К концу жизни Гораций вместе с Вергилием сделался самым популярным и авторитетным поэтом в Риме. Его младший современник Овидий в пору ссылки в «Скорбных элегиях» вспоминал о нем как об одном из духовных учителей:

 

Слух мне однажды пленил на размеры щедрый Гораций —

Звон авзонийской струны, строй безупречный стихов…

 

   ГОРАЦИЙ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ. Гораций был известен в средние века; широкая же всеевропейская слава началась с эпохи Возрождения. Огромный интерес питали к нему итальянские гуманисты. Петрарка признавался, сколь сильное воздействие оказал на него автор «Послания к Писонам».

   Велико влияние Горация на Пьера Ронсара (1524–1585), великого французского поэта, главы «Плеяды». Оно сказалось в «горацианских одах» Ронсара, одушевленных мыслью французского поэта о торжестве человеческого духа над силой времени. Близка Ронсару и горацианская тема бессмертия, даруемого поэзией. Звучит в его стихах в духе Горация игриво-чувственное прославление любви. Один из теоретиков «Плеяды» Иоахим дю Белле называл Горация среди тех, чья поэзия может благотворно обогатить французский язык.

   Эстетика Горация сыграла свою неоспоримую роль в формировании европейского классицизма. Особенно популярен был Гораций во Франции, где на него ориентировались Малерб, Ренье, но особенно Буало, автор знаменитого трактата «Поэтическое искусство» (1674). «Послание к Писонам» лаже в большей мере, чем «Поэтика» Аристотеля, послужило базой для теоретических положений Буало, носивших отчетливо выраженный нормативный характер. В эпоху классицизма в разных странах Гораций был эталоном поэта, мастера формы, отточенной и законченной, теоретика искусства, серьезного и совершенного. Гердер издал «Письма о чтении Горация». По мотивам «Послания к Писонам» написана дидактическая поэма Байрона «На тему из Горация» (1811).



   РУССКИЙ КЛАССИЦИЗМ И ГОРАЦИЙ. Русский классицизм XVIII в. был временем, когда в России началось интенсивное знакомство с Горацием. «Послание к Писонам» было переведено в 1752 г. В. К. Тредиаковским. А. Д. Кантемир не только переводил Послания Горация (1744), но и подражал им:

 

Что дал Гораций, занял у француза.

О, сколь собою бедна моя муза.

 

   Переводами и переложениями из Горация занимались также А. Ф. Мерзляков, И. Барков, В. В. Капнист, А.П. Сумароков. Они дали первые образцы «русского Горация»; позднее в XIX–XX вв. появились более совершенные переводы. Их авторы – цвет русской поэзии (Державин, Пушкин, А. Фет, А. Майков, Тютчев, Брюсов, Пастернак).

   Многие произведения многократно переводились: «Памятник» – 18 раз; «Наука поэзии» («Послание к Писонам») – 10; «Ода к Кораблю» (14-я ода 1-й книги) – 12; и т. д.



   СТИХОТВОРЕНИЕ ГОРАЦИЯ «ПАМЯТНИК». ЕГО ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕЛОЖЕНИЯ НА РУССКИЙ ЯЗЫК. Заметное место в лирике Горация занимает тема смерти. Мысль о ней не покидает поэта. Горацию присуще постоянное ощущение бренности бытия, преходящего характера земных забот и треволнений. Перед лицом небытия все тленно: богатство, знатность, роскошь, земные переживания. Любой человек, даже всевластный властитель, беззащитен перед смертью. И все же есть то, что способно одолеть время, даже само небытие, даровать человеку бессмертие. Это – его творчество.

   Такова тема знаменитого стихотворения «Памятник», 30-й оды 3-й книги (Ad Melpomenen). Ода построена как обращение к Мельпомене, музе поэзии и песни. Иногда оду называют по первой строке: «Памятник я воздвиг меди нетленнее». Конечно, данная тема – «вечная», традиционная: на протяжении истории мировой литературы она разрабатывалась многократно. Гораций стоит у ее истоков. Обратясь к этой теме, поэт нашел счастливое сравнение поэзии с памятником, тем, что и нетленнее меди, и выше царственных пирамид. Этот памятник способен устоять и перед едкостью дождя, и перед бегом времени. Ему не страшна Либетина, богиня похорон. И этот памятник доставит ему вечную посмертную славу.

   В стихотворениях-завещаниях поэты определяют смысл своего творчества. Свою главную заслугу Гораций видит в том, что он «первым преклонил песни эольские к италийским ладам» (Princeps Aeolium carmen ad Italos). Эолией называется область в Малой Азии, рядом с которой находится остров Лесбос, тот самый, где жили и творили Алкей и Сапфо; к наследию последней еще до Горация обращался Катулл.

   Стихотворение «Памятник» – одна из жемчужин мировой поэзии, произведение хрестоматийное.

   «Памятник» Горация не просто вызывал пристальный интерес в России; он органично вошел в историю нашей литературы.

   Вот первые строки горациевского шедевра в подлиннике:

 

Excgi monumentum аеге perennius

Regalique situ piramidum altius,

Quod non imber edax, non Aquilo impotens

Possit diruere aut innumerabilis

Annorum series et fuga temporum.

 

   Первый русский перевод Горация сделан М. В. Ломоносовым еще в конце 1740-х годов; он был включен в его книгу «Краткое руководство по красноречию» (1748). Этот перевод, открывающийся строчкой: «Я знак бессмертия себе воздвигнул», по мнению П. Н. Беркова, имеет «автобиографический смысл», ибо его автор сумел «внесть на свою родину новое, до того неизвестное стихотворение».

   Перевод Г. П. Державина (1795) может быть скорее отнесен к вольному подражанию или переделке. Вот как переведена им вторая строфа:

 

Так! – весь я не умру, но часть меня большая,

От плена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь славянов род вселенна будет чтить.

 

   По словам Белинского, «Державин выразил мысль Горация в такой оригинальной форме, так хорошо применил ее к себе, что часть этой мысли так же принадлежит ему, как и Горацию».

   Существует около двух десятков русских переводов «Памятника». Приведем варианты первой строки стихотворения: «Крепче меди себе я создал памятник» (А. Х. Востоков); «Я памятник себе воздвигнул долговечный» (В. В. Капнист); «Я памятник воздвиг огромный и чудесный» (К. Н. Батюшков); «Вековечней воздвиг меди я памятник» (В. Я. Брюсов); «Создан памятник мной. Он вековечнее (Д. П. Семенов-Тян-Шанский); «Создал памятник я меди победнее» (Я. Э. Голосовкер); «Создал памятник я, бронзы литой прочней» (С. В. Шервинский) и др. Некоторые поэты печатали по несколько вариантов перевода.



   ПУШКИН И ГОРАЦИЙ: ДВА «ПАМЯТНИКА». Увлекательная тема, связанная с воссозданием текста Горация у Пушкина в его знаменитом стихотворении «Я памятник себе воздвиг…», вдохновенном и поэтичном завещании, принципиально значимом для понимания творческого пути нашего гения. Характер и смысл этого произведения многократно интерпретировался российскими пушкинистами.

   И здесь заслуживает внимания блестящая работа выдающегося литературоведа академика М. П. Алексеева «Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг…» (1967). Поэтическому шедевру всего в 16 строк ученый посвятил насыщенную огромным аналитическим и фактическим материалом монографию в 272 страницы! Это стихотворение столь же важно для понимания Пушкина, как и его своеобразный исторический прототип, 30-я ода Горация, для понимания всего наследия римского поэта.

   Смысл своей концепции М. П. Алексеев формулирует следующим образом. Долгое время стихотворение Пушкина трактовалось как подражание Державину и его источнику – оде Горация. Этому давал повод и сам Пушкин, вынося в эпиграф из Горация «Exegi monumentum». Но это молчаливое следование Державину и ссылка на Горация, по мысли М. П. Алексеева, «были лишь подобием музыкального ключа в нотной рукописи – знаком выбора поэтической тональности в собственной поэтической разработке темы, а частично маскировкой слишком большой самостоятельности этой трактовки. Комментаторы делали, однако, упор на подражательности стихотворения и ослабляли этим значение заключающихся в нем глубоко личных сокровенных признаний поэта». В книге М. П. Алексеева немало тонких наблюдений, раскрывающих генезис идей этого стихотворения, как бы «интегрированного» в общий контекст творчества Пушкина.

   В пушкинском шедевре – блеск, экспрессия, глубоко личная интонация, иногда скрытая полемика с Горацием. И, конечно же, свободолюбивый пафос, отсутствовавший у Горация.

 

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые в нем лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

 

   В одной из первоначальных редакций Пушкин выражает свою позицию с еще большей определенностью:

 

Что вслед Радищеву восславил я свободу

И милосердие воспел.

 

   Гораций привлекал Пушкина на протяжении всего его творчества, начиная с ранних лицейских стихов. Имя римского поэта встречается у него даже чаще имени Овидия, судьба которого, как будет показано ниже, была ему особенно близка. В стихотворении «Городок» (1815) Гораций назван в числе любимых поэтов:

 

Питомцы юных граций —

С Державиным потом

Чувствительный Гораций

Является вдвоем.

 

   Созданию «Памятника» предшествует, что не случайно, работа над переводами из Горация, который, безусловно, импонировал Пушкину своим «литым», классически широким стихом. Пушкину нравилась «горацианская сатира, тонкая, легкая, веселая». Правда, переводы Пушкина носили во многом вольный характер. Пушкин выбрал удобный для себя размер; в частности, в оде «К Меценату» (1833) (1-я ода 1-й книги) это был четырехстопный ямб («Царей потомок Меценат»). В 1835 г. он делает другой свободный перевод 7-й оды 2-й книги («К Помпею Вару»). Ода обращена к товарищу Горация, вернувшемуся в Рим после амнистии. У Пушкина финал оды звучит так:

 

И ныне в Рим ты возвратился,

В мой домик, темный и простой.

Садись под сень моих пенатов.

Давайте чаши. Не жалей

Ни вин моих, ни ароматов —

Венки готовы, Мальчик! лей.

Теперь некстати воздержанье;

Как дикий скиф, хочу я пить.

Я с другом праздную свиданье,

Я рад рассудок утопить.

 

   ТЕНДЕНЦИОЗНЫЕ ОЦЕНКИ ГОРАЦИЯ. Хотя имя Горация было окружено уважением, прежде всего у поэтов, критики революционно-демократического направления, исходя из своего видения задач русской литературы как силы оппозиционной официальной государственности, подвергали нападкам идеологическую позицию этого классика римской литературы. Если Пушкин называл его «Августовым льстецом», то Чернышевский нападал на него как на предтечу столь антипатичного ему «чистого искусства». Он даже сравнивал его с грибоедовским Молчал иным, исповедовавшим известную формулу: «умеренность и аккуратность». Не менее резко отзывался и Добролюбов в статье «Сатиры Квинта Горация Флакка», рецензируя переводы М. Дмитриева. Он усмотрел в его стихах «придуманные, сочиненные чувства и положения», «риторические описания», «гнилые сентенции». «Что господствует в оде Горация?» – задавал вопрос критик. И отвечал безапелляционно: «Риторика и лесть».

   Эти оценки – пример тенденциозного, узкого и, в сущности, антиисторического подхода.

   Во второй половине XIX, в XX веке Гораций продолжал активно изучаться и переводиться. В 1936 г. вышло его полное собрание сочинений, переизданное в 1993 г. Среди его поклонников был Иосиф Бродский. Как когда-то Петрарка, писавший письма давно умершим, но столь духовно близким ему римским авторам, Бродский вступает в воображаемый разговор с автором «Памятника», разговор доверительный и откровенный. Он так и называется: «Письмо к Горацию». Для Бродского Гораций – вечный спутник поэтов: «в течение двух тысячелетий практически все, включая романтиков, столь охотно включали тебя в свои объятья». Гораций – одна из ярчайших граней «золотого века» римской поэзии, который стал «предметом неотступной любви» Бродского. Во всяком случае, тема «Бродский и римская поэзия» – правомерна, перспективна и заслуживает специального изучения.