Таким образом, можно видеть, что утрата этносом пассионарности – процесс необратимый, но постепенный. Дети героев, хотя и не все одновременно, превращаются в капризных мальчишек и тупых эгоистов, не умеющих отличить приятное от необходимого.
   Что остается от периода обскурации? Остаются реликты – отдельные остатки. Вот таким реликтом, например, были предки румын. Таким реликтом были баски, которые уцелели от доримского периода в своих горах, где их просто не сочли достойными завоевания. Считалось, что Баскония подчиняется Риму, но никто не устанавливал там никаких порядков.
   После того как иллирийские легионы сказали свое слово, остались их потомки, менее пассионарные. Они уцелели в Албании и довольно долго там жили, причем уже не производя никаких великих пертурбаций в окружающем мире. Когда в той же Албании или Басконии появлялся какой-нибудь пассионарный юноша, то ему дома делать было нечего, и баск шел наниматься на службу к французскому или испанскому королю, а албанец – или в республику Венеция, или в Константинополь, кто бы там ни сидел – христианский или мусульманский монарх, все равно. Он шел наниматься в войска, он шел заниматься торговлей, организовывал разбойничью банду. А те, кто оставались, составляли реликтовые этносы, этносы, которые переходили в состояние гомеостаза.
   Так вот, поставим сейчас вопрос: а что же такое этнический гомеостаз? Одно время считалось общепризнанным, что гомеостатические этносы – это просто отсталые племена. Их считали примитивными, неполноценными. Думаю, что эта точка зрения абсолютно неприемлема для нас, потому что она отражает устарелые и уже отброшенные во всем мире концепции расизма. А почему им, собственно, было отставать в развитии, чем они хуже нас? Они не хуже нисколько, они к своим условиям применились и адаптировались точно так же, как мы применились к своим. Разве у нас все такие энергичные, все такие пассионарные, все такие творческие? Слава богу, нет. Потому что если бы все занимались искусством, наукой и политикой, то для кого нужно было бы писать книги, рисовать картины, строить дома? Должен же быть и потребитель, который сделает что-то другое.
   Среди так называемых цивилизованных народов (англичан, французов, русских, китайцев, да каких угодно) имеется достаточное количество людей того типа, который мы считаем характерным для гомеостаза. Весь фокус в том, что при гомеостазе этот тип гармоничного человека является преобладающим, что пассионарные особи не уживаются в таких этносах, которые иногда образуют очень примитивные общественные формы, иногда наследуют от прошедшей истории сложные. Иными словами, все эти реликтовые народы – это не начальные, а конечные фазы этногенеза, этносы, растерявшие свой пассионарный фонд и поэтому существующие в относительно благополучном состоянии.
   Изменяется ли императив поведения при переходе в гомеостаз? Да, меняется.
   В страшную эпоху обскурации, как мы уже говорили, императивом поведения был лозунг: «Будь таким, как мы, простые легионеры. Не выпендривайся! Императором мы тебя поставим за то, что ты хороший парень, а не за твои заслуги, и будем держать тебя, пока сами захотим. А если ты хочешь совершить какие-то подвиги, которых мы не хотим, мы тебя убьем. А если ты захочешь изучать какие-то науки, которые нам не под силу, так мы тебя убьем. И если ты хочешь составлять богатства и украшать город, чего мы не можем делать, так мы тебя убьем».
   Заметим, что, убивая своих предводителей, носители этой фазы обрекают на гибель и себя, потому что они становятся жертвой любых, даже относительно очень слабых соседей. Их уносит поток природного этногенеза, и остающиеся тихие люди, которые были никому не заметны, воздвигают новый, и последний, императив коллектива к личности: «Будь сам собой доволен. Живи и не мешай другим, соблюдай все законы, и мы тебя вообще не тронем». В гомеостатическом обществе жить можно, жить легко. Это, можно сказать, возвращение утраченного рая, которого никогда не было. Но кто из нас согласился бы променять полную тревог и треволнений творческую жизнь на спокойное прозябание в таком гомеостатическом коллективе? От скуки помрешь!
   Это прекрасно описано у такого бытописателя, как А.Н. Островский. Он описывает, что попал в гомеостаз актер Счастливцев. «Все, – говорит, – хорошо, тетушка у меня есть, всегда меня накормит, говоря: „Кушай, ты, души своей погубитель“, водочки даст: „Выпей, души своей погубитель“, „Погуляй, души своей погубитель“. „Я, – говорит, – погуляю по садику, водочки выпью, закушу, лягу в светелке наверху. Яблони цветут, дух легкий, птички поют, а мысль – тук-тук-тук: а не повеситься ли мне?“ И пошел этот бедняга Счастливцев, как всем известно, опять в бродячие актеры.
   Мы знаем на пространствах Ойкумены большое количество реликтовых этносов, которые потеряли способность к саморазвитию, у которых процесс этногенеза закончился. Их очень много и в тропической Америке, и в Южной Индии, встречаются они и в Африке, есть они и в Индонезии, на Малакке, они весьма неактивны и живут спокойно. Прирост населения они регламентируют, чтобы не превышать определенной численности, так как знают, что увеличение численности населения ведет к оскудению района. Они поддерживают баланс в отношениях своего племени с природой – это то, о чем мечтают все цивилизованные государства мира.
   У папуасов, например, существовал обычай, согласно которому каждый юноша, желающий иметь ребенка, должен убить человека соседнего племени, принести его голову, но при этом узнать его имя, потому что количество имен строго лимитировалось, и только тогда ему давали право на то, чтобы он завел ребенка. В противном случае не разрешалось.
   Индейцы в Северной Америке вели меж собой жесточайшие межплеменные войны, которые, с точки зрения европейцев, были бессмысленны: земли много, бизонов полно, почему же тогда сиу убивают, например, черноногих, а те, в свою очередь, убивают дакотов, шаены убивают команчей, команчи убивают шаенов. Зачем? А потому что индейцы Северной Америки великолепно знали, что дары природы не беспредельны, они могут прокормить без ущерба для воспроизводства (нормального, природного) лишь определенное количество людей. Если ты хочешь иметь ребенка, пойди убей соседа и, когда освободится место, заводи ребенка. В противном случае это не разрешалось.
   Правда, в Америке не было таких ограничений, как в Новой Гвинее у папуасов. Им этого не требовалось, потому что у них эти войны были постоянно и можно было принести скальп человека из соседнего племени или убить серого медведя гризли – это считалось равноценным, после чего юноша мог стать отцом семейства. Благодаря этому индейцам удавалось поддерживать природу Америки в равновесном состоянии вплоть до того момента, когда туда пришли белые, которые ее деформировали, ибо стремились не к гармонии с природой, а к получению прибылей.