» («сейчас», «скорее») будет также «ну».
В новоиндийских языках сохранились некоторые слова, восходящие к древнейшим арийским диалектам, как, например, на языке маратхи «рабад» значит «работа», а на языке хинди глагол «рабна» означает «удобрение поля золой», что, видимо, восходит к процессу выжигания леса под поля (буквально: «вырабатывать поле»). На хинди же слово «баян» означает «повествование». К сожалению, все это не прослежено еще наукой, не выявлено – слишком недавно стали уделять этому внимание.
В заключение следует упомянуть и о возможности сопоставления имен прилагательных, предлогов, наречий и частиц. Дадим их здесь, не разделяя на столбики: веющий – ветра, юный – юна, новый – нава, дурной – дур, сухой – сукха, другой – друха (интересно, что это слово на санскрите означает «враг», а на славянских языках – «друг»), светлый – швета, бодрый – бхадра, нагой – нага, дерево, деревянный – дравья, дара-ва, когда – када, тогда – тада, всегда – сада, куда – кутах, приятно – прия, нет – нед, против – прати и др.